Нам не хватит свечи...

Альфред Тальковский

 

Чем дольше я тебя люблю, тем больше я тебя люблю

 

Ночью, лежа на спине лицом к звездам,

я понимаю, как я вас люблю. Я переворачиваю во рту, как дети карамель, три сладких слова: я вас люблю, я люблю вас, вас я люблю, за что? Если бы меня даже заставили глотать раскаленные угли, я, наверное, все равно не смог бы сказать за что, у меня не было времени подумать об этом. Так сразу я вас полюбил. И когда я вижу ваше лицо со слезинкой на щеке и одновременно с улыбкой, я ничего не могу вам сказать. Потому что не знаю, вы теряете улыбку или перестаете плакать. И три слова царапают мою гортань и душу: я вас люблю. Что я могу вам еще сказать? Вашей улыбающейся слезинке.

Я, наверное, похож на старую детскую заводную игрушку, все время повторяющую одно и то же: я вас люблю, все будет хорошо, утро вечера мудренее.

 

Нам не хватит свечи надо много сказать,

смотрит город в ночи словно волчьи глаза.

Мы лежим, словно гирьки придав равновесие весам.

Мы молчим, мы отныне не доверяем словам, не доверяем словам.

 

Есть в молчании любимых что-то от крика немых.

Помолчим, люди спят,

Помолчим о себе и о них.

От вчерашних себя мы с тобой потеряли ключи.

Помолчим обо мне, о тебе помолчим, помолчим.

 

От вчерашних себя мы с тобой потеряли ключи.

Нам так долго молчать. Нам так много сказать.

Нам не хватит свечи...

 

Светает, от твоих волос светает,

как - будто ввысь стволы берез взлетают.

Спит радуга в твоих плечах витая,

ты продолжение луча, светает.

Ты - Сольвейг, спой же, не молчи сегодня,

ко мне скрипичные ключи подходят.

Да будет нам дано светать, сметая

все непристойные цвета, светает.

 

Светает, словно ручейки стекают.

Светает, словно рушники свисают.

На ощупь свет продолговат, на ощупь.

Он твои волосы, он сад, он роща.

Твоим светаньем в тишине мне греться.

Светает где-то в глубине у сердца.

Последний раз, последний взгляд с перрона

И ты святая, ты моя Мадонна.

 

Моря и океаны тоже имеют память.

Глубина морская сокрыта голубою кожей, не доберешься батискафом, я заплывал.

Береговая черта была едва видна,

одна другую догоняя, шла колыбельная волна

и в откровения впадая, меня спросила глубина:

а помнишь женщина одна

была с тобой, золотая,

она дельфинов понимала

единственная из людей,

когда она в меня вбегала,

мне было не до кораблей, ужели разлучились вы?

Когда она в меня вбегала невесть откуда

синевы в моих глубинах прибывало.

Когда она в меня вбегала...

 

- Молчи, бездонное зерцало!!! Когда она в меня вбежала...

 

Женщина во спасение, женщина во страданье,

Риму и Амстердаму трудно найти объяснения.

Помню мои гадания в домике на Моросейке,

ты мне дана во страданье или ты мне во спасение.

 

На тебя все оглядываются, оглядываются,

оглядываются и женатые и тем более холостые

и, наверное, каждому в это время в душу закрадываются

или мысли грешные или чувства святые.

Моя драгоценная, ненаглядная, акварелька.

Не заходи, прошу тебя, в цветочные магазины,

даже самые гордые розы рядом с тобою померкли,

уж лучше дразни разинь, на то они и разини,

и пускай на тебя все оглядываются, оглядываются

и придумывают на две секунды любовь,

но пускай они не догадываются,

пускай они не догадываются,

какую боль ты приносишь, какую боль.

 

Словно ты камешки, тайное, за спину прячешь в сомненье,

в каком угадай страдание, в каком угадай спасение.

Здравствуй без до свидания, и не проси прощения,

женщина во страданье, женщина во страдание - ты есть спасение.

 

Поздно,

к нам с опозданием

всегда подступает прозрение.

Женщина во страдание,

женщина во страданье - это и есть спасение.

 

Чем дольше я тебя люблю, тем больше я тебя люблю,

на крыльях, то есть на руках несу тебя, любя, тревожно.

И больше кажется нельзя, и больше кажется нельзя,

и больше кажется нельзя,

но больше

все-таки возможно.