КУСОЧЕК ХЛЕБА. Часть вторая. ПЕРЕПОДГОТОВКА. (Маленькие истории)

 

Майор комитета государственной безопасности Суздальцев не случайно появился на совещании у командира воинской учебной части, на котором, одним из рассматриваемых вопросов, было чрезвычайное происшествие с участием курсанта Рогозина.

 

- Вчера курсант Рогозин, во время вспомогательных работ, вступил в конфликт со старослужащим строительного батальона, который в данный момент дислоцируется на территории нашей части и возводит для нас новый учебный корпус. Своими действиями курсант спровоцировал вовлечение в создавшуюся ситуацию целую группу строителей и четверых из них вывел из строя на несколько дней, за что, мною, от имени командира части, был отправлен на гарнизонную гауптвахту на семь суток, - чётко произнося каждое слово, докладывал замполит майор Нисневич. – ЧП грязным пятном ляжет на репутацию нашего воинского подразделения со всеми вытекающими последствиями. Предлагаю задействовать военный трибунал и строжайшим образом пресечь на корню подобные действия, чтобы впредь другим было неповадно.

 

- Что-то мне это уже напоминает, - подумалось Суздальцеву.

 

- Здесь явно не всё так просто, не будем рубить с плеча, курсант Рогозин – предмет гордости нашей школы, - вступился за него начальник штаба. – Он отличник боевой и политической подготовки, по многим дисциплинам способен заткнуть за пояс некоторых офицеров. К тому же, три недели назад, он стал чемпионом округа по военному многоборью, оставив позади спортсменов из ЦСКА. В этом случае очевидна «дедовщина» со стороны строителей, которая до сих пор властвует в подобных подразделениях.

 

- Так зачем же было их калечить перед демобилизацией?

 

- А чтобы другим было, как вы высказались, неповадно. Представьте себя одного против четверых, а мне что-то подсказывает, что этим числом там не обошлось. К тому же, товарищ майор, наши курсанты – не ягнята.

 

- Товарищи офицеры! Позвольте внести ясность и закрыть этот вопрос, - Суздальцев встал со своего места. – Рогозин отказался грузить стройматериалы для вывоза их с территории объекта, за что, по указке прораба, который получил погоны офицера после военной кафедры политехнического института, стройбатовцы из старослужащих должны были его «проучить». Отток материалов уже давно замечен и, кстати, некоторые из них обнаружены на строящейся даче, оформленной на имя вашей жены, товарищ замполит. А это, расхищение социалистической собственности. Рогозина освободить и вернуть в подразделение, ведь через два дня у вас выпускные экзамены, хотя ему уже можно выставить отличные оценки.

 

Командир части поднял телефонную трубку и через пару минут обратился к присутствующим:

 

- Товарищи офицеры! Только что курсант Рогозин захватил гарнизонную гауптвахту и взял в заложники начальника караула. Часть поднята в ружьё.

 

- Бл…, - выругался про себя Суздальцев, - ну что тебе опять неймётся, Рогозин?

 

Через полчаса он уже выходил из служебного уазика возле здания гауптвахты, оцепленного плотным кольцом вооружённых солдат. Показав удостоверение и представившись, он вкратце узнал обстановку и двинулся в сторону здания один.

 

- Рогозин! Это я, Суздальцев! Впустишь к себе?

 

- Здравия желаю, товарищ майор! Да у меня сегодня день открытых дверей, только вот, никто не заходит!

 

Суздальцев вошел и прикрыл дверь за собой.

 

- Ну, выдвигай свои требования, курсант.

