Глава ТВОРЦЫ (из сборника "ВЕХИ" 2022 г.)
ТВОРЦЫ
/Из всех неразрешимых тайн Природы
самой глубокой, самой сокровенной
остается тайна творчества./
Стефан Цвейг
Разумеется, Цвейг имел в виду Музыку.
Художник творит из видимого им мира.
Писатель, поэт воплощает свои мысли в слова,
Обычные слова, которые он произносит с детства,
В наследство получив от поколений.
Но Музыка!..
Откуда, из каких небесных иль подземных тайников
Рождаются гармонии, которых нет в природе?
О, здесь человек-творец стоит уж вровень с Богом,
Свой создавая мир.
Падите ниц, поэты:
Никакими словами не рассказать нам столько сокровенного -
О чем? не знаю...
О любви, страдании, о подвиге -
Тому названья нет,
Сколько подчас расскажут десять нотных строчек.
На колени, художники! -
Всего лишь избранные вы ученики природы.
Посыпьте главы пеплом, философы и мудрецы, -
Все ваши откровенья
Ничто в сравнении с прелюдами Шопена.
Откуда ж этот свет из тьмы живородящий? -
Вот она тайна,
Неразрешимая тайна Природы.
БОГИ
/Высшая слава божья -
бессмертный человек./
Анатоль Франс
Я, маленький и слабый человек,
Взываю к вам, языческие боги Музыки.
Бетховен,
Зевс — громовержец, Прометей!
О дай мне мужества, мой дух воспламени!
Под ногами у меня трясина Жалости,
Над головой моей тучи Скорби, -
Возвысь меня над ними, чтобы я поверил
В бессмертие души!
Моцарт,
Бог Солнца, Аполлон!
Утоли мою жажду - напои меня светом,
Что рождают, сливаясь,
Радость и Грусть,
Которая есть тень Радости.
Бах,
Дай мне мудрости и веры в справедливость.
Шуберт,
Ты научи меня неторопливо,
С достоинством,
С улыбкой кроткой, лучезарной
Нести свой Крест.
Рахманинов и Григ,
Душа простора просит!
Уведите меня в леса, в долины, в горы,
В края, где чувства, как разливы рек,
Где человек не враг -
Желанный гость Природы благоуханной.
Чайковский,
К тебе моя последняя мольба:
Скажи, ни путы бытия, ни рок, ни даже смерть
Не властны над любовью?
Ведь нет же, нет!
Я, слабый, маленький, убогий человек,
Взываю к вам, языческие боги.
БАХ
Он, скромный труженик, примерный семьянин,
Жизнь посвятил служенью Богу
И поднялся чуть ли не вровень с ним.
Живший в эпоху пышного барокко,
В своем искусстве был он строг,
Но, человеческие чувства,
Даже страсти,
Вложить в него он все же смог.
Он был рожден как ручеек
Среди других ручьев*, но вскоре
Он превратился в реку, в море
И воспарил, как полубог.
Познавший внеземное счастье
Он не оставил без участья
Тех, кто в несчастьях одинок.
*БАХ — в переводе с немецкого Bach — ручей.
***
Над миром глупости, убогим, суетливым,
Мирком поверженных с рождения во прах
Парит спокойно и неторопливо
Архангел Бах.
О дай мне мудрости и веры в справедливость!
Дай примоститься на твоих крылах!
И одобряюще кивнет миролюбивый
Архангел Бах.
***
Вращается блестящий черный диск,
Разбрасывая искры озаренья
Из бездны седого прошлого
В плешивое теперь -
В мир прагматизма, пошлости, безверья.
ДВЕ ЧАСТИ ИЗ АНГЛИЙСКОЙ СЮИТЫ №3
Сарабанда.
Словно широкая спокойная река,
К неведомым, далеким берегам
Уносит, чуть покачивая, лодку,
А в небе тают, исчезая, облака.
Сарабанда.
Словно не громкий шепот ветерка в уснувших кущах, –
Сарабанда;
Редкий дождь над полями цветущими –
Сарабанда;
Словно перекличка птиц спросонок, –
Сарабанда;
Молчание душ любящих под уже желтеющим кленом -
Сарабанда, сарабанда, сарабанда!
Словно широкая спокойная река,
Словно тающие в небе облака, –
Сарабанда;
Словно шепот ветерка в уснувших кущах, –
Сарабанда;
Словно дождь над полями цветущими, –
Сарабанда;
Словно птичьи голоса звучат спросонок, –
Сарабанда;
Это душ молчание влюбленных –
Сарабанда;
Сарабанда, сарабанда, сарабанда!
Словно широкая спокойная река
К неведомым уносит берегам,
Слегка покачивая лодку.
Жига.
