Наследственное

Любовь к лесу – это у меня наследственное. Лес для меня – место силы. Здесь отключается голова, постепенно становится лёгкой, а душа наполняется звуками, красками, запахами и заряжается, как батарейка, до следующего лета.

Ну, теперь про наследственность.

Бабушка моя, Евдокия Семёновна, в лес ходила, пока позволяла сломанная в юности нога.

– Пошла я, – вспоминала бабушка Дуся, – за морошкой. (Места у нас и теперь медвежьи, а лет шестьдесят назад – и подавно). Собираю ягоды, а ягод-то видимо-невидимо. Собираю, значит, а в голове всё мысль крутится, что давече мужики медведя в этих местах видели. И точно: следы во мху, мялся кто-то на болоте, а ягоды не обобраны. Видать, мишка это болотце себе заприметил, а я на его шалгу набрела. Только подумала, гляжу, а куда выходить-то – не знаю... Кружилась, кружилась по болоту, не могу выйти. А ведро полнёхонько, тяжёлое, морошка спелая, осела. Стою, реву: "Отпусти меня, мишка, домой". Ревела, ревела, да как разозлюсь, взяла да и высыпала полведра морошки прямо в мох: "Вот твоя ягода, отпускай меня!" И что ты думаешь? Пошла-пошла да и вышла из болота. Домой так полведра и принесла.

Вот так у нас и повелось: оставлять в лесу гостинец лесному жителю, чтобы не серчал на нас, что на его месте хозяйничали.

А вот еще одна семейная история. Тётушка моя, Людмила Васильевна, была страстной любительницей леса. Супруг её, хоть и лето, дома работы полно, а в лес отпускал. Но пошутить любил. Собралась тетушка с вечера в лес: котелок, заварка, хлеб, яичко – всё как полагается. Утром, чуть свет, вскочила, пестерь на спину накинула и в лес. Топает по тропинке, да нет-нет и придёт в голову, что пестерь тяжеловат. Пришла на озеро, стала котомку разбирать, глядь, а на дне гантеля лежит! Вот спасибо супругу!

– И что, тётя Люся, куда гантелю дела, на озере оставила?

– Да щас! Домой принесла: жалко. Да и зачем её в лесу оставлять?

Наверное, из таких семейных историй и складывается любовь и трепетное отношение к лесу.

Вот повспоминаю и еще вам расскажу.