Воспоминания и мечты

Дождь... Многие имеют собственные ассоциации с ним. Для кого-то он означает очищение, кому-то дарит долгожданную прохладу и отдых от жаркого летнего зноя. Для меня же с того самого рокового дня лишь дождь и затмевающие обманчиво весёлое голубое небо тучи напоминают о самой глубокой душевной потере, оставившей не заживающий даже с течением времени след на сердце.

Так уж сложилось, что в дождливые дни все стараются оставаться дома. Однако несколько лет назад мы с мамой были вынуждены выбраться за его пределы, не взирая на непогоду. Я раз за разом впоследствии задумывалась, могли ли мы поступить иначе, переждав и отправившись в путь лишь потом, когда наконец-то выглянуло солнце... И пришла к выводу, что именно в том случае ситуация была безвыходная и не требовала отлагательств. Мы попросту плыли по течению в сторону водопада без права сменить курс, не ведая, к каким последствиям приведёт наш поступок.

С самого утра в тот день бушевала стихия: с небес срывались неукротимые потоки дождевой воды, непроглядной стеной отделяя дома друг от друга. Из-за непогоды жизнь будто замерзла: редкий житель мог выйти из своего убежища, чтобы забрать сбежавшую кошку из-под водного обстрела или второпях собрать развешенное для безуспешной сушки бельё. Но и эта попытка укрыться от гневного ливня была обманчива и, как часто говорят, означала лишь затишье перед настоящей бурей.

Где-то к обеду стали поступать первые дурные вести: реки начали выходить из берегов, затопляя близлежащие поселения. Под угрозой оказались сотни домов с населявшими их беспомощными семьями. Но даже эти последствия разбушевавшейся стихии не шли ни в какое сравнение с тем, что ожидало нас далее.

Во время эвакуации пострадавших местных жителей под главный удар попали обычные служащие, такие же люди, как и все остальные, только с большей отвагой готовые ринуться в бой для защиты родных краёв. На их плечи была возложена задача в максимально сжатые сроки перевезти всех, кто остался без крова во время потопа, в безопасное место. Для этих целей были освобождены многие административные сооружения, а главы ведущих семей даже выделили комнаты в своих резиденциях.

Так же поступил и наш клан, а потому от постояльцев не было отбоя. Все они приходили промокшими до нитки, несчастные, оставившие за спиной свой родной дом и то, что было нажито непосильным трудом. Лишь немногие успевали взять с собой редкие вещи, которые были особенно дороги сердцу. У маленькой девочки я заметила плюшевого мишку, который явно нуждался в починке, и поручила Томе, ставшему мастером на все руки, высушить и зашить его. Странно, но почему-то из всех событий, произошедших в тот день, мне более всего запомнилась искренняя благодарность и радость в глазах ребёнка, которым еще имела возможность побыть и я. Возможно, именно тогда подходило к концу моё беззаботное детство?

В связи со всё возрастающими масштабами бедствия от разбушевавшегося ливня, места стало не хватать. Более того, как я уже упоминала ранее, проблема заключалась и в том, что большинство отправленных на спасательные работы были обычными людьми из плоти и крови, многие из них не имели глаза бога. При этом даже те, у кого таковой оказывался, едва ли могли противостоять целой природе. Спустя несколько часов изнурительной борьбы с низвергающимися с небес водопадами они оказывались измучены ничуть не меньше, чем те, кого им надлежало эвакуировать. Росло и число жертв, а реки то тут, то там выходили из своих берегов, увеличивая пространство, охваченное потопом будто пожаром, исполненным бездушной гидро-стихией.

В таких условиях отец с братом были вынуждены отправиться помогать нуждающимся собственными силами, ведь все они оказались перед лицом общей беды. Из окон нашего дома, расположенного на возвышенности, мы с мамой с ужасом наблюдали за происходящим снаружи: вокруг, насколько хватало глаз, бесчинствовали дождевые потоки. С каждого пригорка, казалось, срывались небольшие водопады, а низменности оказывались полностью заполнены водой. Сотни, тысячи людей теряли крышу над головой, на окраинах, отдалённых от центральных городов, начиналась паника. Не в силах сбежать от стремительно надвигающейся угрозы, жители деревень собирали самое ценное и смиренно забирались на кровлю собственных домов.

