Какая пища сердцу и уму...

х х х

 

Какая пища сердцу и уму:

Врачи, себе привившие чуму,

Ну как вам умирается, коллеги?

Температура падает, поди,

А пульс частит? И молния в груди –

Пророк пролётом выронил с телеги.

 

Зигзагом – ожидание звонка.

(Как будто в локте согнута рука

У телефона). Голову на плаху,

На трубку, то есть. Слушайся, перо.

Ещё изломы – вывеска метро.

И многоточье – будто кот наплакал.

 

Всё совпадает. Всё как у людей.

Пора созвать консилиум идей

И начинать активное леченье.

Эксперимент идёт на высоте

Аэрофлота. Все уже не те.

И налицо взаимное влеченье

 

К бумаге, к лампе, комнате пустой.

О чём же так сутулиться? Постой,

Недолог миг сломаться на перилах...

Каких чудес ты, собственно, ждала,

Да и зачем? Ждут каждого дела.

И всех судьба к столам приговорила.

 

Не важно, что нашёл и потерял,

Когда резцу диктует матерьял,

Поступку – слово, мастеру – натура.

Так Модильяни, верно, рисовал

В своём углу ахматовский овал:

Диван – в намёк, и в небо – кубатура...

 

Как лучезарен солнца колобок,

Улыбок встречных пряничный лубок,

Но прочим всем и семьям на подарки,

Бледны (И сколько к чаю ни зови –

Усну в лаборатории любви),

Друг другу мы – Лауры и Петрарки.

 

Покуда в лампе светится вольфрам,

От снисхожденья к людям и мирам

Не откажусь в припадке наркомана.

Забвенья нет. Но поискам виной

Не фармацевт – сознательно больной.

(Избави Бог пилюль самообмана).

 

И если грудь срывается с петель,

Восторгом ветра, страхами потерь

Пронзает и пронизывает клетку,

Не опьянят ни водка, ни коньяк.

Обдаст внезапной свежестью сквозняк –

И хорошо. Случается, но редко.

 

Благословен бесплатный, дорогой

Весь мир: и трезвый взгляд на алкоголь,

И – закачаться – воздух, состоящий

Из виноградных атомов, насквозь

Просвеченных; и скальпель, и наркоз,

И человек – дотронься – настоящий:

 

Живой, но стисни зубы и молчи...

И над собой подбрасывай мячи!

Падёт к подножью дутая резина.

А улетит – высокого пути!

Где по земле приходится идти,

Чуть-чуть над ней, глаза до звёзд разинув...

 

Благословен весь этот бред и чад,

Где дважды в жизни всё-таки кричат:

Рожая и рождаясь. – Только в жутких

Мучениях, прекрасных потому,

Что не подвластны веку и уму;

И по-солдатски стонут в промежутках.

 

Благословен последний день войны

С собой, с судьбой, с прострелами вины.

И что там дальше, «вира» или «майна», -

Вздымая грудью холод покрывал,

Иван Петрович Павлов диктовал:

«Дружок, пишите: смерть идёт нормально,

Смерть по моей теории идёт...»