ОДНОКУРСНИКАМ

ПОСЛАНИЯ ОДНОКУРСНИКАМ

 

ШУТЛИВОЕ ПОСЛАНИЕ

ШМАКОВУ И ЛУЦАЮ

 

Ах, Шмаков, Шмаков! Всем на диво

Вдали от наших древних скал

У Луцая, то бишь Комдива,*

Ты Юркой, то бишь Петькой стал.

 

И говорят, совсем не хмуро

Вы, отложив свои клинки,

Сидите около Амура

И водку пьёте из реки.

 

И говорят, в минуты эти,

Когда шмакуете питьё,

Вам дела нету до Исети,

До загрязнения ее.

 

А было время – каждый кустик

Вам дорог был у здешних вод,

Поскольку выпить рюмку пустит

И от милиции спасёт.

 

Поскольку более, чем кушать,

Под равномерный плеск винца

Любили вы с улыбкой слушать

И Косинга, и Чепанца.**

 

Но чтобы руки не ослабли,

Здесь, на исетском берегу,

Вы, мудрые, точили сабли

Назло надменном врагу.

 

Чтобы сплетенья вражьих планов

Разбить ударами клинков...

И слёзы лили Чичиланов

И лучший друг его Трошков...***

 

И вот, забыв про эти годы,

Вы – нам сказали – без забот,

Там, где Амур, простите, воды

Сорокоградусно несет.

 

Ах, Шмаков, Шмаков! Так ли это?

А может, это не всерьёз?

Хотя меж нами полпланеты,

Ты нам ответь на наш вопрос!

 

И напиши, – чтоб чёртов ворог

Не очень сильно был бы рад, –

Что Юрке-Петьке только сорок,

А не отпетых пятьдесят.

 

И что Комдив – пиши нам – в силе,

И если надо, то Луцай

Пройдет с тобою пол-России,

Чтоб повидать уральский край.****

 

Чтоб, как положено на свете,

Шмакуя крепкое питьё,

Поговорить за жизнь Исети,

За очищение ее.

 

29.12.82 г., полдень

 

* Комдив – Вася Иваныч Луцай.

** Наши боевые сподвижники.

*** Ясное дело, преподаватели УрГУ.

**** Уже не поведают; земная жизнь моих друзей оборвалась.

 

ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ

(Однокурсникам)

 

Года и вас не пощадили,

Друзья старинные мои,

Ни ради нашей славной были,

Ни ради дружбы и любви.

 

По виду мы давно мужчины,

Витые вены на руках,

На лицах шрамы и морщины,

Сверкает проседь на висках.

 

И хоть в душе мы вроде те же,

Но, подмечаю вновь и вновь,

По мелочам смеемся реже

И всё серьёзней хмурим бровь.

 

И вот сидим в беседах светских,

И я, поющий этот миг,

И ты, создатель книжек детских,

И ты, издатель взрослых книг.*

 

– А как жена? Работа? Дети?

А сколько книжек сдал в печать? –

Еще на все вопросы эти

Мы долго будем отвечать.

 

И часто будем удивляться,

Вставляя реплики в ответ,

Ведь пролетело хоть не двадцать,

А всё же целых десять лет –

 

С тех пор, как мы по воле вуза

От наших споров прямо в жизнь

По разным уголкам Союза,

Не зная жизни, разбрелись.

 

Каким насмешливым весельем

Дышали наши письмена

О разных случаях, о семьях,

О том, чем жизнь была полна.

 

Но угасали искры пыла

В потоке суетливых дней.

Всё меньше писем приходило.

И всё короче. Всё скромней.

 

И в тех ответах долголетних,

Где лишь заботы и дела,

Всё ощутимей и заметней

Серьёзность взрослая была.

 

И вот сидим в кругу, мужчины,

Витые вены на руках,

На лицах шрамы и морщины,

Сквозная проседь на висках.

 

Сидим, молчим в раздумьях поздних –

И есть вина, и нет вины.

И биографий наших розных

Нам продолжения ясны.

