Сердце северной стужи

Городок в далях вечного севера

прячет имя от всех чужаков.

Что сибирскому гостю за невидаль,

дети снега — будь люди ли, звери ли —

принимают на веру легко.

 

Берегут без напевов для памяти

перестук двух сердец в унисон.

Лёд запомнил историю намертво,

в нём слова на столетия замерли:

им неважен бег стрелок часов.

 

В вышине, между тёмными тучами,

анфилады стеклянных палат.

Те́нгри* пляшут с ветрами могучими,

духам нравится вихри закручивать.

Вой метелей у них нарасхват.

 

Взор поднявшим мерещатся птицы и

одиночные тени вверху.

Глянешь снова — крылатые выцвели,

смотрит с неба луна бледнолицая,

да качнуло порывом ольху.

 

Полюбившие смертных — отвержены,

столь суров поднебесный закон.

С люда станется силой удерживать,

выбрав лучшую в тысячах мер: жена

или муж — точно цепь испокон.

 

*Т[э́] нгри — дух явления или местности. Небесные духи обитают в городах, подобных людским, но над облаками.

________________________________

 

II

 

Тенгри Стужи всех духов упрямее,

красотой превосходит в разы.

Крылья вышиты радужным пламенем:

даже сняв, их не спрятать ни в хламе, ни

в темноте — жжётся лёд бирюзы.

 

Стужа медленно вьётся над улицей.

Под туманом — хрусталь мостовой.

Одиночество просит ссутулиться,

затемняя тоской белизну лица:

тянет вниз, к огонькам, не впервой.

 

У людей все вдвоём и натоплено,

можно руки к печи и пирог.

Там рождаются разного облика,

неизменно живыми и тёплыми.

Кто-то пустит её на порог?

 

Если хочется — будет исполнено.

Жуткий заговор старых богов

снег вздымает колючими волнами,

тени путает — тенгри не поняли:

есть предатель, и был он таков.

 

К поселениям скользкими тропами

снизошла дочь небесных высот.

Вровень чувства и кудри растрёпаны,

шаг бескрылый опасливо пробует.

Непривычно, когда не полёт.

________________________________

 

III

 

Зоригто́* не годится в охотники,

храбрецом называют сквозь смех.

При рождении меткость не отняли,

но вот жалость сильна у негодного:

он считает — свобода для всех.

 

Сын сестры от чужого да пришлого,

парень в горле у дядьки что кость.

Много разного вычитал в книжках, но

слово — пыль и никем не услышано,

не роднит, для семейства он гость.

 

Зоригто не трусливый ни капельки,

чует путь и совсем не дурак.

У парнишки удачливость — папина:

зря спешили заблудших оплакивать,

в декабре вывел к дому в буран.

 

Благодарности каждым отмерено,

только память в тепле коротка.

За окном — ни границы, ни берега,

в избах шепчутся про суеверия:

 

— Кто ведёт [знать бы, чей он] сынка?

 

Парень хмурится:

 

— Разве вам надобно,

если выжили, чем попрекать?

 

Спину сверлят недобрыми взглядами,

сплетни шепчут — им любо разгадывать.

Зоригто чертит круг у виска.

 

*Зоригто́ (бурятский) — смельчак.

________________________________

 

IV

 

Не протоптано троп от околицы,

по зиме там до рёбер сугроб.

Щеки смазаны жиром, но колется

острый ветер, касаясь рукой лица.

Вдоль спины продирает озноб.

 

Колея от центральной накатана,

до развилки семь сотен шагов.

Вышли в холод любого богатого,

так он в нартах на пеших досадует.

Зоригто на двоих — и здоров.

 

Неожиданно чисто разъяснило,

абрис девушки виден издалека.

Не скользят, а бегут безбоязненно:

что им лёд, что им доводы разума,

если встреча опять коротка?

 

Стужа гладит холодными пальцами

и без шапки лежит на плече.

«Так негоже на женщину пялиться», —

костерит себя парень. Ей — нравится.

Беспокоиться им низачем.

 

Улыбается:

 

— Да всё получится,

я смогу к ним тебя привести.

Расскажу, будто встретил попутчицу.

Наша правда. Трепаться наскучит им.

 

Стужа верит. Прошли полпути.

 

Тётка щурится:

 

— Тоже приблудная,

дождались, притащил по себе.

Выметайтесь, гони его! Трудно нам

и без вас! — Полотенцем орудует.

 

Холод стелется в жаркой избе.

 

________________________________

 

V

 

Дядька счастлив, негодники сгинули:

выгнал прочь два сезона назад.

Убрались за леса ли, в долину ли —

им дорогу накаркивал длинную,

чтобы больше не видеть в глаза.

 

Басага́н* племяша неплоха была,

да жена завывала песцом.

Зависть бабская взор испохабила.

Цепь следов заметелило набело,

но зима не разжала кольцо.

 

Не растаяло. Солнце не снизилось.

 

— Не к добру это, — шепчутся вслед.

 

Льдинки крошатся радужным бисером.

Тётка смотрит на всех независимо.

Сын с невесткой не ждут на обед.

 

Ни в долину, ни в чащу, ни к озеру.

Путь привёл Зоригто в никуда.

У костра двух людей заморозило —

Стужа рядом с ним шла и не бросила,

замерла среди вечного льда.

 

Не согреть Тенгри было любимого,

не текло в её жилах тепла.

В небе духа-предателя приняли б...

 

— Ладно крылья, но он... Неделимы мы.

Не уйду, пусть и мало жила.

 

*Басага́н (бурятский) — девушка.

________________________________

 

VI

 

Городок в далях вечного севера

прячет имя от всех чужаков.

Что сибирскому гостю за невидаль,

дети снега — будь люди ли, звери ли —

принимают на веру легко.

 

В старину улыбался здесь ласково

зеленевший колючками лес.

Много лет только наледи лязгают,

дальний путь отравляют опаскою.

Из замёрзших никто не воскрес.

 

Говорят, земли прокляты духами

за сестру и людскую любовь.

Говорят, неспроста всё пожухлое.

Дети слушают разве вполуха и

всё забудут, к чему ни готовь.

 

Здесь родного на гибель отправили

ни за что. Просто был не таков.

Тётке было досадно и завидно.

Дядька хлопнул на кухне заздравную

и списал племяша со счетов.

 

Милосерднее смерти от холода —

настоящая честная жизнь.

На щеках у рассказчицы — солоно.

Утирается тёплым подолом да

просит тихо:

 

— Ты с кем поделись.