Говорю, говорю
Говорю, говорю...
И все-таки не договариваю.
Строчку к строчке тяжко -
Песнь не складывается.
Жду росу и первый луч,
А тут вдруг марево -
Знать судьба ко мне еще приглядывается.
Сколько лет и без обид, потому что ей не лгал.
И горел я в аду утех.
И в раю не тосковал.
Я узнал вдоль - поперек территорию урга,
Но коня высоких чувств расковал.
Я пока на двух ногах
И головушка чиста.
Дни как речка текут,
Ноги - ручейки и к утру мелеют.
Жизнь бы начал вновь с пятидесяти,
А не с чистого листа,
Да, года не только памятью болеют.
Был дружок у меня. И добр и мил.
Все секреты он мои знал до мелочей.
Вышел ночью в сад и не хватило сил
Закричать жене и позвать врачей.
А теперь беда,
Уж не до речей.
Поседела бровь и к земле голова клонится.
Набежит слеза в глубине очей.
Путь к утру далек даже без бессонницы.
И все-таки не договариваю.
Строчку к строчке тяжко -
Песнь не складывается.
Жду росу и первый луч,
А тут вдруг марево -
Знать судьба ко мне еще приглядывается.
Сколько лет и без обид, потому что ей не лгал.
И горел я в аду утех.
И в раю не тосковал.
Я узнал вдоль - поперек территорию урга,
Но коня высоких чувств расковал.
Я пока на двух ногах
И головушка чиста.
Дни как речка текут,
Ноги - ручейки и к утру мелеют.
Жизнь бы начал вновь с пятидесяти,
А не с чистого листа,
Да, года не только памятью болеют.
Был дружок у меня. И добр и мил.
Все секреты он мои знал до мелочей.
Вышел ночью в сад и не хватило сил
Закричать жене и позвать врачей.
А теперь беда,
Уж не до речей.
Поседела бровь и к земле голова клонится.
Набежит слеза в глубине очей.
Путь к утру далек даже без бессонницы.