Жига,
Вот уж удружила:
Душу мне заворожила,
Закружила и зажгла;
Прочь, печаль, рассейся, мгла!
Не успев опомниться,
Я уже не в комнате –
Под сверкающей луной,
Звезды кружатся со мной!
Жига,
Жига удружила:
Струны сердца обнажила,
Освежила и зажгла;
Душу мне заворожила,
Закружила, понесла -
Не прошло и мига!
Жига, жига, жига!
БЕТХОВЕН
/Уйду вперед, туда, к высотным, горним
вратам с порушенными стенами за ними,
где громы отгремевшие ночуют
и молнии изломанные.../
Марк Шагал
Вперед, вперед - к высотам горним
Искать врата в порушенной стене,
Где, отгремев, кочуют громы,
И молнии изломанные...
Но всюду лишь лазурь небес и снег.
И повстречался путник мне, суров и нелюдим,
Назвался Людвигом и так сказал: "Гляди,
Где отгремевшие почили громы
И молнии изломанные, -
В моей груди!
И стоны волн, трав шелест, шёпот леса,
Цветов полночное дыхание в довесок -
Весь Божий мир в моей груди.
Не интересно - уходи!"
Я не ушел, о нет, но ухом чутким
Я к вздыбленной груди его прильнул,
И мне открылся мир столь благостный - и жуткий...
Я словно с горних высей заглянул
На дно пещер, где затаились громы
И молнии изломанные...
Нет, это невозможно передать.
Хотите тайну знать,
Где звуки музыки находят свой приют, где отдыхают,
Как стаи перелетных птиц под сенью ночи?
В груди моей! -
Там очень много места.
Простите... вам не интересно?
***
Бетховен, несравненный гений,
Среди сплошных несчастий и лишений
Вся жизнь его была порывом в небеса!
И сколько же чудесных откровений
Она мне принесла,
Им нет числа.
ОДА РАДОСТИ
(Финал девятой симфонии)
В пучину черную печали
Погружена душа и сломлен дух.
Господь к мольбам давно уж глух,
Так неужели нет спасения?
Однако, обратимся в слух…
Вот уже в небе песнопения -
Хор ангелов:
Возрадуйся душа! –
Все громче он повелевает
И властно увлекает за собой.
Люди, вы слышали?
Вот так нас учит Людвиг
Не спасовать перед Судьбой.
РАЗМЫШЛЕНИЕ О ТРИНАДЦАТОМ СТРУННОМ КВАРТЕТЕ
Я снова возвращаюсь к тринадцатому квартету, тому самому, который Бетховен первоначально завершил грандиозной по длительности и накалу Фугой. В последствии ввиду полного непонимания современниками, он заменил эту Фугу на вполне традиционное Allegretto. Теперь чаще всего это Allegretto исполняется как еще одна часть тринадцатого квартета, вслед за Фугой. Сразу же скажу, что этот квартет трудно полюбить — ему можно только поклоняться.
Первые три части Квартета свидетельствуют о душевном смятении, отчаянии, которое затем сменяется безразличием, апатией и усталостью. И вот тут-то и возникает эта Фуга, подобная несущейся с горы снежной лавине - в чем ее смысл? Мне кажется, что я более или менее достоверно передал его в ранее написанных стихах:
Так сыптесь искры, разрывая плоть,
Пусть грудь наполнится багровыми снопами,
И пусть испепелит живое пламя
Безволие души, как высушенный труд!
Собственно, и сам Бетховен высказался в том же духе: «Музыка должна высекать огонь». Да, эта Фуга излечивает, должна излечивать больную душу, о чем говорит обычно исполняемое вслед за Фугой жизнерадостное Allegretto; не знаю, нарушает ли это замысел Бетховена, но при таком исполнении, Квартет как бы приобретает дополнительный оттенок. И все же это лечение не безболезненное — огнем.
***
Он таки не был побежден,
Как ни стучалась в дверь Судьба.
Меня он спас уже однажды,
Бог даст, поможет и теперь,
Как помогает всем, кто страждет.
Он мой немеркнущий маяк;
Тем ярче светит он, чем мрак
Вокруг сгущается сильнее.
Бетховен не для утешенья;
Даже тогда, когда скорбит он,
Влечет на новые свершенья
Его высокая орбита.
Вот бы таких набраться сил,
Чтоб одолеть земное притяженье!
Никак не охладят мой пыл
Очередные пораженья -
Я, Людвиг, вовсе не бескрыл.
ШУБЕРТ
Жизнь обошлась со мной безжалостно и грубо,
Почти всего, чем жил, лишив.
Зато со мной по-прежнему Франц Шуберт -
Вот я и жив.
Он громовержец был, но и мечтатель,
Изгой, страдалец, весельчак,
Беспечный золотоискатель…
Но как же рано он зачах!
