Одна ночёвка и один день
Рустаму Паймурзину
1.
Дверь запиралась изнутри крючком.
Так ярко видишь мир в дошкольном детстве:
свет падал вниз сушёных трав пучком,
по проводу спускалась паучком
взъерошенная лампочка – наследство
мифического Ильича. Раздеться
хотелось здесь, в кровать упасть ничком.
Здесь пахло доморощенным эстетством,
играющим на скрипочке сверчком,
капустницей под марлевым сачком,
с чарушинскими сказками соседством.
2.
Дом дышит сам. И дышится легко.
Твоя скорлупка, хрупкая, земная,
накрыта деревянным колпаком.
Живёшь под ним июньским мотыльком,
который ничего не понимает,
пока тепло. А то, что там зима и
колотит ветер в рамы молотком,
и ночь тебя в объятья принимает –
для мотылька настолько ж далеко,
как пролитое в небо молоко
и горизонта линия прямая.
3.
К таким местам не сразу привыкаешь.
Они хранят секреты до поры.
Очнулся день, капелью подтекая.
Приехавший сюда издалека я
с опаской приносил свои дары.
Ворочались соседские дворы,
бельё в корытах тётки полоскали…
Собачий лай и крики детворы
обратно в область сна не отпускали…
И лексика царила городская,
и у стены стояли топоры.
4.
Согрелся плов. Хрустит дровами печь.
Мой монолог не слушавший хозяин
признался вдруг, что различал ни речь,
а музыку, сумевшую извлечь
совсем другие мысли. Он был занят
приготовленьем риса, и признаний
моих не понимал. Сумев отсечь
риторику, он слушал, не влезая
в значенье слов, и слышал то, что течь
их заставляло, сам язык, ту веч-
и вер-ность, образующие завязь.
5.
Когда мы покидали Разгуляй –
район Перми, хранящий Золотую
Орду, – по зимним улочкам петлять,
пить «Невское» и дурака валять,
и время посылать под хвост коту, и
всего лишь быть, и счастье в поводу, и
всё что угодно нашей пользы для,
я посмотрел на город и подумал,
что «вот она – расейская земля –
заборы, тротуары, тополя, –
которую сам у себя краду я.
6.
Моё гнездо, Итака – только часть
культуры, не желающей смешаться,
поскольку местечковость – это власть,
которая на то нам и сдалась,
чтоб научились мы перемещаться
по этим землям, перевоплощаться
в библейских ангелов (не вид иной, а класс
биологический), чтоб – нет! – не умещаться
и в этой паре запредельных глаз,
с хозяином которых мне сейчас
приходится у поезда прощаться».