 

- Требования? Скорее пожелания. Разве армейский Устав написан не для всех? Пьяный лейтенант вошёл ко мне в камеру и, угрожая заряженным пистолетом, стал учить меня соблюдению уставных положений, несколько раз, пытаясь меня ударить. Пришлось его оружие в его же интересах, чтобы он сам себя не поранил ненароком, разобрать на части и рассыпать их по камере. Я позвал выводного, чтобы он навёл порядок, но тут едва не началась стрельба. Это вынудило меня и его автомат разукомплектовать. Лейтенант, как я понял, есть начальник караула. Сейчас он и выводной в камере. Остальным я вежливо предложил оставить оружие и покинуть помещение, не трогая тревожной кнопки. Раз дежурный по части допустил лейтенанта к несению службы в таком состоянии, то, скорее всего, он и сам такой. Поэтому, через коммутатор я связался с командиром их части, представился и доложил о случившемся. Ну, вот, теперь вы и здесь.

 

- Значит так, курсант, - после недолгого раздумья сделал заключение Суздальцев. – Раз ты ещё хочешь послужить Родине боевой единицей, а не на нарах, как довелось твоему отцу, то слушай меня внимательно и запоминай. С первого дня службы, ты – сексот, то есть, секретный сотрудник, завербован по линии государственной безопасности мною и подчиняешься только мне. В целях конспирации никаких документальных отношений не заводили. Всё понял?

 

- Так точно, товарищ майор!

 

- Теперь забери свои вещи, военный билет и следуй за мной, - майор вышел на крыльцо и стал водить правой рукой перед лицом сверху вниз ладонью наружу, озвучивая свои жесты словами «Не стрелять».

Подойдя к сгруппировавшемуся отдельно руководству части, он повелительным тоном, с явно выраженными приказными нотками в голосе, сказал, обращаясь ко всем:

 

- Этот курсант – мой сотрудник. Проверку на боеготовность вы не прошли. Всё оружие найдёте на своих местах. Начальника караула и дежурного по части немедленно отправить на алкогольную экспертизу и сразу под арест. Акт на устранение недостатков получите позже. Это, - он протянул две обоймы от ПМ, - боезапас вашего начкара. Честь имею, товарищи офицеры!

 

Через два дня в учебке наступили выпускные экзамены. Стратегия, тактика, политическая обстановка, владение оружием, стрельба, спецнавыки и изнурительная физподготовка. Сдали все, но с разными результатами. Лишь несколько человек из всего потока, вместе с Рогозиным, получили звание сержанта, остальным присвоили младших.

 

Рогозин сам по себе не выглядел накачанным атлетом. Немного суховатый, несколько поджарый, но равных ему не было ни в одной дисциплине. Он имел приятное, располагающее к доверительному отношению, лицо, доставшееся ему от мамы. Рогозин не стремился выделять себя павлиньими замашками или неуёмной удалью, ибо это было совсем ни к чему. Сама манера поведения, его движения, кажущаяся нерасторопность, тембр голоса во время разговора и улыбка, всё это вместе взятое и по отдельности уже позволяло задержать на нём свой взгляд, обособляя его от общей массы одинаково одетых солдат. О нём переговаривались жёны молодых офицеров, да и дочки старших тоже были не прочь проказно флиртануть с ним в своё удовольствие.

 

Получив по случаю окончания обучения единственную за полгода увольнительную, Рогозин вместе с товарищами, весь наутюженный, в парадной форме, выбрался в город.

 

- Ребята, по пиву?! – поступило предложение от одного из уже сержантов.

 

- Не, накажут! У кого есть заначки, гоу в «Голубой вагончик», там девахи дешёвые и на месте их можно поиметь!

 

- Рогозин! Ты с нами?

 

- Спасибо ребята, бережёного и Бог бережёт! Я подальше от злачных мест. Поищу фотоателье, хочу маме фотографию послать.

 

- Вот один точно где-нибудь вляпаешься!

 

- Тьфу, на тебя! Приятно вам повеселиться!

 

Вскоре, с помощью прохожих, он быстро нашёл здание с вывеской «Фотостудия» и поднялся по ступенькам. Пожилой еврей усадил его на стул на фоне плотно натянутой, накрахмаленной и отдающей лёгкой голубизной, простыни.