И снова Франц со мною говорит
На языке загадочном, нездешнем;
В душе моей латает бреши,
Следы лишений и обид.
Я ощущаю новых сил прилив,
Вот-вот стряхну с ног паутину
И, мощно к звездам воспарив,
Границы бытия раздвину.
МУЗЫКАЛЬНЫЙ МОМЕНТ
Свет - и тьма,
Свет - и тьма,
Жизнь загадками полна!
Ослепительно сияет в небе полная луна;
Свет - и тьма, свет и...
Ручеек бежит по полю,
Наслаждаясь солнцем вволю;
Между струй форель резвится,
В поднебесье вьются птицы,
На оранжевый цветок
Опустился мотылек.
Вдруг!..
Грозовая в небе тень -
Неужели это день!?
Свет - и тьма,
Свет - и тьма,
Ночь предчувствия полна;
И страшна и одинока в небе яркая луна,
Как таинственное око.
Свет - и тьма, свет и...
Ручеек бежит по полю,
Солнца вволю, всем раздолье;
В брызгах струй форель резвится,
В синеве ликуют птицы;
Точно неба лоскуток,
То кружится, то взметнется
Над цветами мотылек.
Вдруг!..
Заслонила небо тень -
Ночь не ночь и день не день.
Свет - и тьма,
Свет - и тьма,
Ни покоя мне, ни сна.
Лик луны и дик и страшен
Среди туч, как грозных башен.
Света нет - одна лишь тьма...
Ручеек струится в поле,
Птицам, бабочкам приволье,
В токах струй форель резвится,
Веет легкий ветерок;
У цветов сияют лица,
То взлетает, то садится
Им на ушки мотылек.
Вдруг!..
Грозовая в небе тень -
Ночь не ночь и день не день.
Свет - и тьма,
Свет - и тьма,
Жизнь загадками полна.
Ослепительно сияет в небе полная луна.
А вокруг - такая тьма!
Свет - и тьма,
Свет - и тьма.
ДЕВЯТАЯ СИМФОНИЯ
Я долго силился ее понять
И наконец мне стало ясно:
Да это же Природе гимн
Непостижимой и прекрасной!
Природе в мощи первозданной
И тихой прелести цветов,
Морям, безбрежным океанам
И звонким песенкам ручьев;
Величью гор, вершинам грозным,
И солнцу! и луне, и звездам...
Вот что услышал я, внимая
Озвученному торжеству
Природы вечной, божеству!
Но нету слов, я умолкаю...
БЕТХОВЕН И ШУБЕРТ
Кто для меня они?
Бетховен, этот небожитель,
Мой вождь, спаситель, повелитель;
В дни самых черных испытаний
Он выручал меня не раз, как помогает и сейчас
Одолевать боль и отчаяние.
Но он колосс, он так высок!
Его небесный потолок для смертного недосягаем,
И он, спасая, помогая, не допускает в свой чертог.
А Шуберт мне душа родная.
Ах, милый Франц, веселый, юный,
То беззаботный, то угрюмый,
Беспечный, мудрый и бесстрашный -
Несправедлива доля наша.
Но мне с тобой легко и просто:
Пример мне помогает твой,
И не склоняясь пред судьбой,
Я становлюсь все выше ростом.
Вот я и говорю прилюдно:
Они такие, Франц и Людвиг,
Что лучших спутников по жизни не найти.
ЧАЙКОВСКИЙ
/Мы в небе скоро устаем./
Тютчев
/Мое царство - в воздухе./
Бетховен
Вот она дистанция между талантом и гением!
Первый тоже стремится ввысь;
Это стоит ему усилий, и он вынужден вскоре возвращаться на землю -
Отдышаться и силы восстановить.
Разбивается редко.
Гению не нужно усилий:
Небо - среда его обитания.
Каждое возвращение на землю для него падение,
Нередко трагическое.
Гений одинок,
Но только на земле, для которой он не рожден.
В полете он одинок не бывает - с ним Бог.
Со святым Бог в пещере, в пустыне -
С гением в небе.
Никогда не жалейте, но и не старайтесь принизить гения.
Смиритесь с тем, что он есть,
Если не способны ему поклоняться.
За это вам откроется когда-нибудь уголок того сада,
Что оставит он после себя на земле.
И как знать: не найдете ли вы там цветок,
Которого так не хватало вам в жизни.
Не мерьте гения своим земным аршином -
Это я вам, клеветники.
Ах, дневники его? Ну что же, дневники
Писал он не для вас,
Зато для всех нас гнул над нотами он спину.
Слабохарактерный? Попробуйте, легко ли,
Себя нисколько не щадя,
Всегда творить выше себя:
Свобода творчества - она же и неволя.
