Как спасти Славушку (Сказка)

 

— Гниль болотная! Гадина козлиная! Ты, тварь, ненавижу тебя! — плечистый бородатый мужик отчаянно лупил кулаком по гладкой поверхности. Прозрачная стена не издавала ни звука, она даже не вибрировала, а, монументально врастая тремя сторонами в скальный гранит, четвертой поднималась вверх. Казалось, что она не заканчивается, а сливается с сиреневым закатным небом.

 

Обессиленный человек заплакал и сполз по стене в каменную крошку:

 

— Ну зачем вам моя дочь?! Возьмите меня.

 

С той стороны, за толстой прозрачной преградой корчил рожи страшный рогатый монстр. Он размахивал шестью черными клешнями, царапал ими стену, что-то кричал, разевая клыкастую слюнявую пасть. Ни звука не доносилось сюда, ни скрежета, ни крика. Монстр был в полтора раза больше мужика, и, если бы не стена, давно перекусил бы того одним движением клешни. Спасительная стена не пропускала врагов.

 

Со стороны села доносилось ленивое переругивание цепных псов и мычание коров, выпрашивающих вечернюю дойку. Мужик с трудом встал и поплелся домой. Он даже не заметил тщедушную скрюченную фигурку управляющего Пороши, наблюдавшего за ним из-за огромного валуна.

 

Пороша дождался, пока уйдет кузнец, нырнул в темноту грота рядом со стеной и нажал кнопку лифта. Механизм, созданный гостями с неба почти пятьсот лет назад, как и стена, работал исправно.

 

Дворец, тоже доставшийся его предкам от всемогущих небесных покровителей, встретил Порошу холодом, запахом плесени и жареной рыбы. В главной зале возлежал на коврах его единственный сынок Мотя. Круглые прыщавые щёки раздувались, мелкие зубки перемалывали белое сочное мясо. Толстые ноги в красных сафьяновых сапогах упирались в винный бочонок.

 

— Чё так поздно, папаня? Я тебя ждал-ждал, — прочавкал отпрыск, засовывая пальцами в рот последний кусок белорыбицы.

 

— Видел сейчас кузнеца Хотына возле стены. Очень он за дочь кручинится. Кабы беды не учинил.

 

— Ничего, перебесится. Не он первый, не он последний. Что хуже, одна баба или весь поселок? Вот и пусть выбирает.

 

Пороша, кряхтя, опустился возле бочонка на тканые шерстяные узоры. Налил себе терпкого красного вина.

 

— Мотя, может, не Славушку возьмём? Вон Хавра без отца, без матери растет, сирота. Никто плакать по ней не будет.

 

— Папань, ну ты чё?! Она же косая!

 

— Бунта я, сынок, боюсь. И так урожай ополовинили. Ну как вздыбится народ? Что тогда делать будем?

 

— Не вздыбится. Побоятся чудищ застенных.

 

Мотя обтёр жирные губы парчовым рукавом, икнул и крикнул:

 

— Эй, там, на кухне, ещё рыбину папане зажарь!

 

***

 

Дом кузнеца Хотына отличался от других беленой статью и черепичной двускатной крышей. Семья в нём жила дружная, работящая: сам кузнец, жена его любимая, два сына-молодца и доченька-красавица. Уж как берегли Славушку и братья, и родители! К стене не пускали, не дай бог, увидят супостаты. А вот же, каким-то боком проведали про красу ненаглядную, себе её забрать захотели. Управляющий велел Славушку утром к стене привести.

 

Хотын и все другие сельчане не в обиде были на управляющего. Все понимали, что он человек подневольный, делает, что монстры застенные прикажут. Жалели и уважали Порошу. Не каждый сможет так ловко со страшилищами договариваться. Не всё у них нажитое забирают, а только половину. Не всех девок требуют себе, а одну. И не часто, всего раз в пять лет. Молодец, Пороша.

 

Но нынче кузнецу никак смиряться не хотелось. Супруга глаз не поднимает, постарела за день на десять лет. Сыны рядком на скамье сидят, ждут, в синих глазах вопрос. На всё готовы, лишь бы сестру спасти.

 

— Где Славушка?

 

— У себя в светлице. Плачет.