В таких условиях мы и подумать не могли, что может быть еще страшнее, хотя меня и не покидало плохое предчувствие. К ступеням нашего дома на всех порах бежал охранник отца, и выражение его лица говорило само за себя: он несёт недобрые вести. Встретившись с ним взглядом, мама впервые за всё время, что я её помню, не смогла сдержать слёзы, предательски сбежавшие по бледным щекам. В тусклом свете неба, закрытого плотной пеленой грозовых облаков, её хрупкая фигура показалась мне постаревшей на десять лет и лишённой всяких сил. Однако она нашла в себе волю к тому, чтобы встать и выдвинуться медленным, но ровным шагом к входным дверям.

Я спряталась за углом, чувствуя, что мне не следует быть там, но ощущая всей душой потребность узнать, что произошло. Это избавило маму от необходимости объяснять, что наша семья оказалась в опасности, от которой спасала других жителей. Я слышала лишь обрывки фраз, заглушаемых дождём, но и их было достаточно, чтобы объяснить суть произошедшего: когда отец с братом выводили наружу пожилую пару, крыша их ветхого, старого дома внезапно обвалилась. Они были уже практически снаружи, но бабушка задержалась, так как была больна. Папа бросился ей на помощь и сам невольно оказался в ловушке: им удалось сообщить, что они живы, но было неизвестно, когда обломки могут обрушиться вновь и похоронить под завалами их обоих.

Услышав дурную весть, мама чуть не потеряла самообладание и дар речи от горя, но после минутного колебания чувств с силой ударила себя по щеке, на которой остался красный след. Она подняла острый, как бритва взгляд холодных льдисто-голубых глаз, не терпящих возражений, на охранника и велела наиболее властным своим тоном вести её к месту происшествия. Со стороны могло показаться, что она была воплощением уверенности и мужества в тот момент, но я успела заметить, как ещё до того, как первая капля мутного дождя попала ей на лицо, невольно выскользнувшая кристальная слеза медленно скатилась по раскрасневшейся щеке.

Осознав произошедшее, я схватила зонтик, велела Томе охранять и оберегать укрывшихся у нас жителей, а сама, не дожидаясь ответа от него, стремительно выбежала из дома под потоки ливня. Я слышала его крики, но не собиралась возвращаться. Вскоре, видимо, завеса дождя скрыла меня из поля его зрения, и он был вынужден послушаться. В этот момент я не хотела вовлекать ещё большее число людей в этот кошмар, который обрушился на нас после спокойной и размеренной жизни.

Ещё вчера мы обсуждали планы на выходные, хотели сходить на пикник, если бы погода была хорошей, но водная стихия разрушила наши надежды так же, как теперь уничтожала дома и целые селения. Она губила жизни многих, и беда не обошла и нашу семью.

Когда я наконец-то добралась до места, обозначенного охранником, то обнаружила лишь гору деревянных балок и брата, сжимающего гидро-глаз бога в руке с незнакомой мне ненавистью в глазах, так похожих на мамины. Несмотря на первый невольный испуг, я подбежала к нему и окликнула. Спустя долгие мгновения тишины он вздрогнул, словно очнувшись от глубокого сна, перевёл на меня пустой затуманенный взгляд и пробормотал, что скоро всё должно кончиться. Тогда я ещё не могла понять всего смысла произнесённых им слов, но по всему телу то ли из-за холодных потоков дождя, то ли из-за плохого предчувствия прокатилась волна дрожи.