Певец любви, он был ее лишен природой;
Да, он страдал, но побеждал всегда его всесильный гений,
Перед судьбою на колени он не пал,
Но покорял все новые вершины.
Не мерьте гения своим земным аршином,
Не для земли он был рожден.
ПЯТАЯ СИМФОНИЯ
/До краев наполнившись,
светиться начинает чаша скорби./
И.Г.
Чайковский не дал никакого определения этой симфонии (в отличие от Шестой, которую он назвал «Патетической»). Тем более, затрудняюсь и я, не решаюсь назвать эту симфонию «Героической», хотя некое героическое начало в ней несомненно есть. Но это совсем не тот героизм, что у Бетховена в Третьей (так и названной им «Героическая») и в Пятой симфониях. В них человек отважно вступает в битву с судьбой и в итоге одерживает над ней победу.
Совсем не то у Чайковского. В первых трех частях его Пятой симфонии злая сила неотступно преследует человека, раз за разом вторгаясь в его мирную жизнь. В четвертой части роковой марш вроде бы уже торжествует, вот-вот и все будет кончено. И вот финальная Кода. И что же мы слышим!? У Бетховена, скорее всего, прозвучала бы суровая Фуга, у Шопена — завывание ветра над могилой. Нечто подобное можно было бы ожидать и от Чайковского. Но нет, происходит что-то совершенно непредвиденное! Злой рок внезапно преображается, тема марша как будто бы та же, но звучит она по иному, уже не как угроза, а гимн - «До краев наполнившись, светиться начинает чаша скорби». Но чему этот гимн? Не знаю, что имел ввиду Чайковский - то ли христианское смирение, то ли необыкновенную душевную стойкость.
Ничего подобного нет ни у одного композитора. Когда давным-давно услышал я впервые эту Коду, то не поверил своим ушам, неужели возможно такое! Но и теперь, прекрасно зная, чем симфония закончится, я каждый раз с волнением ожидаю эту поразительную Коду, в которой, как мне кажется, с особой силой проявился гений Чайковского.
ШЕСТАЯ СИМФОНИЯ
Через тернии к звездам? вот именно!
И он таки взлетел -
Так высоко,
Как мало кто другой!
В отличие от Людвига,
Которому такая высота была привычной,
Он пал, сраженный неземною красотой.
Был ли то реквием по самому себе,
Осталось тайной.
СВЯТОСЛАВ РИХТЕР
Из праха создал мир и человека Бог,
Как смог.
Потом, презрев Всевышнего величье,
Явились боги в человеческом обличье
И из всего, чем дышит человек:
Из радости и слез, смиренья и дерзаний,
Из скорби и любви небесной и земной,
Из веры и неверья, из страданий, -
Создали мир совсем-совсем иной.
О, мир высоких душ! Таинственно, незримо
Творит он свет из самой черной тьмы
И ввысь влечет неодолимо
Людские души и умы.
Языческих богов тех было двадцать - тридцать,
Над всеми - ЛЮДВИГ, ВОЛЬФГАНГ, ИОГАНН;
Средь тысяч их жрецов явились единицы,
Величием под стать самим богам.
Один из них...
Прошло немало лет,
С тех пор, как я внимал ему впервые...
Вначале смутный, голос рос
И заполнял пространство
Зарядами далеких гроз,
Стихией океанской.
Волшебный голос проникал
Сквозь кожу в мозг и в сердце;
Пролилось в сердце, как в бокал,
Пьянящей струйкой скерцо...
Но что-то гасло в вышине
И тихо умирало
В труднодышащей тишине
С аккордами финала.
Один из них...
Уже десятки лет
Несет он людям Истину и Свет.
НА КОНЦЕРТАХ СВЯТОСЛАВА РИХТЕРА
БАХ. ЧЕТЫРЕ АНГЛИЙСКИХ СЮИТЫ
Вы были так печальны, так бледны;
В Ваших руках, казалось, плачут розы.
А как же я?
Как возвращаться к жизни повседневной,
Когда все силы из меня изъяты без остатка?
Или так надо:
Вычерпать сперва до дна колодец,
Чтоб вновь наполнился он влагой родниковой, чистой.
Летел когда-то я в небесной выси;
Над нами и вокруг сиял эфир,
Внизу, сверкая, громоздились облака,
Словно застывший Ледовитый океан.
И вдруг, как-будто в проруби бездонной,
Земля прорезалась, невзрачна и скудна.
И я подумал: и вот в этой бездне,
Без воздуха, без света,
Неделями не видя солнца, мы живем!..
Но я отвлекся.
Так, значит Бах. Сюиты. Танцы...
Красивые названья:
Сарабанда, менуэт, буре...
Н-да, танцы, танцы...
А может все-таки симфония для фортепьяно,
По грандиозности под стать Девятой!
