— Когда же этот дурдом закончится, а?! — начал молодой, но почти седой парень с интересным древнегреческим именем Мефодий, разлепляя глаза оттого, что ему на нос с потолка упала большая холодная капля воды. — Опять этаж залил, Нептун хренов!

 

Мефодий встал с сыроватого дивана, отбросил русую прядь волос со лба, потер усталые голубые (впрочем, красноватые от недосыпа) очи, надел мокрые тапки, нащупал чудом уцелевший при потопе сухой халат, накинул его на худые плечи и помчался к нерадивому квартиросъемщику на третий этаж.

 

— Посейдон! Пося! Открывай! — стучал Мефодий в квартиру нарушителя спокойствия. Минуты через две после активных пинков в дверь и парочки непечатных фраз врата водного царства отворились, и пред хозяином дома предстал Пося во всей его красе: стройное, худощавое тело было покрыто блестящей серебристой чешуей, на руках и ногах никуда не спешили исчезать перепонки…

 

— Пося, ты с ума сошел? Оденься! — перешел в режим сирены Мефодий, вталкивая незадачливую русалку мужского пола в квартиру. — Третий раз за месяц заливаешь! Да сколько можно-то?!

 

— Миф, я все возмещу… — теперь на несчастного «домоправителя» смотрел самый обыкновенный молодой человек: руки как руки, ноги как ноги, только глаза были странноватого сине-зеленого цвета.

 

— По-сей-дон! — разносились по лестничной клетке разъяренные голоса.

 

В квартиру направлялась целая делегация. Возглавлял ее оборотень Тимур, позади которого семенил рыжехвост Фимка, за ними из подвального помещения поднимались вампиры, Димитр и Роза. Замыкал шествие поселившийся на первом этаже дракон Федор. Ловко лавируя между ними, в образе кота шнырял фамильяр ведьмы Настасьи. Та, видимо, сейчас сушила от влаги свои книги заклинаний.

 

— До подвала дошло, — побледнел Мефодий. — Пося, моему терпению приходит конец. Начинаем собрание жильцов и поднимаем вопрос о выселении. Поплывешь обратно в свой грязный пруд — полиэтилен с ушей снимать!

 

— Только не это, — прошептал несчастный водяной, от волнения снова покрываясь чешуей.

 

День только начался…

 

***

 

Еще три месяца назад молодой двадцатишестилетний парень Мефодий Сидоров вел обычную жизнь. Необычным было только дурацкое имя вкупе с банальной фамилией. Спасибо папе-юмористу, по совместительству, учителю литературы. Назвал сыновей в честь создателей азбуки. Братцу Кириллу повезло родиться на целых восемь минут раньше и получить нормальное имя, а вот он теперь Мефодий на всю жизнь. И не поменяешь — папа обидится.

 

И, все же, дурацкое имя сыграло с ним крайне злую шутку. В тот вечер он, ни о чем плохом не думая, вернулся с любимой работы: трудился Мефодий ассистентом в Институте славяноведения РАН. Фольклор изучал (возможно, злую шутку с ним сыграл и этот факт).

 

Строить догадки можно бесконечно, а с имеющимися фактами не поспоришь: едва он поужинал, как в дверь его скромной квартиры позвонили. Если кратко, гость был юристом, который назвался Сергеем Сергеевичем. Юрист представлял интересы его ныне усопшего троюродного дяди по материнской линии. Дядя Виссарион именно ему, Мефодию, оставил в наследство трехэтажную мини-гостиницу. Передав уведомление и сообщив, куда явиться для оглашения завещания, гость умчался, оставляя парня один на один с новостью о привалившем счастье.

 

Наутро новоявленный наследник явился к нотариусу, миловидной пожилой даме, где собрались и другие родственники, которых Миф едва знал. После нудной речи Сергея Сергеевича о том, что у усопшего не было долгов, наследников первой и даже второй очереди, перешли непосредственно к оглашению завещания. Мефодий не особо вслушивался в перечень того, что унаследовали остальные присутствующие. В самом конце очередь дошла до него. Мефодий почти полчаса пытался разобраться в хитросплетениях условий наследования, но юрист и нотариус ему все объяснили более понятным языком, сообщили, что гостиница в хорошем состоянии, стабильно работает, приносит прибыль, и жильцы в основном постоянные, так что это здание больше похоже на общежитие. Мефодий уже вовсю прикидывал, в какое риелторское агентство обратиться, чтобы продать наследство, как мысли о скором обогащении были прерваны Сергеем Сергеевичем.