 

- Молодой человек! Ваши внешние данные весьма благоприятны для воспроизведения на фотографии, другими словами, вы...

 

- Фотогеничен, спасибо, мастер.

 

- Хм, вам для любимой девушки?

 

- Нет, для мамы.

 

- Ах, для мамы! – его лицо расплылось в добродушной улыбке. – Сейчас редко встретишь людей, которые в таком возрасте помнят, что у них есть мама. Для мамы будет выглядеть совсем по-другому. Попрошу вас снять головной убор, вот так. С вашего позволения, я вот здесь поправлю волосы расчёской. Так, подбородочек немножко вверх, голову чуть-чуть вправо. Теперь попробуйте улыбнуться уголками рта. Отлично! Смотрим не в объектив, а на мою левую руку. Не моргать! Превосходно! Снято! Сейчас оформим квитанцию, и послезавтра приходите забирать.

 

- Мне бы сегодня, сами понимаете, служба. У меня есть пять рублей, вот.

 

- Эх, солдатик. Ваши пять рублей должны напоминать вам о вкусе мороженого.

 

Рогозину показалось, старый фотограф смахнул слезу.

 

- Исключительно, ради вашей мамы. Я оформлю, как рекламный снимок и ваше увеличенное фото будет размещено на нашей витрине, а для вас сделаю три экземпляра под формат конверта бесплатно. Жду вас через четыре часа. А сейчас уходите.

 

Бредя по улице, Рогозин раздумывал над тем, какие воспоминания он мог навеять старому еврею. От размышлений его оторвал визг затормозившего «Москвича», который остановился впереди него у самого тротуара. Из него вытолкали девушку.

 

- Вали отсюда, шлюха! – вслед за ней вылетела её туфля.

 

- Отдай мои деньги, подонок!

 

- Тебя взяли на троих, а ты и одного едва обслужила, - крикнул водитель и высунул в открытое окно руку, изобразив пальцами кукиш, - вот твои деньги!

 

- Да что же это за напасть такая? Опять судьба посылает мне испытание, - Рогозин так резко дёрнул за руку, что разбил лоб водителю о дверную арку. Снял с расслабленной руки браслет и кинул его девушке:

 

- Этого хватит?

 

- Это они у меня потом заберут, мне деньги надо, двадцать рублей!

 

Рогозин схватил водителя за плечи и вытащил его через окно. Удар в солнечное сплетение, тот блеванул. Открылась задняя дверь машины. Сержант ударом ноги вернул её в обратное положение, сломав и прищемив пальцы тому, кто пытался выбраться через дверной проём. С другой стороны машины появился третий с велосипедной цепью, один конец которой был намотан на руку. Она с хлёстким звуком обвилась вокруг шеи водителя, которого Рогозин подставил вместо себя. Удар ботинком в голень нападавшему во время шага сбивает его с ног. Рогозин хватает его за патлы и … едва успевает остановить себя от нанесения смертельного удара в горло. Тогда он бьёт его головой о крышу машины, в такт каждому произнесённому слову:

 

- Запомни. На. Всю. Жизнь. Девушек. Нельзя. Обижать!

 

Потом он вытащил у полуживого водителя пухлый кожаный пормоне, извлёк два червонца, затем, подумав, взял половину купюр, остальное бросил в машину.

 

- По счетам платить надо. Излишки – возмещение морального ущерба. Теперь, она под моей защитой, понял?

 

Тот утвердительно мотнул головой.

 

- И запомни, не ищи повода со мной встретиться.

 

Рогозин подошел к девушке:

- Вот твои деньги, - она замешкалась, не зная, как поступить. Такого она даже в кино не видела. Тогда сержант засунул их ей в лифчик, - идём отсюда. Когда они достаточно удалились, кто-то стал звать милицию.

