Смерть поэта

Ещё пять минут назад мир был светел и ярок,

на улице царило предновогоднее волшебство,

в вечернем парке играла чудесная музыка,

люди спешили за новогодними подарками —

увы, теперь всё это кувырком летело в тартарары.

Нетрезвый Степанов с ужасом смотрел на то,

что лежало на грязном коврике у его ног.

 

Минуту назад дверь гостиничного номера

с треском распахнулась, и пыхтящий Жданов

втащил бездыханное тело Вовки Сидорова.

— Ты… Ты что наделал, дурак? —

в ужасе прошептал Степанов Жданову,

пытаясь поймать мутный пьяный взгляд

своего незадачливого подчинённого.

— Ты сказал «убери», я и убрал.

— Как это убрал?

— Снял со стенки огнетушитель, ну и…

 

Теперь Вовка Сидоров лежал посреди комнаты,

не подавая никаких признаков жизни,

на виске его наливался нехорошим цветом синяк,

пульс не прощупывался.

Степанов вспомнил про мутное прошлое Жданова,

про сомнительное происхождение

недавно полученных векселей,

представил себе лавину возникающих проблем,

сел на кровать и тихонечко завыл —

похоже, это был полный финиш.

 

Между тем Жданов как-то даже повеселел.

Он со вкусом выпил, закусил,

налил в гранёный стакан ещё водки —

судя по всему, ситуация была для него привычной.

Он легко и пружинисто поднялся со стула,

начал одевать своё чёрное гангстерское пальто,

пояснив удивлённому Степанову

как-то очень просто и по-хозяйски разумно:

— Пойду-ка, ножи куплю нормальные.

И пакетов полиэтиленовых побольше.

Нам теперь до утра его по бакам разносить.

 

История эта случилась давно,

ещё при раннем Путине.

Спустя много лет, прочитав в сети статью,

в которой расписывались кровавые похождения

петербургского профессора Соколова,

известного историка наполеоновских времён,

убившего из ревности свою любовницу,

Степанов закурил и всерьёз задумался.

 

Что-то до жути знакомое было в том,

как обезумевший убийца расчленял труп,

таскал всю ночь его по частям в Мойку,

как поскользнулся спьяну и упал в реку,

откуда и добыли его в итоге полицейские —

вместе с двумя женскими руками в рюкзачке.

Нет, из такой песни слова не выкинешь.

 

Как ни странно, Степанов понимал профессора,

деловито расфасовавшего подругу по частям —

точно так же пришлось и ему, Степанову,

как-то раз окунуться с головою

в тот страшный красно-чёрный туман,

который воцаряется в голове совершившего убийство.

 

Случилось в весёлые нулевые,

да ещё под самый Новый Год,

незамедлительно лететь Степанову в Красногорск,

чтобы срочно завершить крупнейшую сделку года,

получить долгожданные векселя —

ничего тогда не предвещало никаких проблем.

 

Степанов работал тогда коммерческим директором

большого комбайностроительного завода,

который имел в Красногорске спецпредставителя

по вопросам качества и по разным другим делам —

бывшего начальника цеха по фамилии Жданов,

высоченного рыжеусого мрачного детину,

ставшего Степанову верным другом и собутыльником.

 

Они со Ждановым не виделись месяца три,

сделка закончилась к всеобщему удовлетворению,

отчего бы двум ражим хлопцам было не посидеть

в уютном номере гостиницы «Красногорск» —

но тут партнёр Степанова, шустрый делец Гудовский,

попросил их принять в компанию

того самого Вову Сидорова.

 

На бумаге Вова Сидоров был известной личностью,

целым президентом красногорского холдинга,

успешно снабжавшего Степанова векселями,

однако на самом деле это был нищий гуляка,

проигрывавший в казино каждую копейку,

которая только попадала в его холёные руки.

 

Бесхребетного Сидорова любили все женщины.

Природа щедро наделила Вову «ростом и лицом»,

его негромкий голос звучал как струны гитары,

в голубых глазах таилась грустная «есенинка»,

а пушистые ресницы взлетали так доверчиво,

что любая женщина мгновенно теряла разум.

