Доносчик
Заброшенные корпуса амурских оборонных заводов. 2017 г.
Ноябрь.
Ветер развлекается со ставней «фонаря»,
которую плотники забыли закрыть на крыше цеха —
отшвыривает и жахает по раме со всей дури так,
что «вохровка» на проходной хватается за наган.
Степанову двадцать пять, дяде Толе — полтинник.
Дядя Толя был прорабом на стройке,
повидал всякое,
не раз ходил под статьёй,
жизнь знает не понаслышке.
Дядя Толя Олейников старше Степанова на жизнь.
Они сидят в кабинете и курят — вопрос серьёзный,
спор идёт долгий, из аргументов только злые матюки.
Степанов хоть и молод,
но дяде Толе — начальник,
последнее слово за ним —
вот это и злит Олейникова:
— Ты, Степанов, мечтаешь со всеми жить в ладу,
не хочешь кляузы писать,
не желаешь скандалить,
только зря, пожалеешь —
всем хорошим не будешь!
Ты парень неплохой,
но протянешь на заводе недолго,
сожрут они тебя, схарчат в момент,
а знаешь почему?
Потому что не любишь ты, Степанов, писать докладные!
А в инструкциях каждое слово записано кровью!
Когда случится беда —
виноватым окажешься именно ты!
Потому что побоялся написать начальству правду,
оно правды не любит,
оно на тебя вину и повесит...
Дело плохо — строили завод наспех, к юбилею,
поэтому новые склады кислот и нефтепродуктов
сдали в эксплуатацию условно, с доработками,
про необходимость которых все сразу же позабыли.
Нет никому никакого дела,
что всё дышит на ладан,
что бетон положили не тот,
насосную не достроили —
но только напомнишь главному инженеру об этом,
тот кривит лицо, словно от зубной боли, прочь гонит.
Поэтому сидит Степанов в прокуренном кабинете,
думает, как поступить в такой непростой ситуации.
Тяжесть непомерного риска повисла на нём камнем,
он не спит которую ночь, пытаясь отыскать выход.
Надо бить в колокола, тормошить начальство —
Олейников, тот советует сразу писать в прокуратуру.
Степанов тихонько зондирует заводских особистов —
те в курсе, но сор выносить из избы тоже не хотят.
Пытается действовать через давнего знакомого,
капитана-пожарника Васю Фролова —
тот в панике,
встречаются тайно, в безлюдной складской зоне —
не хочет Васин начальник вмешиваться в ситуацию.
Степанов идёт за советом к высокому начальству,
которое елейным голосом напоминает ему о том,
что обещанная Степанову квартира может ускользнуть,
потому как надо уметь быть лояльным и благодарным.
О, как они убеждают его — втроём и даже впятером,
какие песни поют, какие сказки рассказывают!
Степанов ненавидит себя,
он злится и нервничает,
прекрасно понимая —
обманут, выкинут и забудут.
Грозный технический инспектор ЦК профсоюзов,
вечно толкающий пафосные речи на совещаниях,
нежно шепчет Степанову про спаянный коллектив,
про несвоевременность, про финансовые трудности.
А степановский кадр —
простой азербайджанец Федя, он же Фарид,
у которого в общаге шестеро детишек,
жалуется на боли в голове,
сплёвывает кровь на снег.
В насосной совсем нечем дышать от паров кислоты.
Ничего не спасает — ни пьянки, ни командировки.
Случайный попутчик в купе как-то говорит Степанову:
— Если речь идёт о жизни людей, какие сомнения?
Делай, что должен… А там уж как повезёт, зёма…
Как быть? Молчать? Кричать?
Да будь, что будет!
Степанов вынимает чистый лист бумаги, печатает,
потом сам лично регистрирует докладную записку,
сам относит в канцелярию и прячет копию в сейф.
Непосредственный начальник Степанова Колядин,
заместитель директора, черноусый красавец-атлет,
утром смотрит на Степанова с лёгким презрением —
что ж ты, парень, оказался таким перестраховщиком?
Колядину хорошо фрондировать и шутки свои шутить,
говорят, что скоро он уйдёт на новое место работы,
в какую-то большую международную торговую фирму —
Колядин с гордостью показывает всем её проспекты.
Они втроём — Степанов, капитан Вася и дядя Толя —
отныне на родном заводе изгои, стукачи и предатели,
чужие среди своих, над ними хихикают, издеваются.
А насосы в складе кислот между тем дышат на ладан…
Через месяц случается авария, за ней — вторая.
За ликвидацию утечки героям наград не вручают.
Тем, кто нахаркался кровью,
дают талоны на молоко.
Приезжает комиссия,
начинается разбирательство.
По всему выходит,
что виноваты Степанов и дядя Толя,
посылавшие людей работать в аварийных условиях,
не сигнализировавшие своевременно руководству —
всё разворачивается так, как предрекал Олейников.
О, чудо! Докладная Степанова куда-то пропадает.
Спасает его зарегистрированная копия из сейфа,
которая снимает все многочисленные вопросы —
зато начальство лишается партбилетов и должностей.
Дядя Толя хвалит Степанова, вышагивает фертом,
страшно улыбаясь оскаленным золотым ртом.
Рассказывают, что зубы свои он потерял в КПЗ —
с таким неуживчивым характером не мудрено.
Главный инженер зовёт Степанова "крючкотвором",
но при этом величает на "вы" и по имени-отчеству —
и отныне умудрённый суровой жизнью Степанов
пишет докладные и служебные по любому поводу.
Безотказного работягу Фарида вскоре увольняют—
в девяностом из Москвы придёт секретный приказ
избавиться от лиц кавказской национальности,
всех уволят в течение одного дня —
говорят, что так надо.
Степанов возмущается,
но его как будто не слышат.
А потом тихо, по-волчьи,
приходят лихие девяностые —
бурное, неповторимое, весёлое и страшное время.
Время, когда никто никого не станет учить и жалеть.
На фото - брошенные корпуса амурских оборонных заводов. 2017 г.