 

- Послушай, военный, у тебя кровь на рукаве и вот, у тебя оторвалась, надо пришить, - она протянула пуговицу от его кителя. – Я живу в общежитии, учусь здесь. Ну, и подрабатываю, как могу, можешь осуждать, но я едва свожу концы с концами. Мама ещё у меня болеет, она в другом городе. Не от весёлой жизни я этим занимаюсь. Тут минут сорок ходьбы до общаги.

 

Рогозин согласился, надо привести себя в порядок и через три часа вернуться за фотографиями.

 

- Васильевна, - улыбаясь, обратилась она к вахтёрше, - это мой братик, он совсем не на долго.

 

- Эт скок у тя братьев то, а?

 

- Это самый младшенький, Ванечка!

 

Они поднялись на третий этаж, прошли по коридору и остановились у комнаты номер пятьдесят шесть.

 

- Вообще-то, я не Ванечка, а Егор.

 

- Ариадна, Ада. Вот и познакомились. Девочки, - она обратилась в комнату, - на пару часиков, лады?

 

- Мне бы в туалет, умыться.

 

- Идём, я постою у входа, общага то женская.

 

То, что потом случилось между ними в комнате, сразу произошло очень быстро. Но, Ариадна хорошо знала, как себя вести в подобных ситуациях. Она умело расположила Егора к себе, почти на «нет» свела его стеснительные чувства смущения и ещё несколько раз преподнесла ему себя во всём своём великолепии. Она показывала ему женские стати, готовя и поднося чай совсем без одежды, получая и доставляя двойное наслаждение им обоим. Время пролетело одной минутой.

 

- Вот теперь ты – настоящий мужчина! Можешь с гордостью носить этот титул, - и, уже в который раз, поцеловала его в губы. - Я понимаю, что ты военный и не смею настаивать на том, чтобы ты остался. С тобой мне было так хорошо, как ни с кем на свете. Я бы сказала, что влюбилась в тебя, но это будет слишком рано.

 

Она проводила его до входа в общежитие и добавила:

 

- Женись на мне, солдатик, и я сделаю тебя самым счастливым!

 

- Я подумаю, - ответил Егор, - и говорю до свидания, а не прощай!

 

Подходя к фотоателье, Егор увидел на витрине своё фото, оно красовалось в окружении девичьих портретов.

 

- Ваш заказ готов, молодой человек. Я хочу поблагодарить вас за то, что наказали этих хулиганов. Вы настоящий боец и настоящий мужчина, пусть ваша мама гордится вами. В знак признательности, я хочу сделать ваше фото для девушки, которая когда-нибудь у вас появится. Да, тут приходили милиционеры, я засвидетельствовал, что подонки подрались между собою, не поделив деньги. Благо, двое из них были связаны одной цепью. За новыми фото приходите в любое время, денег не надо.

 

Когда Рогозин ушёл, старик оформил квитанцию на себя, отсчитал деньги и положил их в кассу. Взял конверт, поставил штамп «Оплачено» и написал: «Выдать по предъявлению военного билета» и расписался.

 

Служба в учебке закончилась, и молодые сержанты разъезжались по своим частям. Ребята, успев за полгода познать азы воинской дружбы, обменивались адресами и прощались друг с другом.

 

Получив сопроводительные документы и сухой паёк на сутки, Рогозин покинул расположение, ставшей почти родной, учебки. Ему предстояло добраться до железнодорожного вокзала и по требованию оформить плацкартный билет на ближайший поезд. Подумалось про Ариадну и тут же вспомнилось про фото, которые старый мастер готовил специально для его девушки. Егор поспешил в фотоателье.

 

С порога увидел разбитую витрину, его портрета там уже не было. Войдя внутрь, он не обнаружил того фотографа, его место занимала женщина средних лет с фотоаппаратом ФЭД-3 на шее.