 

— Мефодий Витальевич, — обратился к нему юрист, хотя все формальности были улажены и парень уже собирался уходить, — видите ли, ваш дядя был человеком со своими причудами. Есть еще одно маленькое условие вашего вступления в наследство.

 

— Я должен жениться? — пошутил в ответ новый владелец гостиницы «Старые тополя».

 

— Нет-нет, что вы? — замахал руками юрист. — Просто есть еще один документ, который вы должны подписать. Я нахожу его несколько странным, но это воля усопшего, мы не можем ею пренебречь!

 

— И что это за документ?

 

— Сейчас!

 

Юрист влез в свой дипломат, громко щелкнув замочками, и извлек оттуда странный предмет — Мефодий с удивлением опознал в нем бересту.

 

— Это розыгрыш? — хмыкнул он, беря в руки грамоту:

 

— «Сим удостоверяю, что вступаю в должность хранителя Дома (Домового) на пожизненный срок. Обязуюсь поддерживать Дом и Переход в надлежащем состоянии до конца своих дней. Обязуюсь передать полномочия управления Домом и Переходом лишь на смертном одре сыну или другому достойному потомку мужского пола, либо лицу, которое изберет Дом. Сия грамота имеет вес нерушимой клятвы, отступничество от которой будет караться смертью. Дата. Подпись».

 

— Боюсь, что нет, — пробормотал Сергей Сергеевич. — Ваш дядюшка требовал, чтобы вы обязательно это подписали, даже выдал писало! Вот!

 

«А дядя-то с прибабахом, — посмеялся про себя Миф, — очень большой оригинал!»

 

Ситуация становилась все забавнее, и не в силах выносить умоляющие взгляды нотариуса и юриста, Мефодий взял писало, представляющее собой металлический стержень с заостренным концом, и нацарапал подпись и дату на бересте. И только когда перед его лицом от подписи вспыхнули искры и береста сгорела, почуял неладное.

 

— Какого…? — начал он.

 

— Не волнуйтесь вы так, — теперь уже в дело вступила дама-нотариус, протягивая ему старую книгу в черной кожаной потертой обложке. — Это ваши инструкции, ключи от дядиной квартиры вы уже получили, езжайте, осматривайтесь, если что, звоните…

 

И с этими словами его вытолкали из кабинета и захлопнули дверь. Оттуда донеслись мурчание и женский голос:

 

— Черномырдин, ты уверен, что он — именно то, что нам нужно?

 

— Увер-р-рен, хозяйка. Висар-рион не мог ошибиться…

 

— Чертовщина какая-то! — прошептал Мефодий, будто в тумане, вызвал такси и поехал смотреть «хоромы».

 

Хоромами оказался трехэтажный домик на пятнадцать жилых помещений в живописной местности в Подмосковье. На двери был установлен домофон, но Мефодий, имея ключи, спокойно попал в здание. Вместо привычной клетушки подъезда перед ним возник аккуратный холл, оформленный в темно-коричневых тонах с мягкими, на первый взгляд, диванчиками, стеклянным столиком для прессы и квитанций и небольшой стойкой, на которой дремал черный кот. Больше никого не было, и новый хозяин решил первым делом подняться к себе (то есть, к дяде) в квартиру номер семь.

 

Квартира была обычной планировки, а мебель в гостиной являлась практически антиквариатом. Добротные шкафы из палисандра, столы, стулья и тумбы из эбенового дерева, покрытые витиеватыми резными узорами, выглядели принадлежащими эпохе царей, но, вместе с тем, очень крепкими. За блестящим темным паркетом, похоже, ухаживали, и только небольшой налет пыли на столе и полках говорил о том, что здесь некоторое время никто не живет. Внимание Мефодия привлек и массивный книжный шкаф, в котором, кроме отечественной и зарубежной классики, стояли книги по мифологии и фольклористике, что не могло не порадовать будущего светилу науки. В спальне не было кровати, зато стоял роскошный диван: широкий, оббитый темной кожей и застеленный легким пледом.

