ЗАВЕЩАНИЕ...
Жил старик, и с ним три сына,
Жизнь в семье – одна трясина,
Для себя старик жизнь прожил,
О сынах ум не тревожил.
Был гневливым и жестоким,
Разговор был с ним коротким,
Бил детей, стегал ремнями,
Бранными терзал словами.
Жизнь прошла, как развлеченье,
Не доставив сожаленье.
Подошёл и смерти час,
Луч любви к себе погас.
Старец с болью наблюдает,
Как потомство вымирает,
Нет здесь дружбы, уваженья,
Только к руганью влеченья.
А старик от братьев стонет,
Дружба братьев не догонит,
Как чужие друг для друга,
Хуже нет того недуга.
Каждый любит лишь себя,
Только то, что хочет Я,
Позабыли смысл братства,
Целью стали лишь богатства.
Вот Старик наш захворал,
Сыновей своих позвал,
Говорит: “Родное племя,
Помирать пришло мне время,
Но не смерть меня стращает,
И не то, что ожидает.
Вы, мои родные дети,
Вот, что держит словно сети.
В этом я и сам виновен,
Потому теперь покорен,
Дружбы в вас не смог добиться,
В пору только отравиться.
Вы дождитесь моей смерти,
И возьмите в руки плети,
А меня исполосуйте,
Дюже сильно измордуйте.
Бейте сильно и кричите,
Тело на куски порвите,
Приговаривая дружно:
“Получи-ка то, что нужно.
Ты за наше воспитание,
Получаешь наказание,
Думал ты, что после смерти,
Не достанут наши плети?”
“Вот последнее желанье,
В чём моё вам завещанье.
Сделайте же хоть однажды,
Чтоб не повторял я дважды”.
После слов раздался шёпот,
Перешедший в гневный ропот:
“Уж не спятил ты однако?
Для чего такая драка?
Если так того желал,
Что же ты всю жизнь молчал?
Иль при жизни это больно,
А теперь уже привольно?
Нет, Отец ты наш родимый,
Пусть для нас всегда немилый,
Хочешь грех, сынов руками,
Смыть, что собрано годами?
Не надейся. Не отмоешь,
И на Судном Дне не скроешь,
И в аду гореть придётся,
Каждый должного дождётся”.
Жизнь в семье – одна трясина,
Для себя старик жизнь прожил,
О сынах ум не тревожил.
Был гневливым и жестоким,
Разговор был с ним коротким,
Бил детей, стегал ремнями,
Бранными терзал словами.
Жизнь прошла, как развлеченье,
Не доставив сожаленье.
Подошёл и смерти час,
Луч любви к себе погас.
Старец с болью наблюдает,
Как потомство вымирает,
Нет здесь дружбы, уваженья,
Только к руганью влеченья.
А старик от братьев стонет,
Дружба братьев не догонит,
Как чужие друг для друга,
Хуже нет того недуга.
Каждый любит лишь себя,
Только то, что хочет Я,
Позабыли смысл братства,
Целью стали лишь богатства.
Вот Старик наш захворал,
Сыновей своих позвал,
Говорит: “Родное племя,
Помирать пришло мне время,
Но не смерть меня стращает,
И не то, что ожидает.
Вы, мои родные дети,
Вот, что держит словно сети.
В этом я и сам виновен,
Потому теперь покорен,
Дружбы в вас не смог добиться,
В пору только отравиться.
Вы дождитесь моей смерти,
И возьмите в руки плети,
А меня исполосуйте,
Дюже сильно измордуйте.
Бейте сильно и кричите,
Тело на куски порвите,
Приговаривая дружно:
“Получи-ка то, что нужно.
Ты за наше воспитание,
Получаешь наказание,
Думал ты, что после смерти,
Не достанут наши плети?”
“Вот последнее желанье,
В чём моё вам завещанье.
Сделайте же хоть однажды,
Чтоб не повторял я дважды”.
После слов раздался шёпот,
Перешедший в гневный ропот:
“Уж не спятил ты однако?
Для чего такая драка?
Если так того желал,
Что же ты всю жизнь молчал?
Иль при жизни это больно,
А теперь уже привольно?
Нет, Отец ты наш родимый,
Пусть для нас всегда немилый,
Хочешь грех, сынов руками,
Смыть, что собрано годами?
Не надейся. Не отмоешь,
И на Судном Дне не скроешь,
И в аду гореть придётся,
Каждый должного дождётся”.