Как бы назвать ее? -
Божественной!
Однако Бог - да, мудр,
Но чтобы столько скорби там, на небесах!
Смиренье, радость, страсть, молитвенность, томленье...
Куранта... жига... аллеманда...
Вы были так печальны, так бледны...
Да, вспомнил, наконец,
Что мне еще подумалось тогда над облаками
При виде тощей скудности земли:
И я туда вернусь из Храма Света,
Чтоб в сумерках бесследно раствориться.
Тогда воздушный пузырек, моя душа,
Всплывет к поверхности -
И с синевой сольется.
БЕТХОВЕН. 33 ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ ДИАБЕЛЛИ
Тридцатитрехгранный волшебный кристалл,
В себя вместивший все богатство мира:
Вершины снежные и водопады,
Не знающие никаких преград,
Громады скал, цветущие долины,
Нагроможденье льдов, оазисы в пустыне,
Моря, ласкающие берега
Или послушные ударам урагана,
И звезды...но всего не перечесть.
Звучит рояль, вращается кристалл,
Я всматриваюсь в грань за гранью,
Грань за гранью...
Вдруг слышу глаc:
Ну, здравствуй, друг,
Я здесь, нашел ли что искал?
И я в ответ: нашел - и даже больше, Людвиг,
Всегда со мною ты, в любых ненастьях,
Благодарю тебя - и властвуй, властвуй!
ЛИСТ. СОНАТА СИ МИНОР
Предштормовое затишье.
Томительные грозные минуты.
Корабль! Корабль! Гость непрошенный, -
Разносится над морем ветра вопль.
Корабль? Не может быть, где он? -
Со всех сторон спешат голодные волы,
Друг друга обгоняя,
Каждый насытиться стремится первым.
Вот расступились.
А что корабль?
Он все еще плывет.
Ах так! -
И новый натиск пуще прежнего!
Море ревет и негодует.
Ну как, небось теперь оно довольно?
Корабль без мачты, полузатонувший,
Но все еще, однако, на плаву...
И наступает долгое затишье
И с ним надежда на спасенье.
Неужто шторм смирился с пораженьем?
Как бы не так! Он просто копит силы.
И вот он снова налетел!
Смешались в кучу волны, тучи,
Грохочет гром и молнии сверкают,
Какое-то всеобщее безумство -
Сущий ад!
И вот все стихло.
Море пустынно.
Насытилось и утихает понемногу,
Но успокоиться еще не может долго, долго...
Умолк рояль...
….....................................................
И снова буря!
Но уже не в море - в зале.
А Он обеих бурь виновник,
Бледный, изможденный,
Всего себя отдавший без остатка,
Даже раскланяться не в силах.
Раза четыре в зале свет погас...
ОТКРОВЕНИЕ
Он несколько занёс нам песен райских...
Пушкин
Слушая Вас,
Я кажется ... понял Сальери!
Вы играли Шопена - баллады и скерцо,
И еще интермеццо Брамса.
Или, может быть, что-то другое - не важно,
Во что все равно было трудно и страшно поверить.
Ну, как если бы вдруг Вам открылись...
Глубины и дали Вселенной,
Тайны звезд, сокровенные жизни истоки!..
Но вы знаете: это прозренье - лишь сон,
Только сон наяву,
А за ним — пустота, одиночество...
Чувства, подобные этим,
Испытал я, когда Вы играли Шопена и Брамса.
Или, может быть, что-то другое - не важно;
И вот тогда-то,
у края сверкающей бездны Искусства
Я …кажется ... понял Сальери!
***
Что за душа, способная вместить
Всю эту неземную красоту
И выразить её естественно и просто?
Вы, Рихтер, светославный красоты апостол,
И в этом суть!
А я вот не могу ни плакать, ни вздохнуть,
Грудь переполнена чудесным откровеньем.
Но больше не могу, прошу прощенья,
Теперь в другой раз... как-нибудь.
МИКАЛОЮС КОНСТАНТИНАС ЧЮРЛЁНИС (MKČ)
/Я хотел бы создать симфонию из шума волн,
из таинственных речей столетнего леса,
из мерцания звёзд... и бескрайней моей тоски.../
MKČ
Чюрлёнис, за словом к тебе иду,
Исчерпан скудный мой родник,
Ни капли нет в нем животворной -
Лишь накипь черная из горечи и слез.
А между тем, какая гибель звезд! -
Сказал бы Карел незабвенный, -
Какая гибель звезд!
У каждого из нас
Свой собственный клочок в аренду неба.
На моем давно уже нет иного светила,
Кроме незаходящего солнца «Прошлого»;
Жгуче сияет оно из-за мрачной руины,
И это все, что осталось
От некогда светлого Здания жизни.
А между тем, какая гибель звезд!