 

— А этого красавца, пожалуй, заберу себе, — решил Миф, присаживаясь на него и открывая книгу, которая была «Инструкцией».

 

— Так, что тут у нас? «Правила пользования Домом», — прочел он, чувствуя, как глаза медленно лезут на лоб с каждой новой строкой. Содержание было следующим:

 

«1. Права и обязанности Домового.

 

2. Правила размещения жильцов по этажам.

 

3. Особенности сбора квартплаты.

 

4. Полезные советы при взаимодействии с оборотнями, вампирами, водяными, русалками, драконами, ведьмами, колдунами и эфирными сущностями».

 

Если второй и третий пункт выглядели более-менее нормально, первый, а особенно последний — несколько лишали душевного равновесия. И чем больше Мефодий читал, тем больше думал, что дядя был сумасшедшим!

 

По всему выходило, что Дом стоял на стыке пространства между реальным и потусторонним миром, обладая энергией, способной подпитывать силы неких… «мифических» существ. Дом давал возможность нечисти и нежити существовать в человеческом мире в людском обличии, не привлекая к себе внимание. В обязанности Домового входило следить за тем, чтобы из Перехода (коридора между реальностями) не вылезали слишком кровожадные твари, обучать прибывших жильцов особенностям существования в мире людей, следить за сохранностью Дома и собирать с нечистой силы квартплату на его содержание.

 

И, судя по страницам, на которых велся учет жильцов, сейчас в подвале Дома жили два вурдалака, первый этаж заселили оборотень-волкодлак, дракон Федор Горыныч и ведьма Настасья с котом-фамильяром, на втором — поселились анцибал (болотный черт), он сам (тут была квартира Домового), аука, бабай, болотница и рыжехвост, а на третьем — водяной Посейдон (Пося), кикимора и мара. Две квартиры временно пустовали. Ниже была приписка о том, что как только освободится квартира на первом этаже, надо переселить водяного туда, а то он систематически заливает соседей.

 

— Дядя был сумасшедшим, — прошептал Мефодий, захлопывая книгу, а в дверь позвонили.

 

Он открыл, увидев разношерстную компанию.

 

«Жильцы!» — Миф отошел от порога, приглашая людей войти. Все прошли в гостиную и разместились так, чтобы Мефодий видел всех.

 

— Итак! — скомандовал громкогласный старичок с повязкой на левом глазу, в неопрятном пиджачке и стареньких брюках. — Дружно!

 

И все грянули:

 

— Приветствуем, товарищ новый Домовой!

 

— Это шутка? — с надеждой выдавил Мефодий.

 

— Как? Разве вы не получили инструкции? — на разные голоса зашептались гости.

 

— Да все он получил! — властным, смутно знакомым голосом отозвалась женщина средних лет, черноволосая и черноглазая, одетая в длинную, похожую на цыганскую, юбку и цветастую кофту. — Лично с Черномырдиным все передали и проследили, чтоб подписал!

 

— Да что тут происходит, а? Что за дурдом?! — не выдержал горе-наследник, с которого словно окончательно сошел тот странный морок, который успокоил его после мистически сгоревшей берестяной грамоты.

 

— Да там же все написано, — развел руками худой и очень бледный парень. — Филя, шторку прикрой, если солнце заглянет, мне не поздоровится.

 

Рыжий мальчишка резво подскочил, закрывая шторы.

 

— Да что написано? Что мой дядя был сумасшедшим, считавшим себя Домовым, управляющим домом с нечистью? — пробормотал Мефодий, старательно щипая себя.

 

— Сам ты сумасшедший! — в голос заявили жильцы.

 

Перед глазами у Мефодия зарябило, и через миг перед ним стояли… существа.

