Банка 3

В девятом часу вечера она с отцом вернулась в номер, ветер с дождем, преследовавшие их от самого берега, принялись со злостью хлестать по закрытым окнам. Она брезгливо сняла платье, старясь держать его подальше от себя, с облегчением бросила мокрый купальник лежать на полу в ванной комнате и была сейчас в чистой, сухой пижаме, ставшей от маминого глажения почти картонной твердости. Мама осталась одна в далёкой жаркой Москве. Работа висела на ее хрупких плечах тяжёлой цепью, обещая ослабить железную хватку в лишь августе, аккуратно к осени.

Мама говорила,-тогда и можно отдохнуть на даче. За последние несколько лет, дачный участок, принадлежавший им, значительно вырос в размерах. Крыжовник и черноплодная рябина сообща мучали их своими плодами. Мама старательно делала сок, наполняя трехлитровые банки. Черная смородина и клубника из лакомства обратились обузой. Яблоки оставались неубранными к осени. Яблони напрасно ожидавшие крох внимания, безнадежно сбрасывали урожай в сентябрьскую грязь с поникших ветвей вместе с пожухлыми листьями.

По случаю маме удалось преобрести пустующие дачи слева и справа от принадлежавшей им. А в мелевшем товариществе, освобождались все новые участки.

Папа спрашивал иногда, в воскресенье вечером и тяжело опуская на пол рюкзак с антоновкой, -девчонки, а может хватит нам трёх участков?

Но мама была неугомонна. Появлялась, брезжила на горизонте, даже еще далее самого горизонта, возможность преобрести два участка. Сосед, дядя Миша, как его звали соседи, тяжело заболел. Почки понемногу отказывали. Какой уж тут участок. Разогнуться бы... Вздохнуть от боли. Соседи в товариществе, уходили один за другим в мир иной, а наследники вовсе не спешили насладиться туманными радостями сельского быта.

В июне мама часто ходила к дяде Мише, помогала, стирала что-то. Покупала еду. Большие сумки оттягивали уставшие руки.

Отец говорил сердито, что у него, у дяди Миши свои родственники есть, пусть похлопочут они о старике. Но мама покупала торт и обязательно всякий раз, несла кусочек в дом на отшибе, где горько лаял старый пёс. Дядя Миша церемонно целовал ручку, подтягивая изношенные до нельзя брюки и ставил ржавый чайник на блин электроплиты.

-не хотите ли и вы, Ириночка попить со мной чайку. Мама отказывалась от чая из стариковского чайника, говорила, что торт де, отведала уж с семьёй. И тут же она проводила себя по талии, гладко обтянутой ситечком летней расцветки, как бы сетуя на невоздержанность свою в потреблении сладкого...

Окно заполошно хлопнуло и растворилось, в номере тоскливо запахло дождем. Отец затворил непокорное окно и зажёг, показавшийся теперь тусклым свет, раскрыл газету.

А ты, зайчик, почитай, что-нибудь! -и он указал на полку с нищенским набором романов для отдыхающих. Романы имели свойство вызывать стойкий иммунитет к любым красотам языка. После прочтения двух или трёх страниц, хотелось уже забросить тяжкие томики обратно на полку и потом не дотрагиваться до дешёвой бумаги страниц никогда. Однако романы бывали весьма хороши для подкладывания их на табурет, когда за ночь тот несколько остывал. Романы терпели все поношения и ласку, иногда грубую. Их брали с собой на пляж, заслоняться от солнца и подписать в сгустившейся внезапно лени, вызванной чеканным строем пустых фраз.

Она встала с постели и та печально скрипнула, отворила дверцу шкафа, стала осматривать, от нечего делать, разложенные наспех мужской рукой, привезенные с собой вещи. Свитер колючий, серый, точно пыточный прибор или власяница фанатика. Рубашки, ее трусики, выглаженные мамой, папины брюки, мягкие, спортивные. Майка с бретельками, которые вечно спадали с худых плеч. Внизу, у самого пола стоял коричневый потёртый чемодан, расцветкой своей напоминавший лучшие дни кожи, а теперь посеревший и немного запачкавшийся.

-А это что, папа?- Спросила она, указывая на небольшую стеклянную баночку с плотно привинченной крышкой, и уже взяв ее в руку добавила- какая она тяжёлая...

Отец отложил газету, встал из за стола, отобрал банку и положил ее молча назад, затем сказал совсем равнодушно,-

-здесь она лежала баночка, наверно оставил кто- то. Для обуви, наверно, чистить...

" Странно", думала она, "когда въезжали, никакой баночки здесь не было". Но чемодан ставил в шкафчик отец, тяжело дыша и даже раз чихнув. Они оба страшно вспотели и торопились к морю. Может и не заметила.

-Родная, баночку не трогай, может хозяин объявится... Да и руки вымой.

Мытье рук было его небольшим пунктиком. Она слышала это пять раз на дню. Она пошла мыть руки в ванную, но там просто включила воду и смотрела на тугую струю.

Продолжение см. "Нет совершенства"