 

- Вениамина Марковича убили. Позавчера. Вот тут, на этом месте. Милиция уже всё обследовала. Хороший был человек, душевный, царство ему небесное. Тяжёлая у него судьба, маму его немцы на его глазах истязали, а жену насиловали, и заставляли детей вместе с ним смотреть на это, потом убили. Побывал в гетто, потом был концлагерь, выжил. А тут свои, отморозки, в мирное время. Хотели по квитанции найти солдатика с фото на витрине, уж больно он им насолил. Я в туалете спряталась. Ой, Господи! Так это ж вы!? Вот, это вам, - она протянула конверт с фотографиями. - Вениамин Маркович ещё загодя настоятельно просил вам передать, если вдруг самого не окажется на месте.

 

- Спасибо вам. Вениамин Маркович был моим другом, а за друзей не прощают. Больше никому об этом не говорите.

 

У Рогозина внутри всё кипело. Обеспокоенный, он рванул в общежитие. Бросив на ходу вахтёрше: « Я к сестре!», парень устремился на третий этаж.

 

- Ада! Это Егор, если ты здесь, открой!

 

Послышалась возня за дверью, и она приоткрылась. Половина лица девушки выглядела сплошным синяком, один глаз заплыл и напоминал узкую прорезь амбразуры. Открытые участки тела пестрели синюшными пятнами.

 

- Родная моя, - он осторожно её обнял, так, чтобы не причинять боль. – Присядь, милая. Я пришёл сделать тебе предложение. Я страстно желаю, чтобы ты согласилась стать моей женой. Скажи мне ДА!

 

Она попробовала улыбнуться, кивая головой в знак согласия и роняя на пол слёзы, которые появлялись вперемешку от боли и радости.

 

- Тогда зови подружек, пусть помогут собраться, бери паспорт и айда в ЗАГС.

 

- Прямо сейчас?

 

- Я же военный, у нас решения принимаются быстро.

 

Она постучала ложкой по стене, появились подружки по комнате. Егор вкратце объяснил ситуацию.

 

Через два часа он, используя своё обаяние, учтиво льстя комплиментами, фигурируя доводами об уплаченной госпошлине, беременности, избиениями домогателя, военным статусом, наличием свидетелей и прочими нюансами, уговорил администратора Загса провести обряд бракосочетания немедленно.

 

- А кольца у вас хоть есть? Без них никак нельзя.

 

И тут Егор опешил, казалось, он всё в этой ситуации предусмотрел, и вот, на тебе! Тут Ада вложила ему в ладонь две коробочки, и он расчувствовался.

 

Во время церемонии, она, избитая, надевая кольцо на палец Егору, нечаянно обронила его.

 

- Это дурная примета, - шепнул кто-то из подружек.

 

- Думай о хорошем, - перебила её вторая.

 

Молодые накрыли скромный столик у Ариадны в общежитии. Рогозин разлил шампанское, произнёс тост и все выпили.

 

- Милый, я не смогу сегодня исполнить супружеский долг, всё болит. Но ты должен знать, что у женщин тоже существует своя дружба. Я хочу, чтобы этой ночью меня заменила Валечка или Наташа, а хочешь, они смогут обе сразу. Всё для тебя, любовь моя.

 

- Девушки, я вижу, насколько вы дружны и уверен, что никто не может хранить секреты так, как это делаете вы. Но сегодня ночью я буду занят другим.

 

- У тебя есть мужчина?

 

- Нет, мои хорошие. Я буду занят другим делом, и вы мне в этом действительно можете помочь. Для этого расскажите, пожалуйста, всё, что вы знаете о людях, которые так поступили с Адой. Я обещаю и даю вам слово, что это всё останется между нами. Прошу вас довериться мне.

 

Через пару часов он стал обладателем информации о всей сутенёрской банде, каналах фарцовщиков и поставщиках наркоты. Стоило девушкам начать рассказывать об одном, как накипевшая боль от унижений, поборов и побоев, выплёскивала всё остальное. После случая с Адой, они верили в Егора, думая, что за ним стоят крепкие ребята, нет, не из милиции, где бывали случаи продажности, и не из других госструктур, а именно те, для которых слово «честь» значило нечто большее, чем простое сотрясение воздуха.

