Иван Степанович Коростелев

Уже после смерти отца, когда мама осталась один на один с разваливающимся домом, к нам приехал дедушка, помочь по хозяйству. Как сейчас помню: поднимался утром ранёхонько, выходил умываться к раковине в огороде, там же пил чай, чтобы не беспокоить ребятишек, отсыпающихся в летние каникулы. Мама выносила ему и чайник, и бутерброды. А уж на первый перекур готовила и горячий завтрак. Да что я говорю: «перекур»! Никаких вредных привычек у нашего деда не было, весь день пилил, строгал, поправлял забор, крышу дома, террасу. Вечером усаживался с газетой и внимательно просматривал ее до последней строки.
Я как-то не выдержала и съязвила: «Дедушка, ты там руководство к действию высматриваешь?»
А он усмехнулся и ответил: «А как же, надо ко всему быть готовым». Помолчал и аккуратно свернув газету рассказал мне.
« Когда коллективизация началась, у меня уже было семеро по лавкам, мама твоя – от первого брака, сиротка, остальные уже Матренины. Работал я, как вол, еда в доме всегда была, и подвал не пустовал. Зимой еще и валенки для всей деревни катал – тоже приработок. Но хозяйство моё кому-то и в зависть было, кулаком прослыл и обобран был до нитки. Только и остался нетронутым Марусин сундучок, в этот сиротский неприкосновенный склад Матрена и пеленки малых прятала.
Чуть обжился – опять тряханули. Тут мне председатель, жалеючи, и сказал: «Иван Степанович, не будет тебе тут жизни, завербуйся-ка ты на лесоповал, всё хоть вольнонаемным будешь, а не ссыльным». И я понял, что это – всерьез и надолго. А поперек течения, внученька, переть смысла нет, надо в струю встраиваться.
Поехал на Северный Урал, где рудник строился. И лес валил, и карьеры копал, между делом домишко срубил, Матрену с пацанами к себе перетащил. Веришь, я на хорошем счету был, ударником! Как будто раньше хуже работал… Но в новой жизни надо и биографию по-новому складывать, в русле задуманного кем-то там, умниками новыми. Главное – понять, чего они хотят от нас, вот с тех пор у меня эта привычка к изучению газет и появилась. Смейся, смейся, конечно, дури и звону в тех газетах много, но научился и между строк читать. Приладился.
Правда, Маруся своё училище бросила, тоже работать пошла, война ведь замаячила. На руднике гнали строительство со страшной силой, алюминий на самолеты был нужен. Я уж и в механики пошел, подучился, скоро стал незаменимым. Как понял? Так просто: пошел на фронт в сорок первом проситься, а меня оттуда погнали, мол, броня у рудничных специалистов, тут вам и фронт будет. Так всю войну на трудовом фронте и отпахали без передыху, и я, и Маруся, твоя мама.
Эх, девка, конечно и сейчас вроде стесняюсь, когда другие про свои подвиги рассказывают, про то, как в окопах мерзли и мокли. Да ведь и мы тут мерзли, мокли, недоедали… А сколько раз горные выработки обваливались, да так и отпевали товарищей своих, в обвалах этих. Я, как только война кончилась, подумал маленько – да и назад в свою Ирбитскую губернию засобирался. Давит меня гора, не могу я под землей.
И что ты думаешь? Снова дом поставил, уже третий на своей биографии, парнишки мои поднялись, а дальше ты и сама знаешь: пятеро их у меня и все получили высшее образование! Стало быть, правильно я поверил тогда советской власти, толково у нее всё было задумано? То-то.
Я сюда к вам, как в годы своей мудрой молодости приезжаю. Город весь обошел, тридцать лет назад он совсем не таким был, народ ходит – молодой, веселый, ты вон уже здесь родилась и, небось, любишь его, как и я свой Ирбит. Это уже люди не ссыльные! И сколько таких городов по всей Сибири да Уралу? Перешагнули беду и страну сделали.
Кликни мать, пусть щи заваривает, еще часок построгаю – и на обед. А ты, похоже, как-то располнела? Чего закраснелась? Жених-то твой где, в армии? Ну-ну… Жди, всё будет ладно».
Я и не заметила, как дед от забора перешел к какой-то тонкой работе, шкурил жердинки, вырезал палочки. А потом в один час собрал…детскую люльку, беленькую, нарядную, ни в каком магазине такой красоты не найдешь! Вот такой у меня был дед – проницательный и рукастый. Оба моих сына в той детской кроватке, сработанной руками прадеда, выросли.
И часто вспоминаю его слова о том, что надо уметь понять, куда несется грозный поток, чтобы не сгинуть, рванувшись против течения, а оседлать струю, самому уцелеть и вырастить детей.