СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ

Афродита

 

Я помню как сейчас, как было дело:

старинное грузинское село;

кафешка под названьем "Сакартвело"

(ах, сколько ж долгих лет с тех пор прошло!)…

 

Мы пили из гранёного стакана

дешёвое грузинское вино –

мы были веселы, совсем не пьяны

(как это было всё-таки давно!)…

 

И свежестью с окрестных гор тянуло,

дышало море ласковой волной.

Ты на песке на берегу уснула,

а я же на гармонике губной

 

тихонько колыбельную-lulla'by

играл под чаек вездесущих крик.

Вечерний бриз нас гладил нежной лапой,

по морю плыл куда-то белый бриг.

 

И ты проснулась: – А пошли купаться?

Мы окунулись в ропщущий прибой

и стали, как шальные, целоваться.

И ты кричала: – Ах, ты мой ковбой!..

 

Сверкало море, и луна блестела,

инициалы на песке ногой,

смеясь, чертила ты…

Белело тело...

Запомнил навсегда тебя нагой…

 

… Мой старый дом, бесчувственно-усталый.

Пустая ночь, дрожащий свет свечи.

Декабрь, и снег немного запоздалый,

и холод от нетопленой печи.

 

В окно стучит кленовой веткой ветер,

и надоедливо звенит стекло.

И снова канул в Лету долгий вечер,

но время сна ещё не подошло.

 

К оконному стеклу прильнув поближе,

я в полной темноте увидеть смог

(давно уже живущую в Париже)

девчонку в пене с головы до ног...

 

 

Сон о Ней

 

В пространстве между царских елей,

где сумрак дружит с тишиной,

где спят косматые кудели

засохших трав в полдневный зной,

я вижу образ незнакомый,

но так похожий на Неё…

 

Тот облик зыбко-невесомый

меня приводит в забытьё...

 

Порывистый и ярко-страстный,

приходит сон издалека,

не эротично-гривуазный,

ну, может быть, чуть-чуть, слегка…

 

Он, как сеанс иллюзиона;

сюжетом в нём восторг любви.

В нём шёпот тихий и влюблённый:

– Чего ты ждёшь?

Ну, позови!

 

Скрываясь в кронах тёмных елей,

уходит в параллельный мир

мой сон о Ней…

И я жалею,

что без Неё я гол и сир…

 

 

Она

 

Она всегда ходила в шляпке.

Перчатки длинные, по локоть.

Взгляд осторожный, зыбкий, зябкий…

И вид такой: прошу не трогать.

 

Она всегда одна сидела

в углу, задумавшись глубоко.

Печеньем сдержанно хрустела

до окончанья файв-о-клока.

 

К ней гости робко подходили

и познакомиться пытались,

но на отказ (в изящном стиле)

все неизменно натыкались.

 

Непроницаемая тайна

под шляпкой модною таилась.

И, словно музыка Бернстайна,

увы, мне так и не открылась.

 

И не со мной, конечно, встречи

она ждала, тоску лелея.

И уходила каждый вечер

одна по липовой аллее.

 

А мне что?

Что мне оставалось?

Писать стихи унылой ночью?

О том, как с кем-то целовалась

она?

И рвать бумагу в клочья?

 

И я решил порвать всё разом!

На приглашенья в файф-о-клоке

принять участие отказом

стал отвечать...

 

И эти строки,

что только что вы прочитали

о незнакомке в шляпке чёрной,

прекраснейшей, но безнадзорной,

затронут душу вам?..

Едва ли…

 

 

Спящая красавица

 

Всю ночь гроза.

При жгучем свете молний

напитывалась влагою земля.

И спальню пряным запахом наполнив,

качались за окошком тополя.

 

Горел ночник скупым неярким светом;

воздушно-невесомая, как пух,

спала привольная, как птица, Света,

и у меня захватывало дух…

 

Свирепая гроза не помешала

ей видеть обольстительные сны.

Улыбка на устах её дрожала,

ресницы сверхъестественной длины

глаза жемчужно-серые прикрыли,

капризный локон занавесил лоб...

 

Воспоминанья душу мне томили –

я ощутил и трепет, и озноб…

 

Казалось, сердце в нежности утонет.

И пусть желанье мне не по зубам –

мне так хотелось взять Её в ладони

и, как пушинку, поднести к губам.