Казалось, что в настолько маленьком городке, как этот, просто невозможно иметь секреты. Но полгода назад здесь поселился некий господин, жизнь которого для всех впоследствии так и осталась неразгаданной загадкой.

 

Неизвестный снял давно пустовавший дом, хозяева которого уехали из этих мест лет пятнадцать-двадцать назад. Он ни с кем не общался и никогда первым не здоровался. А если кто-то пытался с ним заговорить, он каждый раз отвечал сухо, часто односложно и при этом довольно-таки сильно хмурился. Шли месяцы, о нём оживлённо сплетничали, но до сих пор никто не узнал даже его имени. Единственное, что было известно о незнакомце – это то, что он был художником.

 

Город располагался на возвышенности, а на самой его окраине был большой кленовый парк. Множественные парковые аллеи, утончённо переплетаясь, в конце концов, приводили посетителя к уютной площадке с изящными и удобными скамейками. Площадка была обустроена немного в стороне от парка, поэтому с неё можно было легко увидеть дальние поля, небольшой лес на горизонте и даже соседние села. Именно сюда почти каждый вечер приходил художник. Когда позволяла погода, он приносил с собой мольберт и погружался в работу. Прохожим казалось, что он рисует пейзажи, так как он то и дело посматривал куда-то вдаль, будто сверяясь в точности с более великим мастером. А иногда он наоборот неотрывно смотрел на закат, пытаясь уловить в нём что-то никому другому неизвестное, и отворачивался только когда в небе исчезали последние теплые тона. Его лицо в этот момент становилось злым и даже порой жестоким. Было трудно понять, что могло так сильно раздражать его в красивом закатном небе. Но самое сильное удивление, а порой даже испуг, испытывали те, кому случалось увидеть, что в действительности было изображено на его картинах.

 

Художник почти всегда рисовал лица. Это были страшные, неприятные, искажённые лица. Они были не похожи между собой, но большинство из них он изображал ярким красным цветом, из-за чего казалось, будто на них совсем нет кожи. Их рты часто были широко открыты, словно они беззвучно кричат, но при этом втягивая воздух куда-то в себя. Остальные черты этих лиц были странно, несоответственно бесстрастными и неподвижными, хотя тоже казались неспокойными и вызывали у наблюдателя непонятный внутренний холод.

 

Сколько этих лиц изобразил художник? Были ли это реальные люди? Никто не знал.

 

Всё чаще и чаще сходились во мнении, что художник довольно-таки странная личность, некоторые говорили, что даже неприятная. И хотя о нём по-прежнему судачили за спиной, мало у кого осталось желание попытаться сойтись с ним поближе.

 

***

 

Началась осень. Городская жизнь стала ещё более размеренной, а улицы были пустыми и непривычно тихими. Листья на старых клёнах стали менять цвета на жёлтые, а потом и на красные, будто вдохновляясь палитрой своего соседа-художника. Но самого художника мало интересовали перемены. Он только стал одеваться немного теплее и приходить в парк немного раньше, чтобы всё так же раздражённо смотреть на закат и всё так же бесстрастно и отрешённо рисовать жуткие лица.

 

Но произошла ещё одна перемена – в парке иногда стала появляться девочка с рыжей собакой. Девочка была слепой. Собака, видимо хорошо знавшая эти места, помогала хозяйке отыскать свободную скамейку, а потом сама садилась у её ног, немного прижимаясь к ним своим телом. Никто не удивилялся, увидев эту девочку, все знали её давно. Знали, что она родилась слепой, знали её родителей и даже знали её собаку. Очень редко кто-то заговаривал с ней, спрашивал что-то о семье или о чём-то другом, но чаще всего она просто сидела одна.

 

Однажды девочка, придя в парк, села недалеко от художника. Её собака издала какой-то странный негромкий звук, и девочка поняла, что рядом кто-то есть. Она поздоровалась. Художник ответил. Но в этот раз совсем не холодно и неприветливо, а мягко и спокойно. Он, кажется, сам удивился своему голосу, поэтому резко глянул на девочку. Закатные лучи в этот момент падали на её спокойное и красивое лицо. Хмурые складки на лбу художника разгладились, но через какое-то мгновение он опять нахмурился, только уже не от злости или раздражения – он думал сейчас о другом, он чувствовал другое. Что-то новое, непривычное наполняло его, оно пугало и радовало одновременно, он не понимал – плохо ему или наоборот хорошо. Он увидел на лице девочки тёплый, успокаивающий его оттенок, который он так долго и безуспешно искал где-то в небе. Он не мог понять, почему на этом юном лице и в этих слепых глазах он находил все ответы, но продолжал неотрывно смотреть. Он сейчас был уверен, что время должно остановиться, что неизбежно должна наступить какая-то вечная осень, где эта девочка так и останется тихо сидеть на скамейке с закатным золотом на лице. Он был уверен, что так и произойдёт. Так должно быть...

 

Но время не остановилось. Привычно наступили сумерки, а девочка с собакой ушли.

 

Художник же в этот раз не ушёл. Вечер постепенно превращался в ночь, которая наползала на парк туманной сыростью. Лёгкий ветер бросался кленовыми листьями, а фонари иногда мерцали, будто содрогаясь от наступившего холода. Внезапно где-то крикнула ночная птица. Художник не спеша поднял голову и задумчиво посмотрел в её сторону. Так прошло ещё несколько минут. Птица больше не кричала. Наконец, он встал и всё-таки пошёл домой. Сегодня он шагал быстрее и, казалось, намного увереннее, чем обычно…

 

Никто в ту ночь не мог видеть, что именно он рисовал, придя домой. И никто не мог бы понять, если бы даже увидел, его горькую улыбку в тот момент, когда в углу картины он, как всегда, вместо имени выводил странное F20*.

 

 

 

 

 

 

 

* F20 - обозначение для диагноза "шизофрения"