О ЖИЗНИ И СМЕРТИ
СЛУЧИЛАСЬ БЕДА
Вчера я узнал, что случилась беда
с читателем, ранее мне не известным.
И я бы о нём и не знал никогда,
но вдруг он ушёл, и мне жаль, если честно…
Ещё я узнал, что ко мне заходил
он часто – читатель мой скромный и верный.
Инкогнито он по страницам бродил,
читал, восхищался, ругался, наверно?
Ушёл мой читатель…
Я тоже уйду
дорогой безрельсовой, солнцем палимый.
Рукою махну я на дружбу-вражду,
исчезну бесследно, хвалимый-хулимый.
И кто-нибудь скажет, грустя над портретом:
– Простимся, друзья, с неизвестным поэтом!
ПРОЩАНЬЯ ЧАС
Обит парчой-глазетом гроб,
слезами горькими облит.
Одета в голубой салоп,
красавица в цветах лежит.
Венец на потемневшем лбу,
улыбка Моны на лице.
Кляня несчастную судьбу,
муж нервно курит на крыльце.
Родня на стульях, Мендельсон
звучит в безжизненной тиши.
Колоколов далёкий звон
за упокой Её души…
Стоят и плакальщицы. Три.
Стоят с платочками в руках
молчком у боковой двери.
Желтеют буквы на венках...
...Закончился прощанья час,
и катафалк уж у ворот...
Такое каждого из нас
когда-нибудь, все знают, ждёт…
ВЫСТРЕЛ
"А счастье любит тишину…"
Красиво сказано, не так ли?
Любил горяночку одну
в ауле диком в старой сакле…
В аул уже пришла весна,
но пики гор в одежде снежной.
Какая ночь!
И тишина…
Чуть слышный шёпот, хрупко-нежный
на непонятном языке,
но переводчик нам не нужен.
И жилка билась на виске,
и я был чуток и послушен.
Была горянка сиротой,
а я кавалерист проезжий.
Я попросился на постой
на ночь одну…
Средь гор безбрежий
к скале прилепленный аул…
Мой эскадрон искал приюта.
Он получил его, уснул…
И ночью вырезан был люто.
А девушка меня спасла.
Она была отнюдь не робкой
и от погони горной тропкой
меня в ущелье увела.
...Мы долго шли, потом расстались
промозглым утром у ручья.
И на прощанье целовались
до немоты, до забытья…
И я ушёл… Её оставил
на берегу ручья одну...
... Далёкий выстрел окровавил
рассвет, любовь и тишину.