Чюрлёнис, за светом к тебе иду.
Мне холодно и тяжко, и тоскливо -
В пучине бытия угасли все лучи.
Как жить, Чюрлёнис, научи,
Я - труд,
Так будь моим огнивом.
СВЕТ ГЕНИЯ
Чюрлёнис, какое красивое, крылатое имя: Чюр-лёё-нииссс!.. – того и гляди улетит!
Вот он и улетел, как улетели Моцарт и Шопен, Шуберт и Рафаэль, и Пушкин с Лермонтовым, да и многие другие гении искусства... Разные эпохи, разные судьбы, но все они улетели молодыми, не дожив даже до 40 лет. Прискорбно конечно, но с другой стороны, когда же и летать, как не молодым, пока еще не отяжелели, не поломаны крылья.
Все они были поэты, независимо от того, писали они стихи, музыку или картины. И не только поэты, но и романтики. Не всякий романтик – поэт, но поэт не может быть не романтиком. Я вообще считаю, что ни одно подлинное произведение искусства не может быть создано человеком с холодной, рассудочной душой. А как же Иоганн Себастьян Бах? - удивится кто-нибудь из читателей. А вы вслушайтесь внимательнее в его фуги, чаконы, сарабанды и прочее – да, по форме это музыка 18 века, но сколько в ней подлинного
человеческого чувства, даже страсти!
И наконец, быть может, главное: все они оставили после себя свет, много света, без
которого теперь даже трудно представить наше бытие.
Чюрлёнис, за светом к тебе иду, - написал я много-много лет назад в самый страшный, трагический период своей жизни. И он услышал меня, вывел из бездны и повел за собой.
И сейчас, когда меня окутала непроглядная тьма, его свет просачивается сквозь неё, открывая новые горизонты.
Всякий гений является неиссякающим источником света. Чюрлёнис не исключение. Но среди прочих гениев он стоит особняком. Возьмем, к примеру, музыку, благо по профессии Чюрлёнис музыкант. Бах, Моцарт, Гайдн, Бетховен, Шуберт, Шуман и другие подобны сияющим вершинам в единой высокогорной цепи. Бывает, что ту или иную вершину скрывают от кого-нибудь из нас облака, - досадно, но потеря хотя бы отчасти возместима: по соседству находятся другие вершины.
Чюрлёнис тоже вершина. Но рядом с ней никаких других нет; возникнув на огромном пустом пространстве, она так и осталась там в гордом и печальном одиночестве. И если вы прошли мимо этой вершины, никакая другая вам ее уже не заменит.
Другой пример. Нет ничего прекраснее усыпанного яркими звездами неба. Но вот однажды мне довелось поздней осенью возвращаться вечером лесной дорогой к себе на дачу, домой. Вокруг чернел лес, было одиноко и немного жутко. И вдруг, поднявшись на невысокий холм, я увидел впереди над лесом яркую одинокую звезду…
Капелла, я узнал тебя,
Бог весть, как далека,
А вот поди же,
Той ночью не было мне никого на свете ближе,
Ничто мне не светило так, любя.
Я испытал небывалое чувство: эта одинокая звезда словно протягивала мне руку утешения и помощи и указывала дорогу домой. Ощущение одиночества миновало.
А случалось ли вам видеть, будучи в городе, в предвечернем небе другую яркую одинокую звезду, точнее планету Венера!..
Над крышами домов, над суетою улиц
В пустынном синем небе –
Алмаз любви, неразделенный, непорочный, вечный.
Какое одиночество!
Вот именно – одиночество! Таков Чюрлёнис – одинокая вершина или звезда, как вам больше нравится. Да, он щедро дарит нам свой свет, особенный свет, и вместе с тем вызывает сочувствие к своей одинокой участи. И в этом, мне кажется, его особая притягательность для отзывчивых человеческих сердец. Вместе с ним мы не чувствуем себя одинокими, и при этом нам кажется, что и он благодаря нам уже не столь одинок.
Так продолжай же светить, гений литовского народа, - и не мне одному – сотням и тысячам заблудившихся в лабиринтах жизни путников.
Спасибо тебе, наш незабвенный Чюр-лёё-нииссс!
АНДАНТЕ МОРЯ
(Фантазия на картину MKČ)
И увидел я море -
Покойное, необъятное,
Малахитовый пласт под уже темнеющим небом.
Золотистый диск солнца наполовину еще принадлежал небу,
Наполовину же погрузился в море
И покачивался, как светящийся буй.
Я вскочил в лодку и налег на весла.
Сердце мое бешено колотилось -
Только бы успеть!.. успеть!..ус-петь!..
Быстро смеркалось.
Внезапно я обнаружил, что плыву среди звезд,
Вспугивая их ударами весел.
