К Элишеве (вариант 3)
На окне в этот пятничный вечер
две свечи. Мы молчим, как леса,
и кажется, будет вечно
лихорадить в наших труса́х.
Белый саван луну укутал.
Дотянулся к окну фонарь.
Мы помним любую секунду
путей, проделанных встарь.
Вот мы, покрытые шерстью,
повисли на мудрых ветвях
в ленивом зверином блаженстве,
плоды набрякшие рвя.
В голове никогда не остынет
путь в обманчивом мареве дня
за дымным столбом по пустыне,
а в ночи – за столбом из огня.
Деливших с тобою труд и
хлеб под твой огненный смех
ты манила тяжёлой грудью;
влёк их твой мясистый «орех».
Забыт кибуц неприметный.
Миллион столетий вперёд
мы бредём по далёкой планете,
где другое солнце орёт,
не похожи на тех, кто остался
на голодной и голой Земле, –
как паучьи лапы наши пальцы,
а глаза привычны ко мгле.
Это мы царя расстреляли.
Это мы убили Христа.
Мы уместными станем едва ли,
но победа на наших устах.
Не герои мы, но и не тру́сы.
Мы помним жалобный хруст
в глазах зверей пьяноусых,
воплотивших древнюю грусть.
Мы помним замшелые сказки
о геройских крутых мертвецах.
Наш закон босяцко-дикарский
королям не раскрыл лица́.
Чешуи молчаливой зову
непокорны наши смертные лбы.
Монотонно топтал нас кирзо́вый
сапог толстозадой судьбы.
Товарищ, двигай костями,
ведь смертен не только ты.
Отважней орудуй локтями –
здесь места нет для мечты.
