Враги сожгли родную хату...

Враги сожгли родную хату...

Аудиозапись

Сожгли фашисты его хату,
Убили всех его детей.
Как эту пережить утрату,
А сколь вокруг еще смертей.
Пошёл устало воин в горе
По тропке, в поле что вела.
Нашёл в траве высокой вскоре
Могилу, где жена ждала.
 
Стоял солдат у изголовья,
Рыдания сдавили грудь.
Сказал он лишь: "Привет, Прасковья!
Как долог был к тебе мой путь!
Готовь, жена, мне угощенья,
Накрой-ка мне широкий стол.
Сегодня буду возвращенье
Я отмечать с тобой вином.»
 
Он не услышал слов ответа,
Никто его не повстречал.
Слеза блестела лишь от ветра,
Он со щеки ее убрал.
Ремень неспешно свой поправил
И со спины мешок сорвал,
С могилкой рядышком поставил
И фляжку со спиртным достал.
 
«Ты не сердись, моя Прасковья,
Нет выбора у нас с тобой.
Хотел я выпить за здоровье,
А пью сейчас за упокой.
Мужья надеются на встречу,
Мы ж не пойдём рука в руке.»
Он двинул кружкой ей навстречу,
Слеза скатилась по щеке.
 
Стоял солдат, слуга народа,
С женой своею говорил:
«Я шёл к тебе 4 года,
Я власть фашистов раздавил.»
Он встал на ноги, чуть устало,
Но столь в нём мужества и сил.
А на груди медаль сверкала
За главный город их, Берлин!
 
ПОДСТРОЧНИК
 
Враги сожгли его хату
И убили его детей.
Он стоял такой грустный, он стоял такой усталый,
Но такое несчастье царит вокруг.
Воин пошёл со своей печалью
До перекрёстка в поле.
Он нашёл в высокой траве, там внизу,
Где стоит холм его жены.
 
Солдата душит вой,
Сдавленные рыдания в горле.
Он сказал только: «Здравствуй, Прасковья!»
А его ресницы стали мокрыми.
«Готовь угощение для своего гостя,
Накрой для него широкий стол,
Так как я буду праздновать возвращение домой.
Я прошагал для этого долгий путь…»
 
Но он не услышал ответа,
Никто его не повстречал,
Только на его щеке блеснула
Слеза, которая была такой горькой.
Он привёл в порядок ремень
И открыл потом свой мешок,
Он сел на курган могилы
И взял фляжку со спиртным.
 
«Не сердись на меня, Прасковья,
К сожалению, у меня нет выбора:
Я хотел выпить просто за здоровье,
Но я пью на поминках.
Близкие надеются на встречу,
Но мы больше никогда не пойдём рука об руку…»
Он пил из своей медной кружки
Вино вместе с горем.
 
И это был он, солдат, настоящий
Слуга народа, который ей говорил:
«Я шёл к тебе долгих четыре года,
Я раздавил власть Гитлера…»
Он едва встал на ноги,
Что принесёт ему еще будущее?
На его груди была награда –
Медаль за город Берлин.
 
Враги сожгли родную хату. Перевод
Дмитрий Лукашенко
 
Die Feinde brannten seine Huette
und brachten seine Kinder um.
Er stand betruebt, er stand so muede,
doch solches Unglueck herrscht herum.
Der Krieger ging mit seinem Kummer
zur Strassenkreuzung in dem Feld.
Er fand im hohen Gras, dort unten,
wo seiner Frau Huegel steht.
 
Und den Soldaten wuergt das Heulen,
gedaempftes Schluchzen in dem Hals.
Er sagte nur “Gruess Gott, Praskowja”,
und seine Wimpern wurden nass.
Fuer deinen Gast bereit Bewirtung,
fuer ihn den breiten Tisch mal deck,
weil ich den Heimkehr feiern werde,
Ich schritt dafuer ‘nen langen Weg…”
 
Er hoerte aber keine Antwort,
und niemand gab ihm ‘nen Empfang,
nur blinzelte auf seiner Wange
die Traene, die so bitter war.
In Ordnung brachte er den Guertel,
und oeffnete dann seinen Sack,
er setzte sich an dem Grabhuegel
und nahm die Flasche mit dem Schnaps.
 
“Sei mir nicht boese doch, Praskowja,
ich habe leider keine Wahl:
ich wollte trinken bloss zum Wohle,
doch trinke ich beim Totenmahl.
Geliebten hoffen auf das Treffen,
wir gehen nie mehr Arm in Arm…”
Er trank aus seinem Kupferbecher
den Wein zusammen mit dem Gram.
 
Und das war er, Soldat, ein wahrer
Staatsdiener, der zu ihr so sprach:
“Ich ging zu dir vier lange Jahre,
Ich hab zerschmettert Hitler’s Macht…”
Er stand schon schwerlich auf den Beinen,
was ihm nur noch die Zukunft bringt.
An seiner Brust war ‘ne Auszeichnung -
Medaille fuer die Stadt Berlin.
 
**************************************************************************************************************
Дмитрий Лукашенко перевел стих М. Исаковского "Враги сожгли родную хату" на немецкий.
А я сделала обратный перевод с немецкого на русский.
 
**************************************************************************************************************
Интересно сложилась судьба этой песни:
На долгие 14 лет стихотворение и песня были, фактически, запрещены.
Стихотворение было опубликовано в седьмом номере журнала "Знамя" за 1946 год. Его прочитал другой великий поэт, Александр Трифонович Твардовский. Именно Твардовский разглядел в "Прасковье" песенный потенциал. Он показал текст композитору Матвею Блантеру, и тот за несколько дней положил стихи на музыку.
 
Песню записал на студии "Мелодия" замечательный эстрадный певец Владимир Нечаев - и она отправилась на радио. Однако, сразу после премьеры композиция была запрещена к ротации на радио и публичному исполнению. Аналогичным "репрессиям" подверглось и стихотворение: его просто-напросто запретили перепечатывать.
 
Среди литературных редакторов тогда было распространено мнение, что Победа должна исключать трагические песни.
 
В прессе стихотворение называли "распространяющим пессимистические настроения". По мнению известного литературоведа Бориса Анашенкова, основной причиной запрета были строки:
И на груди его светилась медаль за город Будапешт.
 
Некие слишком осторожные чиновники от искусства разглядели в этом намек в духе: "Мы бились за Будапешт и другие города, а собственные хаты не уберегли". Этого хватило, чтобы стихотворение и песня были отправлены в долгий ящик.
 
Гениальное произведение невозможно скрыть даже за семью замками. В 1960 году великий певец Марк Бернес на свой страх и риск, ни с кем этого не согласовывая, исполнил песню "Враги сожгли родную хату" на большом концерте звезд советской эстрады. Песня была встречена громогласной овацией. Люди встали со своих мест, кричали "Браво", плакали. Песня мгновенно "ушла в народ": ее стали петь обычные люди на улицах, во дворах. Теперь уже никакие чиновники не могли остановить триумфального шествия великого произведения великого поэта.