Хоть брат получил в то время долгожданный знак признания от богов, но всегда считал его не подарком, а проклятьем судьбы, учитывая всю ту боль и горе, ценой которых он достался. Особенно пугал его первое время элемент, сила которого была ему дарована - гидро, связанный с ненастьем, посеявшем неизмеримый хаос, вездесущие разрушения и торжество страданий в тот роковой день.

Однако Аято нашёл в себе силы перебороть смесь ненависти и страха, чтобы обратить разбушевавшуюся водную стихию вспять и спасти тех, кто в этом нуждался даже более нас самих. Он никогда с тех пор не говорил этого вслух, но я уверена, что в его мыслях неоднократно мелькали сомнения: могло ли всё быть иначе? Я и сама вновь и вновь задавалась вопросом о причинах, по которым Архонты даровали моему брату гидро-глаз бога. Почему именно тогда, когда беда уже свершилась? Почему нельзя было сделать этого раньше? Но кто я, чтобы судить всевышних. Я лишь человек, такой же, как все - как мой брат, мама, папа, служащие, спасавшие жителей по всей Инадзуме порою ценой собственных жизней, добровольцы, вызвавшиеся принимать участие в эвакуации несмотря на огромные риски.

К тому же, можно с уверенностью сказать, что только благодаря совместным усилиям и самоотверженному, бесстрашному труду каждого удалось избежать по-настоящему огромных потерь. Невозможно, конечно, оценить ущерб, нанесённый природой не только имуществу граждан, но и их душевному равновесию. Множество жителей лишились своих домов, потеряли родных и близких, навсегда утратили покой и уверенность в завтрашнем дне, которые до тех пор выступали вечными спутниками Вечности Инадзумы. Даже всемогущая Сёгун Райден не смогла предотвратить катастрофу, случившуюся в тот день.

Наша же семья лишилась её главы - моего дорого отца. В последний момент ему с братом удалось высвободить пожилую женщину, но в тот же миг, как она выбралась наружу, обломки дома рухнули вниз. Подоспевшая мать лишь успела услышать последнюю, предсмертную фразу о том, что папа любит её, что она всегда будет столь же прекрасной, как и в первый день их знакомства.

Но вопреки своему темпераменту, отражавшему непременную силу и уверенное достоинство, мама с того момента стала увядать на глазах. Пережив потерю отца и по всей видимости простудившись под ледяными потоками ливня, она сильно заболела и вскоре оказалась прикована к постели. Велев плотно закрыть шторы и избегая смотреть на солнечный свет, сутками напролёт она лежала в кровати, устремив опустошённый и изнурённый взгляд в потолок. Мы с братом, еще не успевшие оправиться после ухода отца, приглашали домой множество врачей, целителей, лекарей. Наш дом регулярно посещали несколько искусных травников и жрицы Великого храма Наруками во главе с уважаемой Яэ Мико... Но все наши усилия оказались тщетны - никто не мог определить, что заставляло жизненные силы медленно, но верно покидать нашу маму. Её комната превратилась в клетку, из которой она подобно загнанному зверю не хотела выходить. Так проходили последние дни Камисато Каё, ранее казавшейся примером величия и власти.

В день её похорон будто в память о произошедшей трагедии было тихо и спокойно. На улице, казалось, воцарилась благодать, а безмятежное небо не посетило ни одно облако. Надгробная плита была выполнена из полуночного нефрита, своей голубизной напоминающего искристый блеск её глаз, излучавших обманчивый холод при жизни.

Брат заметил, что даже гладь озёр, образовавшихся в результате вызванного ливнем потопа, изредка отливала тем самым цветом. Возможно, правда, для каждого эта иссиня-голубая палитра была своей. Лично для меня она долгое время после произошедшего кошмара служила напоминанием о необычайно плотной завесе дождя, скрывавшего от взора разворачивающуюся трагедию.

Снова и снова возвращаясь в тяжёлых мыслях к событиям того дня, я невольно искала момент, когда ситуация превратилась в безвыходную, когда мы оказались на краю водопада, не имея возможности повернуть назад, но сколько бы ни задумывалась, не могла с уверенностью дать ответ на этот вопрос. Всё шло своим чередом, и вряд ли мы имели силы повлиять на исход той битвы со стихией.