 

Его патрон Гудовский слыл известным меценатом,

он открыл в городе популярный клуб «Че Гевара»,

а поскольку был женат в то время на журналистке,

таскавшей его по всяким богемным мероприятиям,

то сорил деньгами и вёл светский образ жизни,

спонсируя газету жены —

чтобы той было где печататься.

 

По утверждению утончённой жены Гудовского,

у которой Вовка подрабатывал в газете «литнегром»,

Сидоров был гениальным непризнанным поэтом.

Степанов, который живых поэтов раньше не видал,

отнёсся к Сидорову с определённой опаской,

считая питомцев муз существами тихопомешанными.

 

У Гудовского к таким «вовам» была особенная жалость,

Он подбирал их, словно бездомных котят,

пристраивая президентами фирм-однодневок —

Гудовский, сам выходец из глухой сибирской провинции,

в жестком и беспощадном мире большого бизнеса

умудрялся оставаться в душе немного романтиком.

 

Пришлось Степанову и Жданову

брать томного красавца с собой.

Начали разгул в кафе, затем поднялись в номер,

а потом случилось нечто невообразимое —

алчно вылакав водку прямо из бутылки,

просветлённый мерзавец Сидоров умчался

в одних носках по коридору гостиницы,

декламируя во весь голос нечто радостное.

 

Тут у Степанова случилась страшная истерика.

Сказалось всё — напряжение последних дней,

ожидание сделки, неопределённость партнёров.

Под матрасом лежали векселя на огромную сумму,

которые нельзя было никому показывать.

Не помня себя, он заорал на безвинного Жданова,

требуя немедленно «убрать это к чёртовой матери».

 

Услужливый дурак оказался куда опаснее врага.

Жданов тяжело поднялся, выпил, крякнул,

на ощупь отставил стакан и пошагал в коридор.

Некоторое время в номере стояла жуткая тишина,

а потом Жданов приволок бездыханное тело.

Теперь он что-то хмуро бубнил про ванну,

куда надо спустить сидоровскую кровяку,

тогда тело станет гораздо легче, потеряет вес,

прикидывал, как спустить кишки в унитаз —

Жданов как человек с бурным и тёмным прошлым

относился к таким вопросам явно утилитарно.

 

Степанов не верил, что всё это происходит наяву.

Он со слезами взмолился кому-то на небесах,

умоляя прекратить поскорее этот жуткий сон —

но небеса ошарашенно молчали,

а плохое кино всё никак не заканчивалось.

Значит, надо было как-то жить с этим дальше.

 

Они перевернули безжизненное Вовкино тело —

в заднем кармане затёртых ветхих джинсов

неожиданно обнаружилась справка из милиции —

В.А.Сидоров так же, как и некто М.С.Паниковский,

известный в прошлом возмутитель спокойствия,

по иронии судьбы тоже оказался

человеком без паспорта.

Оставался слабый шанс на звонок Гудовскому,

тот сознался, что знал про Вовкину запойность,

но большого значения этому как-то не придавал.

 

Гудовский божился, что всё это вышло случайно,

такой подставы никто не ждал и уж точно не желал,

поэт Сидоров всегда был кроток, словно ягнёнок.

Увы, перепуганный Гудовский ничем помочь не мог.

Он просил разрулить ситуацию как-нибудь без крови,

но по всему выходило, что дело безнадёжное —

пора было реально бежать в магазин за пакетами.

 

Именно тогда, уткнувшись лбом в холодное стекло окна,

бездумно глядя на весёлую круговерть огней внизу,

Степанов вдруг ощутил в себе пробуждение зверя —

как ни крути, а выхода не было,

они оказались кругом виноваты,

объяснить полиции Вовкину смерть было сложно —

обстоятельства просто не отставляли никакого выбора.

 

Жданов, в чёрной шляпе похожий на Диллинджера,

по-собачьи преданно глядя на своего начальника,

нёс что-то несусветное про полотно для ножовки,

плёл про топоры, про то, что «овёс нынче дорог» —

Степанову хотелось, чтобы усатый маргинал сгинул,

но оставаться с трупом наедине было невыносимо.

