Открове́ние Иоа́нна Богосло́ва
Во мне зудит опять неумолимо
В волненье пёстром разъедая мозг
Картина за картиной, ярко, зримо.
И болью творчества, так будто бы от розог
Я корчусь телом, расплываясь на бумаге…
…Леса, болота, горы и овраги...
А посреди стоит огромный трон.
На нём сидит Владыка. А при нём...
Учебник, не учебник... Так. Литература.
Но за семью печатями она.
И ангел голосит. Наверно сдуру.
Откройте книгу кто достоин. Тишина.
И тут явился агнец. Быв в закланье.
Имея семь рогов и семь очей.
Он снял одну печать из заклинанья.
И Белый конь явился из победных дней.
Печать вторую снял он осторожно.
И конь явился Рыжий как огонь.
Он был войной на всей земле тревожной.
И меч у всадника и на лодыжках бронь…
А агнец продолжал снимать печати!
За третьим хрустом, Вороной призывно ржал.
И всадник с мерой, мерил кстати и не кстати.
Четвёртый, Бледный, смерти угождал.
На пятый хруст вокруг Него явились души.
И возопили сколько ещё ждать?
Но приказал им Бог его послушать.
Невинно убиенным подождать.
Печать шестая не давалась долго.
Выскальзывая прямо из руки.
Но агнец состоял из чувства долга.
И грохнули о землю каблуки,
землетрясений, ураганов... Стало мрачно.
То солнце сделалось кровавою луной.
И звёзды падали на землю смачно.
Отягощая гулкий не покой.
С седьмой печатью сделалось безмолвье.
Семь ангелов поднялись в облака.
И небо расступилось словно стены.
У каждого трубой была рука.
Вот первый поднеся трубу взыграл.
Вспугнул застывший мир её призывом.
И огненным дождём с кровавым переливом.
Испепелился блеск зелёных покрывал.
Второй вструбил. Огромная гора,
пылающая кровью, покачнулась.
И в море по макушку окунулась.
Чтоб вместо волн зелёных кровь текла.
И третья часть одушевлённых тварей,
живущих в море, задохнулась в варе, кровавых сгустков.
Грузные киты, любые рыбы, мхи, подводные сады...
Всё погибало в жирной, скользкой, алой топи.
И третий ангел в эдаком потопе.
Вдруг разметал крыла по небу без размера.
И затрубил! И заиграл! Сухая сера воспламенилась!
Вспыхнула звезда. Полынь ей имя.
Прогоркла. Сделалась вода рек и озёр,
горчей природной хины.
Кто пил её, тот пропускал помины,
своих уже ушедших матерей.
Поскольку сам стремился к ним скорей…