 

Вот и совсем стемнело в горнице. Сидят мужики, молчат, вздыхают.

 

— Папаня, а можно я вместо сестрёнки пойду? — младшенький встал. Правда, и ростом, и лицом похож, только одёжу сменить.

 

— Нет уж, тогда я лучше пойду, — старший уперся в потолок макушкой. Косая сажень в плечах. Улыбнулся грустно Хотын:

 

— Нет, ребятушки, сделаем мы вот как....

 

***

 

Стояла в ущелье меж двух высоких скал прозрачная стена. Розовые сполохи утренней зарницы играли в ней шустрыми зайчиками, отражаясь пятнышками на гранитной площадке, осторожно гладили расписные черевички, разбрызгивались в рубиновых монистах. Жмурилась красавица, закрывалась вышитым рукавом от солнечного озорства. Не до игрищ ей было.

 

— Эй, иди сюда. Невестой моей будешь.

 

Глянула девица, а сбоку в гроте парень стоит, толстый, румяный, в рубахе расписной, как яйцо пасхальное, почти весь вход собой закрывает. Тут из-за валуна трое молодцов выскочили, вжали парня внутрь:

 

— Веди!

 

— Куда? — пропищало «яйцо».

 

— Куда её вести хотел, под венец.

 

Трясясь и попискивая, нажал сын управляющего на кнопку, поднял лифт всю компанию вверх на скалу, во дворец каменный. Увидели богатыри красоту и богатство дворца, свой урожай в закромах, служанку, повариху и наложницу из тех девушек, которых раньше забирали, и осерчали сильно. Прижали злодеев. Долго управляющий с сынком всё рассказывали и рассказывали, перебивая друг друга:

 

— ...А стену эту построили небесные боги, чтобы уберечь нас от набегов диких племен...

 

— от чудищ свирепых!

 

— Да, от них. Они велели стену снести, когда опасность минет, но предки мои не стали рисковать. А вдруг...

 

— Как снести?

 

— Да вон коробка с кнопкой. Нажмёте и всё, не будет стены, — крикнул Мотя и тут же взвыл от боли. Папенька пнул любимого сынка. Но слово — не воробей, вылетело и долетело до ушей трех молодцев. Переглянулись братья.

 

—Но вы же так не сделаете! Там же монстры, страшные, кровожадные, — трясся Порошка, скорчившись на ковре у ног Хотына. — они вас всех убьют.

 

— У-у-убьют, — подвывал Мотя, пытаясь спрятаться за папин тощий зад.

 

Младший брат вскинул руку с мечом:

 

— Лучше умереть в бою, чем всю жизнь платить дань.

 

— Подожди-ка, сынок. Так ты, Порошка, дань так передавал? Стену поднимал?

 

— Ага-ага, — закивал управляющий и, почувствовав, что угроза отступила, вскочил на ноги. — Только я это, ночью, пока никого нет. Боялся. Вас же спасал, деревню берег. И родитель мой так делал, и дед, и вообще. Я же за вас страдал, рисковал...

 

— Цыц ты! Заквохтал. Небось, сам вон немало поживился. Давай сюда кнопку. Сходом решать будем, что делать.

 

Сквозняком подуло по каменным палатам, как будто где-то дверь или окно открылось.

 

— Пойдёмте, сынки, всем селом решим, что с этими делать. Женщины-прислужницы, вы свободны. Берите добра, сколько унесёте, заработали, и уходите. Если хотите, конечно.

 

***

 

Все жители села собрались возле стены. Женщины и дети поодаль, мужики толпой с топорами, мечами, булавами перегородили ущелье. Собрались с чудищами биться. С той стороны тоже столпились страшилища. Хотын поднял повыше коробку и, не произнося никаких речей, нажал на чёрный выпирающий кружок. Ничего не произошло. Не было взрыва, треска, не было шуршащего опускания в глубины земли, не было шипения растворяющейся субстанции. Стены просто не стало.

 

В ущелье друг против друга стояли две толпы вооруженных, собравшихся биться людей, как две капли воды, похожих друг на друга. И у тех, и у других на лицах отражалось бескрайнее изумление. Ведь и те, и другие столетия видели за стеной монстров. А там были... такие же люди!

И с той, и с другой стороны нашлись управляющие, которым это было выгодно.