Традиция
Пойдём-ка, еще одну могилку глянем… Найду ли?
Смотри ты, не совсем заросла еще, даже тропинка проглядывает. А птиц-то, птиц! Семечки взял, как просил? Сыпани немного. Э-э-эх, никто крест не поправит, покривился весь, дождями подмыло, видать. Подсоби-ка… Ну вот и ладно, и хорошо. Посидим.
Народ на руднике теперь всё вахтовый, старожилы поумирали да поразъехались, некому помянуть…Почему Семка-Балалайка? Да шибко говорливый старик был, вот и прилипло к нему – анекдоты, байки рыбацкие, про то, про сё, да хоть про НЛО – бла-бла… И ещё любил словечко умное невзначай пристроить:
– Куды там Ветерку против мово Вихря, полный приорытет!
Почему Семка? А семечки очень уважал. Где ни встретишь – обязательно остановит, тя-я-янет из бездонного кармана ароматную россыпь (сам всегда жарил!) и вместо «здрасьте»: «Семку хошь? Ты, браток, токо не кури… вот беленькая, она на пользу: встретить, проводить, дело сладить – традиицья! А смолить – верный капе-е-ец, ты лучче похрусти – альтырнатива.»
Огородик с картохой да подсолнухи эти, ну рыбалка, само собой, охота – тем и жил. Ни родни, никого, откуда сам – никто не помнил. Разное болтали: не то из староверов, не то из леспромхоза, амнистированный. Да кому какое дело, ходит себе, балаболит – и ладно, ни зла от него, ни толку.
А тут приезжает в посёлок молоденькая завклубом, и давай культурную жизнь налаживать! У нас-то кроме танцулек да киношки сроду ничего, да ещё перед выборами какого-нибудь болтуна из района приглашали. А она – драмкружок, хор для бабулек, с детьми что-то там тимуровское и вот, на тебе, концерт на 9 мая придумала! Народу набилось… Сначала, как положено, песни да стихи, и вдруг выносит мальчонка на сцену стул, объявляет звонко:
– Семён Митрофанович Архипов. Композиция.
Зашебуршились все, запереглядывались – какой такой Архипов? И выходит наш Семка-Балалайка, он – да не он! Пиджак лоснится, медали посверкивают, в руке балалаечка, небольшая такая, но самая настоящая. Тишиной зал так и накрыло. А он у стула потоптался, сел как-то неуклюже, боком, инструмент на коленку пристроил, глаза прикрыл – и…
Нехитрая вроде деревяшка – а казалось, оркестр играет. Или нет, будто мелькают, перетекают чёрно-бело-цветные кинокадры, будто сама жизнь человеческая разворачивается в этих звуках: вот разговоры, смех, слёзы; вот – дорога, и свист пуль, и треск печурки, и снова дорога; вот нарастает жуткое, горькое (кажется, лопнет сейчас гортанная струна) – но журчит уже лёгкая трель, а неловкий человек на сцене улыбается, не открывая глаз, и зал радостно выдыхает, будто ласковый ветерок выметает из сердец шелухой всё суетное, дурное, жалкое…
Снова перебор – и весело кланяется в такт музыке седая голова, несётся озорное-залихватское, разлетается искрами барыня-рассыпуха, но вот мелодия съезжает на Муромскую дорожку, катит вдоль по Питерской, возвышается – и парит, и - падает, разливаясь в глухой степи…
Уходил он, неся свою трёхструночку осторожно, будто догорающий факел, и где-то там, за тридевять земель, хлопнула служебная дверь. Только тогда потрясённый зал взорвался, словно плотину снесло: хлынули и голоса, и плески рук… и все остальные звуки мира.
Во-о-от… а назавтра пропал он с концами. Хватились не сразу, только через день или два. Май стоял ветреный, на Ангаре барашки белые, топляки – все дела, хариус нерестится… какая рыбалка? А тут – открытый балок*: лодки нет, бутылки пустые да одна недопитая на полке аккуратненько так стоят. Вскорости и моторку нашли ниже по течению, целёхонькую прибило… Повздыхал народ, а потом кто-то надумал – и захоронили вместо деда Семки его медали да старенькую балалайку, всё равно играть на ней некому. Каждый по горсти семечек в яму бросил, вот так теперь и поминаем…Традиция.
Ладно, всех попроведовали – пойдём уже. Ё-пэ-рэ…сигареты кончились. Ну, доставай, что осталось… похрустим, раз такое дело.
Альтернатива…
Балок* (разг.) - лодочный гараж.