 

Один определенно был оборотнем. Волк стоял на задних лапах, а передней чесал серое пузо. И скалился. Наверное, хотел ободряюще улыбнуться. Возле него сидел рыжий зверек, напоминающий лису. Лица бледной семейной пары посерели и вытянулись, удлинились опасно-острые клыки. С виду невзрачный парень с красивыми глазами теперь покрылся чешуей, имел перепонки и странной формы уши (они были похожи на плавники). Рядом с ним стоял демон. Черт. Ведьма не особо изменилась, разве что нос стал кривым, а вот милая старушка сейчас выглядела… самой настоящей кикиморой: нечесаной, в бородавках, с горбом и в лохмотьях. Лихо Одноглазое выглядел не лучше в своей заплатанной одежде, нечесаными лохмами, исчерченным шрамами и морщинистым лицом. Мара была симпатичной, но слишком бледной и вызывающе одетой в белую полупрозрачную ночнушку. Аука тоже оказалась лохматой, в каких-то ветках и листьях, заплатанной юбке, а верхняя часть тела была подвязана замызганным платком непонятного цвета. И над всем этим возвышалось нечто с головой дракона:

 

— Я полностью перекидываться не буду. В прошлый раз Виссариону люстру разбил, он обиделся… — прогрохотало создание с зеленой чешуйчатой головой и горящими красным глазами.

 

Мефодий отрубился.

 

Очнулся он на понравившемся ему диване оттого, что на его груди сидел и мурлыкал, по всей видимости, кот:

 

— Слабонер-р-рвный ты какой-то! — отчетливо услышал парень. — Да я, я это. Кот. Фамильяр-р-р. Чер-р-рномыр-р-дин!

 

Мефодий чуть не потерял сознание во второй раз, снова чувствуя противную дрожь и мурашки по всему телу. В спальню вошла ведьма:

 

— Ну-ну, хватит тут королеву драмы изображать. На, вот, отвар успокоительный выпей. Да не бойся, травить тебя нам нельзя. Дом и так полгода без Хозяина.

 

— У меня галлюцинации? — осторожно поинтересовался Мефодий, все еще отказываясь верить в случившееся. Это какой-то сон! Точно, он перенервничал от новости о наследстве, и ему снится кошмар!

 

— Мефодий, послушай, — начала ведьма, — все, что написано в книге — правда. Этот Дом очень старый, и живем мы тут давно. При нас с Черномырдиным ты — третий Домовой. До тебя был твой дядя, до него — его дедушка, Акакий. В выборе Хранителя Дом не ошибается. Твой дядя любил с детства старые сказки, стремился ко всему непознанному. Да и имя у него, как и у тебя, необычное. А чем звучнее имя, тем сильнее Дом.

 

— А Акакий этому как способствовал?

 

— На греческом очень даже звучит, — обиделась ведьма. — Я Настасья Филипповна, ведунья, вещунья, знахарка. Остальных ты тоже видел. В общем, ты контракт подписал. Дом тебя не отпустит. Уйти не сможешь, ты к этим стенам теперь энергетически привязан. Все, что связано с Домом, будет тебе даваться легко. И проводку чинить будешь, и потопы ликвидировать. В книге есть глава «Магия Дома». Ты ее почитай, как отдохнешь? А собрание мы на днях проведем, квартплату за этот месяц я уже собрала, со следующего — уже сам. Ладно, идем, Черныш!

 

Кот спрыгнул с Мифовой груди и последовал за хозяйкой.

 

— Ладно, я сейчас проснусь, и все будет хорошо. Никаких Ведьм, Кикимор и Драконов! — зажмурился парень, засыпая.

 

***

 

Мефодий не просыпался уже три месяца. Потому что наутро после того злополучного дня он очнулся на дядином диване, и ничего не исчезло. Была книга инструкций и полный дом нечистой силы. Что он только не делал: в свою квартиру ночевать уходил, к кровати там привязывался, в другой город уезжал, на работе ночевать оставался… и все равно просыпался на диване в дядиной (теперь уже, видимо, своей) спальне.

 

Жильцы попались неугомонные. Упыри спали днем, а ночью слушали тяжелый рок, черт водил подружек и тоже шумел ночью, водяной заливал жильцов, очень увлеченно купаясь в ванной, после оборотня и рыжехвоста везде клочками валялась шерсть, на которую у мары была аллергия, Лихо враждовал с Кикиморой, а Федор в приступах немотивированной агрессии пыхал огнем, и Дом защищало от пожара только чудо. Или его, Домового, магия. Аука и болотница, вроде, были тихими, но разводили такую грязь, что у Мефодия случалась истерика. И только Настасья с Черномырдиным были его поддержкой и опорой. Хотя, когда Горыныч не плевался пламенем, цены ему не было: и посоветует, и подскажет, и рассмешит, и компанию за рюмкой чая составит.