Отвернись мы от жителей Инадзумы, которые всегда верили нам и не могли ждать спасения больше ни от кого, кроме ведущих кланов, наша семья перестала бы быть тем надёжным оплотом Вечности, коим выступала испокон веков. Да и мы не смогли бы тогда понять родителей, если бы они не пришли на помощь нуждающимся.

Потеряв маму и папу, мы с братом столкнулись с новыми условиями суровой реальности и не имели возможности долго оплакивать родных. Как известно, беда никогда не приходит одна, и вслед за смертью родителей на нас с новой силой навалились заботы, связанные с восстановлением клана Камисато, оказавшегося под пристальным взором других представителей аристократии, равно как и всего местного населения.

Больше всего трудностей выпало на долю моего брата. Так как я была ещё слишком мала и плохо обучена различным тонкостям, касавшимся управления кланом и участия в официальных мероприятиях, на его плечи ложился огромнейший груз ответственности за будущее семьи и комиссии Ясиро. Кроме того, одновременно необходимо было соблюдать все формальности, связанные с порядком наследования права на руководство деятельностью Камисато. Возник серьёзный спор о том, кому его следовало передать ввиду сложившихся обстоятельств, и наше с братом положение оказалось очень шатким и неопределённым даже несмотря на активное участие семьи в решении проблем, вызванных потопом.

Но и в те тяжёлые времена на нашей стороне оставалось немало преданных людей, верящих, что совместными усилиями мы в силах изменить клан к лучшему, и возлагавших на нас большие надежды, которые мы стараемся оправдать и поныне. Отдельного внимания заслуживал Тома, который не имел прямой связи с нашей семьёй и мог избрать другой путь для себя, не ставя будущее под угрозу из-за преданности Камисато. Тем не менее, когда мой брат, находившийся в эпицентре событий, изложил свои мысли на этот счёт Томе, тот наотрез отказался уходить. Шторм приближался, и Тома был подобен листу, плывущему по волнам. Но он тщательно взвесил все факты и выразил свою готовность продолжать с нами идти вплоть до самого конца, каким бы тот ни был.

После долгих раздумий он ответил: «Если я уйду сейчас, то потеряю свою верность и праведность. А отец учил меня всегда быть верным и праведным человеком... Я бы хотел сделать всё возможное для молодого господина и молодой госпожи. На пути, который вам предстоит пройти в будущем, вам определённо пригодится помощник».

Его пламенная верность была вознаграждена: Архонты даровали ему глаз бога, наделивший Тому силами элемента Пиро. Его волосы в тот момент развевались подобно отблескам пламени, а в глазах с новой силой вспыхнула уверенность в том, что нас ожидает великое будущее. Возможно, его энтузиазм оказался заразителен, потому что вскоре нам с братом удалось отстоять права на управление Камисато и руководство деятельностью комиссии Ясиро. Однако этому успеху предшествовал ещё ряд событий.

Первое из них связано с одним из наиболее важных для меня моментов, ставших отправной точкой моего становления в качестве нынешней Аяки Камисато. На первый взгляд может показаться, что это всего лишь один разговор, но именно благодаря ему я наконец поняла то, что много лет пытались до меня донести покойные родители.

Наступила пора дождей, которые с того рокового дня всегда навевали тоску и отголоски грусти на дом Камисато. Глядя на мрачное, будто давящее серое небо, я не могла сдержать эмоций и начинала ощущать отдалённый шёпот страха, что произошедшая не так давно трагедия повторится вновь. Возможно, именно поэтому, чтобы успокоить нервы, напрягшиеся подобно струнам, я приняла решение отправиться на недолгую прогулку.