 

Но тихо детских книг создатель

Сказал: «А помните, друзья...»,

И поддержал его издатель,

А за издателем – и я.

 

И вот мелькают друг за другом

Десятки сцен из той дали,

Когда владели мы досугом,

Как королевством короли.

 

И уж не нынешний, а дальний,

Как будто я сейчас сижу

И о поэзии глобальный

Я спор давнишний завожу.

 

Я говорю: «Позволь, приятель!»,

Стаканом выпитым звеня.

И славный будущий издатель

С издёвкой смотрит на меня...

 

И я бы в эту чертовщину

Поверил – в пух ее и в прах,

Когда б не шрамы и морщины,

Когда б не проседь на висках.

 

14-15.08.81 г., день

 

БОРИСУ КОСИНСКОМУ

В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

 

Не успел в Москве и Минске

Отгреметь в тот год салют,

Как, увидев свет, Косинский

Огласил запевкой люд.

 

А поскольку перепонки

Поприглохли у людей,

Голосил он дюже звонко –

Всею моченькой своей.

 

Потому и был услышан,

Говорят, на весь Союз*.

Потому и в люди вышел

И теперь не дует в ус.

 

Потому и гнутся в пояс

И Отец и Зам Его**,

Лишь услышат дальний голос***

Сослуживца своего.

 

И, наверно, потому-то

Так привык он громко жить...

После грохота салюта

Очень трудно тихим быть.

 

11.05.82 г., вечер

 

* Весь Союз не услышал, а вот в Екатеринбургской епархии, с ее телеканалом «Союз», услышали и приняли на должность пресс-секретаря.

** Имеются в виду редактор молодежки и его заместитель.

*** Голос Бориса всегда отличался чёткостью и звонкостью.

 

 

ОДНОКУРСНИКАМ

 

Как скучно, милые друзья,

Привыкнув к ноше бытия,

Идти шажком дорогой гладкой

И о былом вздыхать украдкой...

Иной судьбы хотел бы я.

 

Хочу, чтоб сыпал надо мной

Искристый дождик проливной.

Хочу, чтоб снежные метели,

Пересыпая путь, свистели,

И ледоход шумел весной.

 

Хочу изведать жизнь сполна –

И горечь слез, и хмель вина,

И ясность трезвости лукавой,

А если слава, то и славы, –

Не будет лишнею она.

 

 

ИРИНЕ МЕЗЕНЦЕВОЙ

 

О, славный случай идеальный!

И я, и вся моя семья

Живем в гостинице «Центральной»,

Почти в соседстве от Кремля.

 

Благодаря твоей сноровке

Мы пьём московское ситро,

А также ходим по Петровке

До ближней станции метро.

 

Благодаря тебе, Ирина,

Твоей уловке волевой

В глазах пускай хотя бы сына

Москва останется Москвой.

 

Так выпьем, что ли, газировки

(Вину я стал не друг, а враг)

За тайный смысл командировки

И силу фирменных бумаг!

 

 

ДРУЗЬЯМ С ЖУРФАКА

 

Ты смотри, полнота одолела.

А давно ли в карманах моих

Даже мелочь и та не звенела,

Хоть бери да отпарывай их.

 

Я, наверное, так бы и сделал,

Отпорол бы, и был бы таков,

Если б только рукой неумелой

Я в карманы не прятал стихов.

 

Второпях, между делом, украдкой,

Чтоб не знали об этом друзья,

На листы лекционной тетрадки

Те стихи переписывал я.

 

А под вечер, с тоскою в печёнках

От голодных желудков пустых

Шли мы в гости к соседским девчонкам

На картошку хрустящую их.

 

С пылу, с жару, в большой сковородке,

Как заморское яство вкусна,

Просто так – без селёдки и водки,

В полминуты съедалась она.

 

А потом под гитару мы пели

За пустым погрустневшим столом.

И поевшие – есть мы хотели,

Но старались не думать о том.

 

И румянилась даль заревая,

И кричали вовсю петухи...

А потом мы бежали к трамваю,

И копились в тетрадке стихи...