Ты прав, мой ангел...
ЗВОН ТИШИНЫ
Туманные ночи, рассветы сырые,
ни зги не видать сквозь кручин пелену.
Так хочется выйти из этой игры
и
последнюю вырвать из горла струну;
чтоб звон тишины стал единственным звуком,
впитавшим, как губка, в себя стон и вой,
но наперекор всем страданьям и мукам,
летящий на Вечности голос живой.
ВЫБОР
Порвался шнур на итальянской шторе –
теперь окошко, как в глазу бельмо,
сверкает в наплывающем декоре
ночных картин с эффектом домино.
На свет роями и по одиночке
стремится нечисть, мётлами шурша.
Готовясь к схватке, в плотской оболочке
окопы роет грешная душа.
Быть может, выключатель нужно просто
мне повернуть, не мучаясь виной,
и выбор меж добром и злом так остро
стоять всю ночь не будет предо мной?
БОЛЬ
Да и чёрт с ней – с этой болью,
что грызёт без перерыва
жизнь мою и крупной солью
лечит раны кропотливо.
Надо очень разозлиться
на свой дух в утробе тесной,
ведь должна же быть граница
и у слабости телесной?
Жизнь не кончена и порох
есть ещё в остатках злости,
хоть и катит боли молох,
перемалывая кости.
Дай то бог, чтобы кривая
снова вывезла как прежде
вывозила, невзирая,
на пробоины в надежде.
ЧЕМ ГУЩЕ МРАК…
Чем гуще мрак, тем чаще снится солнце;
чем боль острей, тем невесомей дух,
как будто смыл водою из колодца
с себя пуды навязанных чернух.
И странно, как ты мог не видеть раньше –
слепой, самоуверенный схоласт:
свет истинный, очищенный от фальши,
душ не сжигает и не режет глаз.
ПРОЛЕТЕЛИ МИГОМ…
Пролетели мигом март, апрель и май.
Ночь с душевным сдвигом – рта не раскрывай,
чтоб не исковеркал твой больной язык
стреловидный вектор слов без закавык.
Лето на пороге пышет жаром вер
в то, что в нём дороги – зимним не в пример,
на беду не падки, не туманят глаз
за души оглядки – тех, кто в них завяз.
Осень так далёко от июньских баз,
даже и намёка нет о ней сейчас.
Веселись покуда, краткий миг лови,
свято веруй в чудо счастья и любви.
ПТИЦА РАДОСТИ
Вновь поёт средь поражений и побед
птица Радости на пушечном лафете
о любви, которой обогрет
каждый на безумном этом свете.
Голосок её хрипящий не высок,
перья яркие изрядно истрепались,
а вокруг пустыня, в чей песок
реки крови пролитой впитались.
Может, кровушка текла и неспроста,
уповая на ликующее Завтра,
только бесконечна та верста,
что стремится к финишу от старта.
ТЫ ПРАВ, МОЙ АНГЕЛ...
Я чувствую, что глядя на меня
с круч поднебесных,
ангел мой хранитель
нахмурил лоб, как недовольный зритель,
когда актёр без пыла и огня
роль отбывает в надоевшей пьесе
и, по уши увязнув в пене слов,
с надеждой смотрит в зал поверх голов,
словно в окно несчастный Подколесин.
Ты прав, мой ангел, - я сбежать не прочь
из пьесы, заражённой чёрным сплином,
в восторге, вдруг проснувшемся зверином,
в глухую, неизведанную ночь.