 

За два часа до полуночи, он попросил девчат поискать для него подменной одежды, какие-нибудь перчатки и ненужный капроновый чулок. Кое-как облачился, открыл окно и, спустившись по пожарной лестнице, канул в темноту.

 

Попав в частный сектор, он отыскал нужный дом, убедился в отсутствии собак, перемахнул через изгородь и подкрался к одному из окон, за которым трёхрожковая люстра с плафонами в виде цветочных колокольчиков освещала работающий сполохами телевизор, спящую полуобнажённую женщину на разобранном диване и двоих мужчин за столом, с остатками буйного пиршества на нём. В комнате было сильно накурено.

 

- Так. Это Бес и Смутный, - Рогозин определил их по характерным признакам, рассказанным девушками, - оба подлежат ликвидации.

 

Осуществить такое ему предстояло впервые. Внутри его начал точить маленький жучок сомнения в правильности принятого решения. Он тут же задавил его, представив разбитое лицо Ады, убитого пытками фотографа и повествования Валечки с Наташей. Егор натянул на голову чулок.

 

Смутный, на котором была надета тельняшка, начал вставать из-за стола, опираясь на него руками. Потом, пошатываясь, побрел к входной двери, скорее всего, по нужде. Бес налил себе стопку, опрокинул её в себя и двинулся за ним следом. Со щелчком разошлись шейные позвонки Смутного, он сразу обмяк и, падая, зацепил какую-то посудину в коридоре.

 

Осторожный Бес согнулся, чтобы вытащить финку из сапога, но удар ногой в голову повалил его навзничь. Рогозин подпрыгнул и, с силой выпрямив ноги в воздухе, всей своей массой обрушился на верхнюю часть тела распластанного Беса, сломав ему рёбра и грудину. У того изо рта хлынула кровь, глаза вылезли из орбит, но он был ещё в сознании.

 

- Это тебе за фотографа, за остальных ответишь в аду.

 

К дому подъехал «Москвич», упёрся передом в ворота и несколько раз моргнул. Из машины вышли двое, водитель остался за рулём.

 

- Что же, на ловца и зверь бежит, - подумалось Рогозину, - справиться бы только.

Начали стучать в ворота и нетерпеливо клацать клямкой калитки.

 

- Бес, опять нажрался, что ли? Открывай скорее, общак привезли.

 

- Иду! - Рогозин поднял финку Беса и двинулся в сторону ворот, - вот так ситуация! Он начал на ощупь возиться с засовом.

 

- Казик! Он резину тянет, пахнет подставой!

 

- Да нажратый он, сегодня Смутный у него ночует. Тащи сумки!

 

Наконец калитка освободилась. Казик шагнул в проём и получил удар по затылку и финку в сердце. Второй в это время доставал сумки из багажника, который и закрыть не успел, ибо его постигла участь Казика. Рогозин открыл дверь переднего пассажира и в машине загорелся свет. Он уселся на сидение и снял с себя чулок. Водитель быстро потянулся правой рукой к вещевому ящику, но Егор закрутил её, повернув тело к себе спиной, и зафиксировал положение захватом за шею.

 

- Вот видишь, до чего твоя гордыня довела, - прошептал Рогозин водителю на ухо, - а ведь я тебя предупреждал, не трогать девушку.

 

- Да-да! Я обложался, виноват, прости. Деньги, там деньги, возьми себе, хоть все возьми, ток отпусти меня. Никому не скажу!

 

- Обижать девушек грешно, при полном раскаянии можно было бы и простить. Но из-за тебя погиб мой друг, фотограф, мученически погиб. Ты искал меня, вот я и пришёл. Не помню, говорил ли я тебе, что второе наше свидание будет последним. Для тебя.

 

Рогозин зажал ему рот и медленно стал вводить финку Беса между ребер водителя, направляя клинок в сердце.

