Мужчина пилит доски наверху...

***

Мужчина пилит доски наверху,

а женщина внизу готовит ужин —

замоченную в пиве требуху

кладёт на противень, и думает — не хуже,

чем из отборной вырезки рагу.

 

Мужчина пилит доски, как врагу

пилил бы шею — кожа, мышцы, кости.

Чердачный холод, будто на погосте,

бодрит, но примиряет. И лузгу

от мёртвого безъяблочного древа

метёт мужчина за спину, чуть влево.

 

От монотонного движения руки

видения как будто далеки,

но странно чётки, будто ядра чёток —

одно, другое, третье — перед ним

он сам отчасти как гетероним,

как отражение в поплывшей амальгаме,

за зеркалом — средневековый Гамельн,

и он, его уставший эпоним.

 

Не драма — шапито и балаган.

Поддав ногой невыпитый стакан,

мужчина шьёт обструганные доски,

и в ящик пусть не женщину — набросок

её — кладёт и пилит пополам

по линии пупочного узла.

Прости, любимая, я вовсе не со зла —

во исправление твоей дурной природы.

 

И лимфатические гамельнские воды

по желобам, разделочным столам,

по лествице чердачной споро, вниз

текут на мраморные плитки белой кухни.

Ладони женщины, распарены, распухли,

в стальную раковину опускают нож.

Смотреть бы под ноги, чтоб знать, куда идёшь,

да больше нечем. Отклонение реприз

не больше сколотого края у ступени —

 

и вот их трое на ночной арене.

Из рук жены муж принимает блюдо

с её покрытой шалью головой.

Сухой, горячий шорох огневой

щекочет пятки, и горит запруда,

и лопается шов береговой.