 

Выматерившись, он бросился лихорадочно одеваться,

зашарил по карманам пальто в поисках сигарет.

проклиная Гудовского, себя и всех поэтов на свете,

потом споткнулся и от души пнул коченеющий труп,

и тут кто-то вдруг надрывно простонал откуда-то снизу:

— Ребята, не бейте меня, пожалуйста… Не надо!

 

Через полчаса усталый Жданов с грехом пополам

вывел вдрызг пьяненького Сидорова из гостиницы,

хотел пристроить того на такси, но поэт сбежал,

похожий во тьме на огромного трепетного лося.

Жданов вернулся в номер и злобно прохрипел:

— Огромный, сука! Ох, и долго бы мы его чикали!

Его глаза горели таким нечеловеческим огнём,

что Степанов слегка испугался и сам.

 

Наутро Степанов улетал в родные края.

Он долго бродил по гулкому залу аэропорта.

На душе было так же холодно, мерзко и пусто,

как в заплёванном тамбуре общего вагона.

Случайно открыв в себе неприятную сущность,

он мучился теперь страхом и ожиданием того,

что это состояние обязательно с ним повторится.

 

Эта история не прошла для него даром.

Степанов начал усиленно собирать всё,

что только можно было прочесть

о девиантном поведении,

реально опасаясь того,

что где-то в его мозгу дремлет зло.

Как ни странно, потом, в тюремных условиях,

он довольно легко общался с убийцами,

не осуждая никого и прекрасно зная про зверя,

который живёт внутри каждого из людей.

Одни могут совладать с этим зверем,

другие нет – тут уж кому как повезёт.

Люди вообще странные существа.

 

Жданов вскоре вернулся в пыльный скучный Энск,

женился, уволился и стал директором птицефабрики,

за что был прозван в народе «главным курощупом».

Говорили, что он испытывал к подопечным

самую искреннюю нежность.

 

Когда дело Степанова начали рассматривать в суде,

Жданова неожиданно вызвали свидетелем.

Они на секунду пересеклись в коридоре суда,

поняли друг друга с полувзгляда, и понеслось —

целых два часа ошарашенные судьи слушали,

как Жданов рассказывал им чистую правду о том,

что на самом деле происходило тогда на заводе.

 

Однако суду правда оказалась совсем не нужна,

пришлось объявлять в процессе длительный перерыв,

со свидетелем поработали разгневанные опера,

после чего Жданов взял свои показания обратно.

Надежды Степанова на правый суд пошли прахом,

он прекрасно понимал, что вины Жданова в том нет,

но руки ему при встрече уже не подал —

так и разошлись навсегда их пути-дороги.

 

С годами Степанов почувствовал,

что зверь внутри него уснул, успокоился —

так было ровно до начала пандемии,

когда каждый заперся и отгородился от другого.

Потом зверь вырос и вылез наружу,

начал злобствовать, разжигая инстинкты людей —

он явно питался их страхом, их ненавистью.

А однажды на рассвете

зверь улетел в половецкую степь —

туда, где разбушевалась война…

 

Гудовский продал свой знаменитый клуб «Че Гевара»,

где они не раз сиживали вместе со Степановым,

неспешно разглядывая из бамбуковых бунгало

гибких красавиц-официанточек,

одетых в милитари — hola, camarada!

Для более полного погружения гостей в тему

знание испанского для девушек было обязательным.

В туалете клуба многие посетители забывали,

зачем они вообще сюда пришли —

над писсуарами висели эротические картинки

из американского пин-апа 50-х годов.

 

В 2017-м клуб снесли и построили жилой комплекс.

 

А вот раздолбай Вовка Сидоров однажды пропал.

То ли проигрался кому-то в пух и прах,

то ли где-то нарвался на собутыльников,

не оценивших толком настоящую поэзию —

словом, канул Вовка Сидоров в вечность,

как некогда его знаменитый собрат Франсуа Вийон.

Или как Михаил Самуэлевич Паниковский,

человек без паспорта.