Скалоборец

И горы безмолвно стояли, они возвышались так близко,
Как будто атланты застыли, увидев глаза Василиска.
Вершины, что мерно тонули в белёсой жемчужной ванили,
Надменной своей недоступностью многих несчастных манили.
О, боги ушедших времён! Это здесь, пред глазами, они ли?
Он был пионер на пути том нехоженом, горном,
И солнце трубило ему пламенеющим горном,
Порывы ветров его тело, как гору, тогда обтекали,
Вот так же крепки и безжалостны будут объятия Кали.
Он горд, и ему всё едино: взбираться, лететь или падать,
Он слушал неистовый грохот свергавшихся вниз водопадов,
Что рушат гранит и сплетаются вместе со страстью греховно
И стонут, и плачут ревущими трубами Иерихона,
И рёвом их труб оглашается новая важная веха
Упорной мучительной битвы титанов: горы с человеком.
Боец, он уже обречён! На успех или гибель – не важно,
А важно лишь то, что он бьётся со страхом и болью отважно
За право, что было законно подарено смертному свыше:
Занять своё место с бессмертными, только быть чуточку выше.
Как много людей пострадало от груза своих же амбиций,
Чрезмерно желая чего-то великого в жизни добиться,
И знамя победы неся, вскинуть буйную голову гордо,
Чтоб стала немыслимой планка иного большого рекорда.
Но близко безумие! Сколько ж продлится со временем гонка?
И солнце уже не трубит, а пульсирует ритмами гонга.
Истерзаны руки, вздымается круче за ярусом ярус,
Ведёт его выше, к вершине, слепая, животная ярость,
И в небо он рвётся, суровые брови, как тучи, насупив,
Но пальцы скользят, содрогаясь на влажном, холодном уступе.
Пусть бездна разверзлась как пасть, мы, воистину, все в неё канем,
И он полетел туда глухо, ненужным и брошенным камнем.
Вечернее небо дрожало испуганной хрупкой фиалкой,
Когда наблюдало покорно за этим печальным фиаско.
И новое солнце под утро налившимся яблоком спелым
Взойдёт, чтобы жить, но в закате сгорит, и развеются с пеплом
Следы его боли и жизни, но небо пребудет в последней надежде –
Природой сполна будет выплачен долг, и всё станет как прежде.
Никто никогда и не вспомнит его позабытое имя,
Зато он бессмертен, он – камень, навечно он встал рядом с ними,
Зато он обрёл, что другие так долго, но тщетно искали,
Незыблемым став, словно эти слепые бездушные скалы.