 

И, тем не менее, в первый месяц владения наследством Мефодий планировал положить свое бренное тело в психушку или наложить на себя руки. Во второй — как-то приспособился к тому, что и так живет в дурдоме. Смирился с неизбежным. Тем более, смог изучать фольклорных персонажей не отходя от кассы, и его кандидатская сдвинулась с мертвой точки. А уж на третий месяц Миф чувствовал себя в Доме, как Посейдон в ванне.

 

Кстати, о нем. Несмотря на все неудобства, доставляемые водяным, Посю было искренне жалко. Его родной пруд настолько захламили мусором и сточными водами, что жить там стало невозможно, вот он и перебрался в Дом. Но меры принимать пришлось. Общим собранием постановили, что тот проведет в своем пруду две недели для осознания и просветления. А потом ему дадут второй шанс, но уже на первом этаже. Настасья с котом наконец-то согласились переехать повыше.

 

Пара часов ушли на ликвидацию последствий потопа. Настасья была права — Мефодий в своем Доме мог использовать некоторые, пока еще малопонятные ему силы. Он читал заклинание, проводил руками, и все само собой высыхало после Посейдоновых купаний или восстанавливалось из пепла после неосторожного дыхания Горыныча. Правда, потом он пару дней ощущал слабость и сонливость. Настасья успокаивала, что это от недостатка практики: лет через десять, мол, пройдет.

 

Но о таких перспективах думалось с содроганием. Вот как, например, ему жениться? Миф так и представлял, как приведет сюда жену: «Знакомься, милая, это Пося, водяной, это Тимур — он оборотень, поэтому в полнолуние не выходи из квартиры. А это Федор Горыныч, он трехглавый змей, ты его не зли, а то пыхнет всесжегающим пламенем!»

 

Как минимум, от него сбегут, как максимум — вызовут «желтую скорую». Никакой личной жизни!

 

Как бы Мефодий не убеждал себя, что все это необычно, увлекательно и просто волшебно, не мог отделаться от мысли, что хочет вернуть все назад и не подписывать эту злосчастную бересту. К несчастью, он не задумался о том, что своих желаний стоит бояться. Они имеют привычку исполняться, но не так, как изначально задумывалось.

 

***

 

После инцидента с водяным промчался еще один месяц, и незаметно подкрался Новый Год. На этот счет в книге имелись жесткие инструкции: новых жильцов не заселять, за колядующей нечистью следить не в два, а во все десять глаз, временно закрыть Переход от греха подальше специальной защитной магией, в которой Миф делал первые успехи.

 

И помогали ему в этом нелегком деле не Настасья с вездесущим котом, а Федор Горыныч, который оказался не только специалистом в данной сфере, но и интересным собеседником, с чьих уст Мефодий уже составил половину своей кандидатской, посвященной древнерусским мифам и легендам.

 

В один из предпраздничных вечеров Горыныч, как обычно, засиделся у Мифа допоздна с лично принесенным самогоном и травил байки о своей бурной молодости. В людском обличии он был бравым детиной — черноглазым, черноволосым, косая сажень в плечах, да и рост под два метра. Внушительный, в общем, да еще и с чувством юмора. Захмелевший Домовой, покатываясь с истории о том, как дракон однажды посватался к кикиморе, с пьяных глаз приняв ее за греческую нимфу, а потом двести семь лет прятался от нее в Гималаях, решил задать давно интересующий его вопрос:

 

— Горыныч, ты же здесь живешь практически с основания Дома, верно? Вот скажи, неужто ни один Домовой ни разу не отказался от такого наследства?

 

Горыныч крепко задумался, пыхая кольцами дыма без всяких трубок и сигар:

 

— Да был тут один. Недавно, лет сто пятьдесят назад. На этом месте Дом другой стоял, а Переход уже тогда работал. Молодой он был, не хотел всю жизнь на заботу о Доме положить, стал способ искать, как клятву разорвать. И уж не знаю, до какого черного колдовства он додумался, но Дом его отверг.

 

— Это как? — навострил уши Миф.

