Антиутопическая

Поздно вечером, шаря по интернету, Славик набрел на статью в живом журнале и зачитался. Условия задачи были просты: представить себе, что ты вот прямо сейчас оказываешься в 1880 году, без имеющихся при тебе предметов из металла и пластика, но в одежде по тогдашней моде. Надо описать свои первые действия по вживанию в непривычную среду.

Славик, любитель истории и где-то даже профессионал, не переставал изумляться, читая ответы типа "менеджер не пропадет", "маркетологи и рекламщики всегда нужны", "подойду к полисмену и скажу, что надо арестовать Ленина". Ага, вот сейчас околоточный, скажем, из-под Питера поедет в Симбирск арестовывать десятилетнего сына уважаемого в городе человека в генеральских чинах.

 

- Ты хоть имя-то его знаешь, стукачок недоделанный? А как к "полисмену" положено обращаться? - развеселился Славик. Ему вдруг захотелось поговорить с этими хвастунами.

- А ты, менеджер, кому ты там нужен-то? Куда пойдешь? Купец кого попало с улицы в свое дело не возьмет и рулить всем он будет только сам, чтобы вот такие "эффективные" его семью по миру не пустили! Да он сам за прилавком стоит, и лучше всех маркетологов знает, что кому нужно и почем это можно продать! Он за каждую мелочь ручался - тебе это слово вообще знакомо? И на производстве то же самое - Эйнем, Кузнецов, их имена помнят по сей день, а кто делает твой любимый чупа-чупс, ты знаешь? Казаковские здания и сейчас стоят - и это 18 век! А кто проектировал твой двадцатиэтажный муравейник? И сколько он выдержит, если в нем уже через год появились трещины?

Потом поостыл и задумался - а как он, кандидат исторических наук, повел бы себя в такой ситуации? Куда бы пошел, что бы делал, если бы оказался на том же месте в конце 19 века? Он выглянул в окно. За окном было темно и минус 20. С восьмого этажа битцевский лес выглядел негостеприимным штормовым морем. Славик поежился: вариант со своей одеждой - пижама и тапочки - отпадал. Непонятно было и с тогдашней - по какой моде она должна быть? Ясно же, что князь из Рюриковичей и запойный пролетарий одеты несколько по-разному. Кстати, одна из его прабабушек была польской аристократкой из обедневшего, но весьма гордого рода, а прадед - рабочим на Путиловском заводе. Познакомились в революцию, а в 19-м уже родился дед, впоследствии доктор наук, прививший внуку любовь к истории.

"Куда же мне - к умным или красивым?" - усмехнулся Славик.

Прабабка наверняка одевалась теплее - шуба там, шапка меховая, сапоги опять же из качественной кожи. Но в этой глуши, если не знаешь куда идти, даже в княжеских шмотках к утру окоченеешь. Свои способности к ориентации в ночном зимнем лесу кабинетный историк справедливо оценил как никакие. Он вообще-то знал, что здесь раньше были селения, но представления не имел, где именно. Впрочем, это не имело значения: впотьмах немудрено пройти в двух шагах, не сообразив, что под этим сугробом прячется изба. Бывший вояка из комментаторов с этим, наверное, справился бы - и ориентироваться умеет, и к трудностям привычен, и выносливости не занимать, хотя, конечно, его идея насчет пойти в армию выглядит сомнительно. Он же понятия не имеет о местных условностях: хотя бы кого "вашбродью" называть, а кого "скородием". Без такого знания ему одна дорога - в рядовой состав. И то как бы за шпиона не приняли, ведь даже неграмотные в тогдашней субординации понимали поболее, чем отставной капитан Советской Армии.

Прикинул - повезло одному: сидит в здании, которое уже больше полутора веков занимает его институт. Разве что назначение комнат могло поменяться. Хотя тоже как попадет - нынешняя лаборатория могла служить квартирой какому-нибудь профессору. Вот бы тот обрадовался, обнаружив постороннего в спальне своей жены! И сдал бы косноязычного нарушителя в околоток, как пить дать. Доказывай потом, что ты не верблюд.

Кстати, о профессорах. Писать письмо известному ученому, как собирался один из мечтателей, было нелепо. Не зная точного адреса, трудно рассчитывать, что письмо хотя бы будет доставлено. А даже если почтенный адресат и получит это письмо, как он отнесется к безграмотной писанине, автор которой, претендуя на внимание ученого с мировым именем, не знает даже правил этикета? Да примерно как его нынешний коллега к современному "олбанска-бабруйскаму энторнед-изыку"...

Славик представил себя на месте старорежимного профессора, увидевшего этакого "пришельца" - неграмотная речь, уродливая одежда, кошмарные привычки, наглость, граничащая с болезнью... Просто пугало огородное! Именно так предки должны были воспринимать этих приключенцев, приносящих в беззащитное прошлое частицы своей ядовитой жизни.

По инерции пролистал еще несколько страниц комментариев. Вон их сколько набежало, адреналиновых наркоманов. Впору уже защищать от них то тихое, спокойное время. По одному-то они опасности не представляют, им быстро найдут подходящее, хорошо изолированное место. Но их тут такая толпа...

На слове "тут" в голове словно вспыхнула лампочка и Славик несколько раз повторил осенившую его мысль. С каждым разом лампочка разгоралась ярче, выгоняя тени из пыльных углов памяти, освещая новые части сложившейся вдруг мозаики.

Надо что-то делать, но что, что?!

Он заметался по комнате, но вдруг наткнулся взглядом на икону Спаса нерукотворного и замер. Икона была старинная, потемневшая. Он купил ее в экспедиции, в глухой деревне, у бабки, которая просила за нее "пару рубликов". Меня, говорила, господь и без иконы скоро приберет, а тебе еще пригодится...

Слава смотрел на бесстрастный лик, а на его фоне нескончаемой чередой шли реальные до тошноты портреты нынешних "успешных и эффективных", известных всем из телевизора, знакомых, или просто единожды виденных во всей неприглядности, ведущих себя в повседневной жизни, как оккупанты в чужой стране. И кандидат наук, правоверный материалист, сдававший зачеты по диамату, ни разу полностью не прочитавший "отче наш", вдруг искренне, от души, взмолился:

- Господи, если ты слышишь, отправь их обратно в их страшное будущее!

 

 

16 сентября, 2010