Какая пища сердцу и уму...
х х х
Какая пища сердцу и уму:
Врачи, себе привившие чуму,
Ну как вам умирается, коллеги?
Температура падает, поди,
А пульс частит? И молния в груди –
Пророк пролётом выронил с телеги.
Зигзагом – ожидание звонка.
(Как будто в локте согнута рука
У телефона). Голову на плаху,
На трубку, то есть. Слушайся, перо.
Ещё изломы – вывеска метро.
И многоточье – будто кот наплакал.
Всё совпадает. Всё как у людей.
Пора созвать консилиум идей
И начинать активное леченье.
Эксперимент идёт на высоте
Аэрофлота. Все уже не те.
И налицо взаимное влеченье
К бумаге, к лампе, комнате пустой.
О чём же так сутулиться? Постой,
Недолог миг сломаться на перилах...
Каких чудес ты, собственно, ждала,
Да и зачем? Ждут каждого дела.
И всех судьба к столам приговорила.
Не важно, что нашёл и потерял,
Когда резцу диктует матерьял,
Поступку – слово, мастеру – натура.
Так Модильяни, верно, рисовал
В своём углу ахматовский овал:
Диван – в намёк, и в небо – кубатура...
Как лучезарен солнца колобок,
Улыбок встречных пряничный лубок,
Но прочим всем и семьям на подарки,
Бледны (И сколько к чаю ни зови –
Усну в лаборатории любви),
Друг другу мы – Лауры и Петрарки.
Покуда в лампе светится вольфрам,
От снисхожденья к людям и мирам
Не откажусь в припадке наркомана.
Забвенья нет. Но поискам виной
Не фармацевт – сознательно больной.
(Избави Бог пилюль самообмана).
И если грудь срывается с петель,
Восторгом ветра, страхами потерь
Пронзает и пронизывает клетку,
Не опьянят ни водка, ни коньяк.
Обдаст внезапной свежестью сквозняк –
И хорошо. Случается, но редко.
Благословен бесплатный, дорогой
Весь мир: и трезвый взгляд на алкоголь,
И – закачаться – воздух, состоящий
Из виноградных атомов, насквозь
Просвеченных; и скальпель, и наркоз,
И человек – дотронься – настоящий:
Живой, но стисни зубы и молчи...
И над собой подбрасывай мячи!
Падёт к подножью дутая резина.
А улетит – высокого пути!
Где по земле приходится идти,
Чуть-чуть над ней, глаза до звёзд разинув...
Благословен весь этот бред и чад,
Где дважды в жизни всё-таки кричат:
Рожая и рождаясь. – Только в жутких
Мучениях, прекрасных потому,
Что не подвластны веку и уму;
И по-солдатски стонут в промежутках.
Благословен последний день войны
С собой, с судьбой, с прострелами вины.
И что там дальше, «вира» или «майна», -
Вздымая грудью холод покрывал,
Иван Петрович Павлов диктовал:
«Дружок, пишите: смерть идёт нормально,
Смерть по моей теории идёт...»
