Матрица

На этот раз Степанова подставили, как ребёнка.

Шеф попросил отвезти в Москву пару миллионов,

передать неприметному человечку в министерстве,

да не просто так, а с квиточком для отчёта —

вроде всё выглядело кошерно, почему бы не помочь?!

 

А теперь Степанов стоит и ошарашенно смотрит

на пять тяжеленных круглых хреновин с дырочками,

чем-то похожих на огромные противотанковые мины —

деньги у него забрали и взамен выдали вот это:

"Забирайте! Итальянские матрицы для макарон!"

 

Матриц таких нигде не найти, их ставят на прессы,

чтобы из теста выдавливать через фильеры рожки.

Степанов вспоминает, как один его друг-наркоман

однажды долго рассматривал макаронину, вопрошая:

"Не понимаю, как в них дырку проколупывают?"

 

Вес железяк по всем прикидкам тянет на центнер,

спутник Степанова, главный механик Серёжа Зубов,

предлагает сдать бронзовые матрицы в "цветнину" —

а чего бы Сережке не поржать над горем товарища,

он-то на такое заданьице не подписывался, хитрюга!

 

Зубов для Степанова и подспорье, и наказание.

На этот раз их послали в командировку вместе,

Зубову наказано провести переговоры с итальянцами,

потом с австрийцами — решено ставить новую линию

для изготовления и упаковки макаронных изделий.

Степанов следит, чтобы Зубов сдуру не скурвился.

 

Серёжа парень грамотный, только немного истерит,

всё у него выходит с какими-то "фрекенбоками".

В первый же вечер, заселившись в номер "России",

Степанов находит в шкафу бумажник с долларами —

бумажник явно принадлежит какому-то нефтянику.

 

Надо бы по-хорошему вернуть деньги хозяину,

но Зубов весь вечер ноет, что нефти в стране много,

ушлые горничные непременно присвоят найденное,

а ему надо срочно купить себе костюм для встреч —

проснётся, гад, пораньше и втихаря отметёт половину.

 

В общем, теперь Зубов гуляет в новеньком костюме,

а Степанов пилит два часа на "частнике" в Домодедово,

тащит сто кг дырчатой бронзы в камеру хранения —

пусть лежат, сегодня вторник, билеты взяты на пятницу,

а там останется добраться до стойки регистрации, и всё.

 

Возвращать свою долю Степанов не станет — а смысл?

Вечером они с Зубовым из принципа не разговаривают—

нахальным образом отчитавшись руководству

о проделанной Степановым адской работе,

механик глушит пивасик и пялится на Кремль в окно,

а Степанов взахлёб читает новый роман Тома Клэнси,

периодически вспоминая о том, какая Зубов скотина.

 

Хмурым утром Зубов подбивает Степанова на глупость —

надо, мол, пройтись по брусчатке Красной площади,

впитать энергию веков,

прочувствовать гордость за Родину и всё такое прочее.

Пока они поднимаются по Васильевскому спуску,

начинается неистовый ливень,

проклиная неунывающего Зубова на чём свет стоит,

Степанов в сандалиях прыгает по мокрым каменюгам.

 

Они встречаются с итальянцем, толковым парнем,

Джулио предлагает русским вполне приличный проект,

Степанов узнаёт много интересного про «пасту» —

так в Италии называют макаронные изделия.

С Джулио весело общаться, он заводной чувак, смешной.

 

Потом они едут с нудящим Зубовым в странное место —

охраняемые дома рядом с американским посольством —

там их ждёт австриец, бывший югослав, мрачный тип,

как будто сошедший с картин Фабиана Переза,

Австриец презрительно косится на костюм Зубова,

предпочитая общаться со Степановым, Зубов страдает.

 

На обратном пути Зубов начинает клянчить доллары,

те, из бумажника, оставшиеся у Степанова —

механик забил на вечер стрелку московскому другу,

хочет поразить того своим богатством и щедростью,

но Степанов молча суёт Зубову кукиш под нос,

хотя тот выше его на голову и сильнее — достал уже.

 

Зубов приходит поздно ночью,

промокший под дождём, пьяный и несчастный,

начинает бубнить Степанову про то,

что все люди суки и сволочи,

дружок у него поднялся по жизни, стал нереально крутым —

а он, Зубов, сидит в Мухосранске и делает макароны,

серые, слипшиеся, никому нахрен не нужные...

 

Весь оставшийся в Москве день Степанов не знает,

как отделаться от осточертевшего похмельного Зубова,

которому везде надо попасть и всюду всё не так.

Зубов таскается за Степановым по вещевому рынку,

попрекая Степанова жадностью и отсутствием вкуса.

 

Но всё на свете заканчивается, всё меняется.

В Хабаровске их встречает директор,

начинается главная хохма —

если в Домодедове Зубов игнорировал матрицы,

то в Хабаровске вдруг бросается сам получать багаж —

хочет показать директору, как он болеет за производство,

таскает кругляши на руках нежно, будто младенцев —

вот, смотрите, Семён Дмитриевич, каков Зубов!

 

Однако у каждой макаронины своя матрица —

через год Зубов станет директором молокозавода,

а ещё через пару месяцев умрёт,

выпьет Серёжка ледяного молока в жару, и привет —

всего-то за три дня комы

сожрёт красавца-здоровяка панкреотит.

 

На похороны придёт много народу, и Степанов тоже —

он как раз вернётся в этот день из новой поездки.

Одеть Степанову будет нечего — всё надо стирать,

он узнает о похоронах Зубова в последний момент,

придётся идти на отпевание в ярко-красной футболке,

чиновники из администрации будут коситься с опаской,

но Степанову будет плевать на их взгляды.

 

Серёжка Зубов лежит в гробу так, словно только уснул,

смерть не успеет убрать со щёк покойного румянец —

Степанов не поверит, подумает, что так подкрасили,

но нет — необъяснимый подарок природы напоследок,

поэтому для него Зубов навсегда останется спящим.

 

Через пару лет появится знаменитый фильм «Матрица»,

по простоте душевной Степанов решит,

что америкосы сняли блокбастер на макаронную тему,

но будет сильно разочарован.

 

Память выудит странное хитросплетение —

хилый бумажник с долларами,

мокрая от ливня брусчатка,

тяжёлые бронзовые круги,

пиджак с блестящими пуговицами,

ночные зубовские жалобы на хреновую жизнь —

знал бы он, дурень, о будущем,

которое вскоре его ожидало…

 

А в степановской трудовой книжке

останется навсегда таинственная запись —

"Макаронная фабрика "Бе-Тэавон".

Через много лет Степанов с удивлением узнает,

что это переводится как «приятного аппетита».