 

- Почувствуй, как умирал старый еврей, у которого на глазах убили маму и жену, который пережил весь ад фашистского концлагеря. И вы, подонки, пытаетесь уподобляться им? Творить беспредел с невинными людьми?

 

Когда рукоять финки приблизилась к телу, Рогозин резким движением крутанул её, водитель конвульсивно дёрнулся в последний раз и затих.

 

В двух спортивных сумках лежали расфасованные по пачкам купюры номиналом десять, двадцать пять и пятьдесят рублей. Он и представить не смог, какая баснословная сумма была в его руках.

 

- Значит так, - рассуждал Рогозин сам с собой, - Бес всех убил, украл деньги и сбежал, оставив нож в груди водителя. Надо, чтобы Беса никогда не нашли.

 

Пачку с десятирублёвками он положил в доме возле спящей женщины, ещё одной насорил вокруг. Тело Беса вместе с тряпкой, которой затирал его кровь, завернул в покрывало. Остатки ночи ушли на то, чтобы на плечах отнести его до реки, которая протекала в четырёх километрах восточнее. Там он снял с него штаны, завязал штанины на узлы и пересыпал в них деньги, чтобы не светить сумками, которые утопил вместе с его телом.

 

Потом затянул на импровизированном парном рюкзаке поясной ремень, всё это надел себе на шею и в таком виде через пожарную лестницу под самое утро забрался в комнату к девчатам. Там он снял с себя всю одежду, сложил её в пакет, взял в шкафу девчоночий халат и ушёл в душевую. Когда они проснулись, он уже заваривал чай.

Дождавшись окончания их утреннего моциона, Егор запер дверь на ключ и обратился в пол голоса к девушкам:

 

- Милые мои, судьба даёт вам всем шанс круто изменить свою жизнь. Хорошо обдумайте все свои варианты, перед тем, как принять окончательное решение. Теперь вы свободны, и вам не нужно продавать себя, чтобы сводить концы с концами. Но, однозначно, вам всем предстоит покинуть этот город и разъехаться в разные места, причём, в незамедлительно ближайшее время. В любом городе сможете купить себе квартиру, найти работу по душе, выйти замуж за хорошего человека по любви, создать семью, обзавестись детишками. Ещё совет, не говорите, кто в какое место уезжает. Так мне будет спокойнее за вас. А теперь вот, - он высыпал на пол деньги из одной штанины Беса. – Это тебе Натик с Валечкой. А теперь, девочки, прощайтесь, через час мы с Адой уезжаем.

 

-??!?

 

Возле строительной площадки Егор сжёг пакет с одеждой и штанами Беса, и, заметая следы, за двойной счётчик добрался с молодой женой на такси до ближайшего города, в котором тоже был железнодорожный вокзал. Там он посадил Аду на поезд до Москвы, откуда она должна была улететь в Хабаровск к его матери. Все деньги он отдал ей, оставив себе только сто рублей.

 

На следующий день он появился на контрольно-пропускном пункте своей части, где доложил дежурному о своём прибытии.

 

- Ты, сержант, опоздал на восемнадцать часов. Придётся тебя оформить на «губу» за самоволку, думаю, суток семь тебе хватит для начала.

 

- Вы, товарищ старший лейтенант, хотели сказать: «ВЫ, товарищ сержант, опоздали на восемнадцать часов».

 

- А ты борзый, сержант, боюсь, мы с тобой не поладим. Тут тобой КГБ интересовался, прибыл ты или нет.

 

- Во-первых, товарищ старший лейтенант, у меня была уважительная причина задержаться – я женился. По закону мне положен отпуск на трое суток, я же уложился в одни, так что, двое мне ещё должны.

Во-вторых, я не девушка, чтобы со мною ладить.

В-третьих, лучше бойтесь, чтобы я не доложил своему куратору в КГБ о ваших неуставных отношениях ко мне в присутствии рядового состава на КПП.

