Длинные выходные ноября обещали много радостей в семье Жоры Толкунова. Семья была небольшая – он, жена Лена и дочка Светочка. Небольшая и дружная. Георгий поздно женился, да и Лена была почти ему сверстница, а дочка появилась через год после свадьбы. Это было их огромное, не вмещающееся в душе общее счастье: маленькое существо с двумя косичками, которые и папа теперь умел заплетать. Конечно, всем премудростям он научился не сразу. Как-то Лена попала в больницу с воспалением лёгких, и Георгий остался один на один со Светочкой. Первым же утром понял, что не умеет завязать бантик. Старался, торопился и справился. Дочка подсказывала. А уже если вовсе на чистоту признаться, то она его и сделала на коленке, а Жора его только резинкой к пучку волос прикрепил, да так, чтобы на три дня. Ох, и досталось ему потом за такие художества.

Этим утром он, получив список от Лены, отправился в магазин. Ему всегда нравилось самому ходить по магазинам за продуктами. Он, как человек продвинутый, вычитывал в рекламках об акциях во всех окрестных магазинах с указанием скидок. У Лены был подход совсем иной – шла в ближайший большой гастроном (супермаркет по-современному) и брала всё, что задумала. А акция там или не акция – даже не задумывалась. Не то, чтобы Жора был жадный – скорее рачительный.

- Так, Ленок, ну зачем ты кофе взяла, когда через дорогу скидка в двести рублей?

- Я же не каждый день кофе покупаю. Пока банку всю прикончим, то получится по рублю в день выгода.

- Нет, не по рублю. Банка – дней на десять, а это по двадцать рублей в день! Мы же можем на пачку молочных сосисок наэкономить.

- Вот ты и экономь, а мне время дорого.

Впрочем, семейные конфликты на этом уровне противоречий и заканчивались.

 

* * *

 

В этот чудесный ноябрьский день Георгий возвращался из магазинов с двумя полными сумками (пакеты из «Пятёрочки», которые всегда были при нём) довольный собой и жизнью. Оставалось зайти только в булочную-пекарню за любимой выпечкой. Эту булочную он помнил ещё с тех времён, когда ничегошеньки-то и не было без очередей. Там и чай цейлонский «Три слона» в конце месяца выкидывали, и бублики с маком водились. Нет, булочную он на другие не променяет.

- Эй, мужик, дай десять рублей. Очень надо.

Обычно Жора такие просьбы игнорировал, но этот голос не был чужим… он точно знал, кому он принадлежит. Георгий поднял глаза, вгляделся в пропитое лицо и не узнал в нём того, с кем в одном дворе вырос.

- Паша, это ты?

- Был и Пашей, и Павлом Николаевичем, а теперь просто хмырь.

- Ты меня не узнаешь? Помнишь, мы вместе в кино ходили? Помнишь – «Последний дюйм»?

- Помню не помню… дай десяточку, а лучше соточку, а ещё лучше на бутылку.

- Нет, Павел Николаевич, не дам ни десятку, ни сотку, и на бутылку не дам.

- Ну, что ж… «А пуля дура прошла меж глаз ему на закате дня».

- День только начался, Паша.

- Это он у тебя только начался, а у меня полночь.

- На. На бутылку и сосиски возьми. Просыпайся, Паша.

 

* * *

 

В булочную-пекарню Георгий заходить не стал. Вся радость от встречи с любимой булочной исчезла, улетучилась. Домой он вернулся совсем никаким.

- Что случилось? Где же твоя выпечка?

- Булочная на ремонте.

Георгий соврал. Он не хотел ещё раз переживать увиденное – опустившееся существо, которое было когда-то его другом. И не просто другом, а заступником.

- А у нас хлеба нет.

- Хорошо, я в «Магнит» схожу. Ещё что-то надо?

 

* * *

 

Та весна была запоздалой. Ручьи побежали только в апреле. Он прекрасно помнил тот день – возвращался из музыкальной школы домой с окостенелыми пальцами от мороза. В школе пропали варежки. Хотелось выть, но Жора терпел. Главное добежать до дома, а потом поставить руки под холодную воду. Они оттают. В футляре дорогая скрипка. Скрипка Страдивари. Конечно, никто в это не верил, а он верил. Под декой стояло клеймо 1675 год и печать мастера. Подъездную дверь он отрыл с большими усилиями, а ключ в дверном проёме уже не смог провернуть. Боль накрыла бесчувственные закостенелые пальцы. Он дышал на них и беззвучно выл от боли. Ключ не поворачивался. Жора осел на резиновый коврик перед дверью и уснул. Ему снился сон из недавно увиденного фильма, где вели на расстрел советского разведчика под музыку Мендельсона – Концерт для скрипки с оркестром ми-минор. Зима, Мороз и эти звуки. Он их недавно извлекал вот этими заиндевевшими пальцами на скрипке Страдивари в школьном классе.

 

* * *

 

- Что с ним?