В преддверии дождя самое приятное место - это лес Тиндзю, в котором всегда царит торжественная, но во многом расслабляющая атмосфера. Благодаря густой и пышно одарённой листвой кроне деревьев стремительные порывы ветра здесь превращаются в лёгкие дуновения, подобно ряби проносящиеся по морю трав. Эти слабые колебания воздуха лишь покачивают головки цветков, собранных природой в естественные, но оттого не менее изысканные клумбы. Их яркий цвет напоминает сияние полуночного нефрита и блеск маминых глаз... Я бы так хотела излучать ту же уверенную стать, что и она, то же достоинство и равновесие, но даже сейчас не могу утверждать, что приблизилась к этой цели достаточно.

Во время прогулки по лесу, когда я уже направлялась в сторону своего дома, до меня донеслась таинственная, чарующая музыка. Она была настолько приятной, нежной и мелодичной, что напоминала журчание кристальной воды в ручье и щебетание птиц. Подойдя ближе, я сумела различить слова песни, повествующей о былых временах, о том спокойствии, которое было утеряно для нашей семьи. Невольно приникнув к дереву, я заворожённо внимала мелодии, которая могла бы кому-то показаться старомодной, но для меня будто звучала в такт струнам истерзанной тяжёлыми событиями души.

Блаженное чувство успокоения не покидало меня до тех пор, пока не закончилась песня. Тогда женщина, по всей видимости, исполнявшая её, окликнула меня. Застигнутая врасплох, я сначала было задумалась о том, что могут подумать люди, застав члена комиссии Ясиро у дерева в лесу рядом с незнакомкой, но подойдя ближе к ней, заметила, что её глаза уже давно потеряли здоровый блеск. Я знала об этой пожилой женщине по рассказам матери, которая упоминала, что та пусть и была слепа, но обладала отличным музыкальным слухом и умела петь так, чтобы мелодия проникала в самое сердце. Тогда мне казалось всё это странной романтической выдумкой, не присущей известной всем своей величественной статью Каё, но теперь, самостоятельно столкнувшись с ней, я была готова в полной мере разделить мнение моей мамы. Женщина была совершенно слепа, но, когда она перебирала струны своего инструмента тонкими, как прутики, пальцами, из него лилась музыка, напоминающая течение реки. Она часто выходила на улицу города в тёплые солнечные дни и пела так же чисто, насколько ясным было далёкое голубое небо.

Я не хотела смущать незнакомку, а потому на вопрос о том, кто я, ответила, что живу недалеко от этого места, но гуляла по лесу и, заблудившись, невольно заплутала в этих краях. Я заметила, что деревья сакуры цветут столь же прекрасно, насколько восхитительная исполняемая ею музыка. Откровенно говоря, я бы даже сказала, что последняя была неописуемо чудесной, но это сравнение, как мне показалось, вполне подходило ей. В этом лесу, лишённого привычного тёплого света, но торжественно нарядного, волшебный голос незнакомки звучал подобно мелодии жизни на балу природы.

Так начался наш ненавязчивый разговор, и пожилая женщина поведала мне о способах игры на кото и даже подарила несколько чайных листьев, которые будто были пропитаны духом леса Тиндзю. На первый взгляд они могли показаться грубоватыми и травянистыми, но я чувствовала, с каким кропотливым трудом, трепетом и заботой они были собраны. Этот подарок тронул меня до глубины души, гораздо больше любых сокровищ этого мира, потому что служил отражением чистоты и искренности.

Однако несмотря на то, что беседа текла размеренно и вселяла в меня спокойствие и умиротворение, мысли вновь и вновь возвращались к раздумьям о том, могла ли та трагедия сложиться иначе. Я невольно задавалась вопросом, какими стали бы мои родители в старости, чем бы они интересовались, насколько долгой и насыщенной жизнью еще могли насладиться, если бы не тот бушующий ливень? Увы, вряд ли кто-то мог дать мне ответ на этот вопрос.