 

Он подмигнул солдату, стоявшему за спиной старшего лейтенанта, тот в ответ показал ему большой палец. Офицер же сразу встрепенулся и поправил на себе портупею.

 

Рогозин направился к старшине роты, чтобы тот поставил его на довольствие и разместил в казарме. Ему не терпелось увидеться с капитаном Приваловым, справиться о его здоровье, ещё раз поблагодарить его за свои успехи. Когда он выносил из каптёрки полученные спальные принадлежности, перед ним внезапно возник капитан в сопровождении сержанта. Но это был не Привалов.

 

- Сержант Рогозин?

 

- Так точно, товарищ капитан!

 

- Следуйте за нами.

 

Его вывели и посадили в уазик, на котором ездил Суздальцев. Старший лейтенант на КПП злорадно улыбался и потирал руки.

 

Через час ожидания под присмотром сержанта, его сопроводили в комнату с маленьким окошком под самым потолком. Справа стенографистка заряжала в печатную машинку чистый лист бумаги, а прямо перед ним за столом сидел майор Суздальцев. Сопровождение осталось у Рогозина за спиной. Комната освещалась большим плафоном в металлической сетке под потолком и настольной лампой.

 

- Товарищи, попрошу вас оставить меня с сержантом наедине, - сказал Суздальцев, - спасибо.

 

- Здравия желаю, товарищ майор!

 

- Присаживайся, Рогозин, - Майор придвинулся к нему через стол и, пристально глядя прямо в глаза, продолжил, - мы тут поспорили, вернёшься ты в часть или нет. Оказалось, я выиграл.

 

- Да, товарищ майор, воинская служба для меня дороже личных отношений, на которые я потратил меньше суток.

 

- Скажи мне, Рогозин, а где сейчас твоя супруга?

 

- Не могу знать, товарищ майор, возможно на учёбе, возможно в общежитии. Могла и уехать к своей маме в Белоруссию, благо выходные на носу, надо же поделиться новостью о замужестве.

 

- Тогда ответь мне на такой вопрос, - Суздальцев прямо впился в его глаза своими, - каково это впервые убить человека?

 

- Тоже не могу знать, товарищ майор! Побуду на войне, испытаю, обязательно поделюсь, - Рогозин, не моргая, смотрел на него ответным взглядом.

 

- В городе, котором ты служил, после твоего выхода из части, были убиты люди, пристававшие к твоей жене. Рядом с трупами на цветочной клумбе обнаружен след солдатского ботинка твоего размера, что скажешь?

 

- Вы меня разыгрываете, товарищ майор, - добродушно улыбаясь, ответил Рогозин, - в том городе несколько воинских частей, тысячи солдат и, наверняка, есть магазины «Военторга», в которых можно купить ботинки и носки к ним в придачу. У меня было всего несколько часов, чтобы на законных основаниях лишить себя девственности и стать мужчиной. И ещё, я даже в поле не сорву цветок, а наклонюсь, чтобы его понюхать. Топтать клумбу для меня святотатство.

 

- Так я и думал, - сказал Суздальцев и нажал кнопку звонка. Все вновь заняли свои места. – Теперь, сержант Рогозин, тебе в твоей части делать нечего. Лариса Ивановна, подготовьте приказ о переводе сержанта Рогозина в обособленную группу капитана Привалова. Поздравляю Рогозин! Ещё три месяца форсированной подготовки в полной изоляции и у тебя появится возможность ответить на мой второй вопрос. Интересы нашей социалистической Родины не заканчиваются государственными границами. Мы всегда готовы протянуть руку помощи тем, кто недавно освободился от колониального ига, и желает, чтобы их страны развивались по нашему пути.

 

- Значит, Африка, - подумал Рогозин и вслух сказал, - готов служить трудовому народу в мировом масштабе! - В животе заурчало. – Сейчас бы кусочек хлеба, да с чесночком!

 

(Фото Владимира Осокина, спасибо автору)