Нет совершенства

Ночью, как только свет стал осторожным и жёлтым, попутчику в соседнем купе стало плохо. Она услышала быстрое шуршание одежды в вагоне, шаги и слабый шепот. Только и можно было разобрать, -

- надо же, а такой молодой... скоро Луговая, врача уже вызвали...

Шаги и шуршание смолкли, потом возникли опять. Ужасно клонило ее в сон. Железный вагон наполнен летним зноем качается между бесконечных полей. Гречиха, пшеница. Иногда березовый лес, мелкий как кустарник, ещё не успевший заматереть. Только исчезнет лес, снова спешат, бегут поля, поля. Красный шар знойного солнца прятался за горизонт. Исчезнет, снова выглянет из-за далёких туч. В мутном окне возникают, сменяя друг друга, то красный то синий свет. Цвета мешают сосредоточится на одном, голова кружится от их толчеи. Вагон разогрет июльским днем и теперь понемногу остывает. Клонит в сон. Очень хотелось ей встать с жёсткой полки, посмотреть, что там случилось в соседнем купе, но вагон все качало и качало. Сон настойчиво закрывал глаза липкой ладошкой.

Вернулся отец, взволнованный, почти веселый. Как же, едут на юг! Наконец! Прошедшим днём отец и она сидели на нижней полке в тесноте (но не в обиде!) в соседнем купе. Слушали рассказы и почти неприличные анекдоты (тише ты, ведь девчонка почти... с ума ты сошел... гыыыы...) Отец вернулся в купе и сильно дышал запахом сервелата и водки, но он все-же закрыл щелкнувшую дверь. И сразу, вдруг она уснула, оторванная от всего происшедшего за долгий муторный день. Уснула в душном воздухе тесного купе, из которого хотелось поскорей выбраться на волю.

Ночью сосед умер, не дождавшись врача. Она об этом случайно узнала из разговора в вагоне пассажиров, когда дверь опять щёлкнув уже была открыта и сквозняки нервно шевелили белые занавески на окнах. Люди стояли в проходе, сторонясь от проходивших туда-сюда и глядели в окна, завернув занавесочки к стеклам, а ветерок рвал занавесочки из рук.

Снова за окнами был яркий день и бежали, бежали за ними, за поездом дома и поляны, полные июньского света. День оказался полон радости и предощущения счастья. Впереди целый месяц моря, жёлтого песка, жгучего света. Отдых тольконачинался, он был почти не начат, точно большой, пока не съеденный, но надкущенный уже чуть кусок сладкого торта.

Ещё показалось совершенно невозможным, чтобы в такой чудесный день кто-то умер. Но умер этот человек ночью, в темноте, когда она спала, это как то примиряло со случившимся.

В купе заглянула проводница, они зашептались с отцом, оглядываясь на нее и она отправляла смятую простынь на ногах.

Нужно было собираться, они прибывали. Торт уже был надкушен ещё раз. Вагон стал, заскрипела рессорами. Волна свежего воздуха закружила всех.