- Голодный обморок. Мамаша, кормить лучше сына надо. Глюкозу вкололи.

 

* * *

 

Апрель наконец-то отвоевал свои права и побежали ручьи. Георгий любил такие солнечные дни с ручьями. По дорожкам, посыпанным песком, он побежал в лесочек – парк между дворами. Отодрал от сосны кусочек коры и начал точить лодочку. Кто не знает, то докладываю – лодочки из сосновой коры именно точили. По кирпичным стенкам, по отмосткам выводили идеально гладкие и овальные силуэты лодочек. Потом просверливали прутиком отверстия и вставляли мачту. А дальше каждый сам ставил свой парус. И бежали все они вдоль по апрельским или мартовским ручейкам с мечтой в будущее. Его будущее было в далеких, чужих странах. И пусть его расстреляют под звуки скрипки в ми-миноре!

 

* * *

 

- Жорочка, вставай. За хлебом пора. Сейчас привезут. Иди, сыночек.

- Да, я не сплю. Сейчас.

В окно светила звезда с переменным сиянием – Капелла. Его заветная звезда.

 

* * *

 

Хлеб выгружали в два ночи горячим и сразу же с лотка продавали в очередь. Булочная открывалась в восемь. Он взял буханку чёрного за 11 копеек, два батона белого по 15 копеек, одну калорийную булочку за 10 копеек для младшего брата и рогалик для старшей сестры за пяточек. Она любила коржики, но ему не хватило одной копейки на коржик. Запах стоял неимоверно соблазнительный. Хотелось все покусать и съесть. Он вдыхал этот запах и шёл домой по ночной заснежённой Москве. Утром в школу к восьми. Два часа на сон. Копейку сдачи он вернул в буфет, где лежали общие деньги. Их никогда не прятали в семье.

 

* * *

 

Венявский был вторым его любимым композитором. Он где-то прочитал в учебнике музлитературы, что композитор влюбился в одну девушку, а её отец был категорически против брака. И тогда он решил покончить с собой, но перед этим решил написать и исполнить концерт о любви, нежности, преданности… о самом сокровенном. Он написал его за одну ночь. Потом размножил партитуру и назначил в Варшаве концерт. Прошло время для слаживания оркестра, но сам Генрик в репетициях участия не принимал. Генрик был полон решимости сейчас же после исполнения уйти из этого мира! Он играл так, как если его обнажённого вели на расстрел! Мороз пробирал по коже.

 

* * *

 

Правда всё это было или неправда, Жора не знал. Знал только одно: что именно так и надо! «Капелла, ты же не дашь соврать?»

 

* * *

 

Концерт закончился в полном молчании и тишине. Потом начались аплодисменты. На сцену вышел немолодой человек, держа за руку дочь… опустился на одно колено и вручил её руку в ладонь музыканту. Им рукоплескал весь зал. Они стали мужем и женой.

 

* * *

 

Жора проснулся сам. Пора в школу. От ночного похода ему достался ломтик белого хлеба с творогом и чай. Он жадно всё съел и поспешил обуваться. Пятнадцать копеек на буфет. Сегодня щедро. Значит завтра пятачок.

 

* * *

 

В школе он почти ни с кем не ссорился, если не считать учительницу по литературе Эмму Викторовну, с которой вышел неразрешимый конфликт из-за Тараса Бульбы. Но это другая история. Не любил Георгий Тараса со всеми его бульбами. Была и более весомая причина не любить Эмму Викторовну. Она украла у него книгу Жуль Верна «Таинственный Остров». Это уже была вторая кража из его портфеля. Первым пропал учебник английского в картинках и с упражнениями, присланный ему с Дальнего Востока флотским другом отца. Больше он ни слова не произнёс с англичанкой. Он знал язык лучше её. Под музыку Мендельсона готовился к расстрелу. Таинственный остров он тоже не простил. Она что-то бормотала в классе, а он читал под партой. Она заметила, он сунул книгу в портфель… а когда ему портфель вернули, то книги там не оказалось. Зелёная обложка. Таинственный остров. Он замкнулся.

 

* * *

 

Павел появился в его жизни внезапно. Его попросили выступить в школе на концерте и Жора пришёл туда со своей скрипкой. Начались насмешки с самого порога. Он старался не реагировать. Они были для него почти врагами. Он знал, что сейчас раскроет футляр, достанет инструмент и не будет никого вокруг – только он, скрипка и «Легенда» Венявского.

Когда отзвучали последние ноты, когда они угасли в большом зале и образовалась тишина никто не реагировал, но поднялся долговязый парень – местный хулиган – и выкрикнул: «Браво, Жора!». И все зааплодировали.

 

* * *

 

Теперь от того Паши осталась только мрачная, синюшная тень. Все воспоминания разом нахлынули и разволновали Георгия. А впереди долгие выходные и никуда от воспоминаний не уйти.

 

 

Вторник, 25 октября 2022 г.