Попрощавшись с доброй женщиной, я вышла из леса и неожиданно обнаружила, что грозовые тучи рассеялись, погода снова наладилась. Солнечные лучи окутали меня будто бы давно знакомым теплом подобно тем дням, когда мы проводили время вместе с семьёй за приятными беседами. Этот уют напомнил мне о самом важном, что ускользало из виду после гибели родителей, а именно о том, что семейные узы крепче любых преград, как любила говорить мама.

Отец много раз показывал нам семейное древо и объяснял, что сила дома Камисато заключается в самой Вечности, что так трепетно и рьяно хранит Сёгун Райден. «На этом пути мы должны быть едины, и тогда даже время не может разорвать нашу связь», - повторял папа, но, что самое странное, смысл его слов я поняла в полной мере только теперь, когда нас разлучило то, что было даже сильнее времени и шло с ним бок о бок, - смерть.

Вернувшись домой после разговора с чудесной незнакомкой, я поделилась с братом впечатлениями от нашей встречи. Заварив подаренный пожилой женщиной чай, я рассказала Аято о своих мыслях, которые долго таила в себе, о том, что давно соскучилась по тем временам, когда мы были дружной семьёй. Мы решили объединить наши усилия и следовать заветам родителей на этом нелёгком пути, чтобы исполнить долг членов семьи Камисато и стать лучшими для комиссии Ясиро. Главное же, в чём виделась наша цель, - это не допустить повторения катастроф в будущем.

Вооружившись этой задачей, ставшей для меня верным ориентиром, я занялась развитием своих навыков владения мечом и шахмат, ораторского искусства, чайной церемонии и многих других.

Первое время было очень тяжело приноровиться к новым занятиям, которые и в прошлом казались мне чрезмерно формализованными и сложными. Я раз за разом терпела неудачи, но каждый новый провал лишь больше подстёгивал меня на избранном пути. Сущность чая - в мире и покое. Сердце меча - в его заточенном острие. Душа шахмат - это мудрость, заключающаяся в способности видеть общую картину.

Если не получалось провести хорошую чайную церемонию, я 50 раз заваривала чай, добиваясь идеального выполнения. Если не могла запомнить стих за одну попытку, то повторяла его 50 раз. Каждую проигранную партию стремилась компенсировать, выиграв в 50 других. Неуклюже написанное слово выводила каллиграфией ещё 50 раз. И если мне не удавался какой-то приём фехтования, била воздух мечом ещё 50 раз, пока не достигала совершенства в каждом начатом деле.

«Никто не сумеет парировать выпад, который ты повторила на тренировке тысячу раз», - часто повторяла мне в прошлом мать, и теперь я по-настоящему прониклась её словами. Это был самый ценный совет, который позволил мне стать нынешней Аякой Камисато, умения которой признаются в обществе и служат для его блага.

Когда мать оставила этот мир, я перестала быть малышкой Аякой, став молодой госпожой из клана Камисато, одного из трёх величайших кланов Сёгуна. Теперь искусство фехтования стало неотъемлемой частью её повседневной жизни, и так продолжается по сей день.

Шло время, и чем больше я оттачивала свои навыки, тем увереннее становились мои действия, а наставники отмечали стремительный прогресс. И вот, однажды мне удалось победить соперника с одного удара. И в тот же миг вокруг меня, стоящей посреди додзё, возникли ледяные цветы. На кончике меча появился Глаз Бога, ледяной и блистательный, так похожий на холод маминых глаз.

Но даже заручившись поддержкой Архонтов, я не обрела бы настоящего счастья, если бы не встретила на своём пути надёжного и верного друга. Я искренне рада, что познакомилась с тобой, Путешественник, и считаю тебя своим самым дорогим и близким другом.

Спасибо тебе за поддержку и за то, что помог узнать и вторую сторону матери, которая была так близка мне по духу. Она перенесла всё несбывшееся и несбыточное на Цубаки, а у меня есть уникальная возможность исполнить все наши общие мечты вместе с тобой и благодаря тебе. Впредь я буду жить без сожалений о прошлом и с уверенностью смотреть в будущее, чтобы сделать его таким же светлым, какими были глаза мамы.