Звезды были и сверху, и снизу,
И нельзя было понять, где же их отраженье.
Между тем, солнце уже почти исчезло из виду;
Теперь оно силилось удержаться за небо лучами,
Которые широко расходились над горизонтом.
Вода вокруг ярко светилась,
И расплывчатая граница этого круга была совсем близко.
Из последних сил я сделал еще несколько мощных гребков -
И бросил весла.
Лодка устало скользила по светло-зеленоватой воде.
Я перегнулся через борт, чтобы зачерпнуть пригоршню, -
И обмер!
Под водой была …белая ночь.
В призрачном брожении света
Предметы были видны с удивительной ясностью:
Высококаменные башни с неподвижными колоколами,
Великое множество зданий - частью в руинах,
Купола и колонны, -
Целый город с улицами и площадями,
На одной из которых,
Покоясь на ладони высеченной из скалы исполинской руки,
Высился одномачтовый парусник, несущий на себе янтарный шар.
Я почему-то сразу догадался, что это - памятник Солнцу!
Людей не было видно.
Зато мириады звезд морских
Роились среди башен, над крышами зданий
И казались призраками угасших звезд неба.
Не будь их, можно было бы подумать,
Что город не под водой - на земле,
И вижу я его с высоты птичьего полета -
Сквозь легкую облачность или в сумерках.
Собственно, он и стоял на земле.
Что-то большое и темное скользнуло у самого борта лодки.
Я отшатнулся, сильно качнув ее,
А когда обрел равновесие, то увидел:
Солнце уже затонуло.
Лучи его, однако, не погасли, но медленно сходились в вышине.
Или то сам Нептун свой веер складывал, сбираясь на ночлег?
Наконец, осталась последняя, ярко светящаяся полоса,
Которая все укорачивалась, пока окончательно не исчезла в пучине.
И опустилась тогда на мир нехорошая тьма.
Вода и небо сливались густой, непроглядною синью,
Прожигаемою со всех сторон алмазными буравчиками звезд.
Лодка, словно зависла в воздухе...
Или, может быть, напротив, - погружалась на дно?
Так или иначе -
Я это остро вдруг ощутил -
Нам уже не было возврата на землю.
Да и существовала ли она вообще!?
И тут до меня донесся
Первый, еще еле внятный,
Зов Вечности...
КАРЕЛ ЧАПЕК
Пророк, поэт и садовод.
Бог плодородия помог
Ему такой возделать сад,
Что даже побывав сто крат,
Не устаю я поражаться
Его несметному богатству
Невиданных цветов и трав,
Кустов, деревьев и дубрав -
Вот там бы навсегда остаться!
Но возвращаюсь я назад,
С руками вовсе не пустыми
И просветленной головой,
И сад возделываю свой,
Ныне оставшийся в пустыне.
ИЗ СБОРНИКА «ДИАЛОГИ С КАРЕЛОМ ЧАПЕКОМ»
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
(Серьезные вариации)
Мы должны страдать, чтобы освятить жизнь.
И не скажешь, Господи, и не подумаешь,
Что жизнь-то такое торжество!
Карел Чапек
Жизнь: Ну да, Я - Торжество.
Страх: Пустое хвастовство.
Смерть: Одна Я неизбежна.
Жизнь: Но только Я безбрежна!
Боль: Страданье я несу.
Смерть: А Я точу косу.
Жизнь и Смерть.
А что меж ними?
Что незыблемо в веках?
Я — Страданье! Но во имя
Жизни? Смерти? Или как?
Мрак, Насилие, Болезни -
Слуги верные Мои.
Но ведь Я еще и песни,
Без Меня нет и любви.
Мрак: Я первенец Вселенной!
Я, Насилье, - жизни соль.
Ну а мы, болезни, - боль,
Бич всего, что тленно.
Жизнь и Смерть, а между ними,
Неизменное в веках,
Я - Страданье.
Ну так как? -
Во имя...
Очень просто, нет вопросов:
Ты не Жизни служишь - Мне!
О твои, Страданье, космы
Я затачиваю косы,
Закаляю их в огне,
Что зажжен тобою в каждой
Неприкаянной душе.
Тот, кто мучается, страждет,
Так и знайте: Мой уже!
Ты, Страданье, - зло людское,
И, как всякое другое:
Зависть, ненависть и страх,
Трусость, подлость и коварство, -
Укрепляешь Мое царство
И вгоняешь Жизнь во прах!
Черта с два, куда ты гнешь?
Смерть, ты так самодовольна,
Что заведомую ложь
Не сумняшеся несешь,
Будто тост застольный.
Жизнь с изнанки видишь ты:
Через бред, стенанья -
Между тем, любовь, цветы,
Все истоки Красоты
В нем одном - в Страданье!
