Попурри

Ты, дрянь хвостатая, сбежавшая от мамкиных песен,

ломающая хребты колоскам, пока спит в больном разуме Герцен

и танцуют чёртики в глазах.

Ах! Нет. Всё же девочки...

Несъедобные груши, неправильный мёд, томное «дзинь»

там, в люлебаюшке,

где ловит до судорог девонскую хамсу муэдзин

под шлёпание жабьих лап в талой воде.

 

«эм цэ, пых-пых, луна на двух.

хайям гравюрой бьёт поддых,

рифмует мух,

пускает пьяною тропой слова

из пункта бэ

в е2.»

 

Там Ленинград снарядами, котами. Пугает голодом, дождём.

Мы подождём, хоть больше он не с нами.

И снится Сивке манго под ножом.

Гремят цепями суки перелётны, мурлычет чёрт, рэпует выпь.

Буржуи жгут туман по палестинам,

гоняя комаров и рыб.

Иконы краскоточат.

Взахлёб лакают из копытца молоко

коровы братья,

играет на пикантной дудочке сестра,

дурочка.

А потом она будет плясать песню странную,

босиком

по гравию,

вся из себя рыжая.

 

 

Вот так вот, мой норвежский друг.

Вот так.

Пока ты пишешь в мерзлоте, мечтая об Иранах,

элиты, двор, казна - фанерами летят в Шампань.

Или в Бордо.

Народ же просто жаждет крови.

Конкретно чьей?

Да всё равно!

Июльским солнцем убиенной,

на раз-два-три,

подкрасить губы, щёки, дно.

 

Расскажи мне про снег,

Элис,

разведи опару,

и не забудь растолочь

прогорклый

пожелтевший кусочек сала,

когда будешь варить борщ

под таёжным покрывалом

наевшись снегов

до отвала.