Вдохновенье, силу, страсть
Мне дает оно,
Здесь твоя бессильна власть,
Здесь вовек торжествовать,
Слышишь, Мне одной!
Мрак: Чего-то здесь не так.
Жизнь: Молчал бы уж в кулак.
Боль: Страданье я несу!
Смерть: Я все ж точу косу.
Жизнь: Какое хвастовство!
Все вы - прах, Я - Торжество!
У РУЧЬЯ
/Сколько всего уносит вода!/
Карел Чапек
Но что, куда?
Речушка бежит через луг.
Пичужка поет в тростниках.
Плеснула на солнце плотвица -
Нашла, видно, чем поживиться.
Дремлю, не спеша никуда.
Так что ж ты уносишь, вода?
На миг хоть остановись!
Не могу, не проси...
Твою жизнь.
ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР
Море есть всюду,
где есть отвага.
Карел Чапек
Не знаю, как я встречу зиму,
Но осень - на капитанском мостике.
Не много старых нас морских волков осталось:
Одних подстерегли утесы, скалы, рифы,
Другие сбились с курса
И плавают теперь, Бог весть, в каких болотах.
Мы не собьемся!
Бетховен нам расставил маяки,
А Бах нам путеводная звезда.
Туда, туда - ветрам, штормам навстречу!
Еще не вечер, еще далече.
ПУТИ ОДИНОЧЕСТВА
/...необозримый путь одиночества./
Карел Чапек
Необозримый...
С земли его проследить невозможно.
Только с высоты птичьего полета
Открывается такая необозримая,
Такая запутанная сеть переплетений,
Что живи люди на Марсе,
Они непременно ломали бы головы,
Искусственные или естественные это каналы
На загадочной планете Земля.
Хорошо еще, что подавляющее большинство путей
Исчезает со временем
(Что вконец бы запутало марсиан).
Но есть и такие,
Что сохраняются на века и тысячелетия.
Так знайте же:
Это и есть самые подлинные пути одиночества,
Самые необозримые из всех.
НА ОСТРОВЕ
/До чего же человек одинок, когда он творит./
Карел Чапек
Ах, как все логично и, в сущности, просто:
Нет, ты не свободен - ты арестант,
Уводит на необитаемый остров
Творца неизбежно его же талант.
А там хочешь плачь, хочешь пой -
Все едино:
Услышать тебя могут только дельфины,
Да редкие птицы порой.
Вот так и узнают морские глубины,
Спасибо дельфинам,
Кто ты такой.
Нет, все-таки это не так уж и просто -
Морские глубины, дельфины и остров -
Быть у таланта слугой.
ГЕНИЮ
/Не из себя ты творишь, но выше себя./
Карел Чапек
Возделай мысль свою, как пашню,
Что принесет еще плоды;
Порою лень, порою страшно,
Но окупаются труды.
И если позже с изумленьем
Ты скажешь: "Неужели я!?" -
Гордись, но с долею смиренья:
С тобою небо, а твоя
Заслуга в том лишь, что расслышал
Подсказку свыше ты и смог
Достойно выполнить урок
И возвести фасад и крышу.
НЕ НАСЛЕДИ
/Кто ищет, тот многое оставляет позади./
Карел Чапек
Мой друг, внимательно гляди
Под ноги и вперед.
Оставив след, не наследи
Нечаянно вокруг.
Вон реактивный самолет,
Шлейф тает в синеве;
Таков и след твой - все же свет
Кому-то в вышине.
Зато ничем не осквернил
Ты землю, милый друг -
Ни лужей пролитых чернил,
Ни делом грязных рук.
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
/По крайней мере в одном я остаюсь
молодым - никогда не чувствую себя,
сказавшим последнее слово./
Карел Чапек
Хотите знать, какое слово
Моим последним будет?
То самое, что все еще ведет меня по жизни,
Среди всех прочих слов - таинственный алмаз.
Воспетое в веках, Бог знает, сколько раз
И, стало быть, для всех давно уже не ново,
Оно по-прежнему себя не исчерпало это слово...
Ну?... Правильно, конечно же -
ЛЮБОВЬ!
Однако ж, знайте:
Прежде чем в последний самый час,
Я прошепчу его, пусть даже и невнятно,
Еще я вновь произнесу неоднократно,
Как заклинание:
ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ!
ПО СЛЕДАМ КАРЕЛА ЧАПЕКА
Как много сделал я открытий,
Исследуя Архипелаг,
Что носит имя Карел.
Архипелаг этот настолько необъятен,
Что досконально изучить его
Еще никто не смог.
Я гостем побывал в Его саду.
Идя за Ним во след,
Познал я испытанья садовода
И многое, и многое другое.
Я, Карел, тень твоя; так называть себя
Хоть сколько-то, надеюсь, я достоин.