 

— А вот так. Не может он теперь в Дом войти. Да только и в мир людей вернуться не может. Так и шатается нежитью по Межмирью. Ты глупостями голову не забивай. Ложись спать. Сегодня ночь чудная, заклинание защитное не трижды, а шесть раз прочти, понял?

 

— Да понял, понял, — зевнул Мефодий.

 

И когда Горыныч ушел к себе, Миф принялся читать защитный наговор. Прочел на пятый раз, тут ядреная самогонка дала о себе знать, и на шестой, пробормотав что-то невнятное, Домовой заснул.

 

Когда Мефодий снова открыл глаза, было еще темно, а напротив на удобном пуфике сидел молодой парень, почти его ровесник. Одет он был в потрепанный плащ то ли черного, то ли серого цвета, поношенные брюки и не менее старые, истертые кожаные сапоги.

 

— Вы кто будете? — зевнул Хозяин. — Под Новый год не заселяем!

 

— Я знаю, Мефодий Витальевич, — улыбнулся тот. — У меня для вас предложение иного рода.

 

— И какого же? — Миф окончательно проснулся и уселся на диване, потирая глаза. Собеседник не был похож на нечистую силу. Парень как парень: волосы русые, немного засаленные, глаза серые, нос с горбинкой, ногти коротко стрижены, никаких хвостов, рогов, когтей…

 

— Я слышал, что вы хотели бы оставить должность Хранителя этого Дома. А я хотел бы ее занять, — не стал ходить гость вокруг да около.

 

— Это невозможно и чревато серьезными последствиями для Домового и Дома, — нахмурился, насторожившись и пытаясь прогнать сон, Мефодий, припоминая слова Горыныча.

 

— Если вы о том случае с Александром, то бояться нечего. В тот раз была совершена чудовищная ошибка, — развел руками гость. — Ваш предшественник решил разорвать связь, не найдя преемника. Но сегодня особенная ночь, единственная в году, когда вы можете в обход подписанного договора передать право управления Домом третьему лицу. Такая возможность всегда существовала, странно, что вас о ней не уведомили. Вероятно, местным жильцам проще подмять под себя неопытного управляющего, чем жить по строгим правилам Переходов! Но вы можете освободиться от запудрившей вам мозги нечисти. Нужно лишь подписать документ!

 

И гость извлек из кармана плаща бересту с новым договором, в котором говорилось, что он, Мефодий, в здравом уме и трезвой памяти передает Дом в руки некого Александра Литвинчука, потомственного Домового и образцового Хранителя, в день Чернобога.

 

— Как-то все подозрительно просто, — нахмурился Мефодий. — И кто вы такой? Откуда этот энтузиазм — поселиться в дурдоме?

 

— У меня есть на то причины. Я — Домовой. Настоящий. Не человек. Но утратил свой Дом много лет назад. Теперь мое существование незавидно, поверьте, — парень состроил грустное выражение лица. — Для меня вы — шанс все исправить, для вас я — шанс избавиться от бремени. Или вы этого уже не хотите?

 

«До чего же реалистичные сны после Горынычевой самогонки!» — подумал Миф и подписал.

 

А утром проснулся в пыльной кровати своей старой квартиры с трещащей головой и дикой болью во всем теле.

 

Что-то явно было не так!

 

— Какого… — начал он, приподнимаясь, а в дверь между тем громко и настойчиво тарабанили. Мефодий еле дополз до порога, открыл и тут же был сметен волной своих квартирантов назад в комнату. Кажется, тут были все: и мара, и черт, и вампиры (и как только доехали при свете дня), и Пося… Возглавляли делегацию Настасья, Черномырдин и Горыныч:

 

— Ты что это вытвор-р-рил? — промурчал кот, Горыныч едва не дыхнул пламенем от возмущения, а Настасья подперла бока кулаками, возвышаясь над несчастным парнем, и пророкотала:

 

— А чего это мы свои автографы на чем попало ставим, а?! — потом порылась у себя в юбках и добыла оттуда смутно знакомый Мефодию кусок бересты:

 

— Зачем эту гадость подписывал?!

 

— Так сон же… — прошептал Миф. Буквы перед глазами расплывались, и вообще чувствовал он себя нехорошо.

 

— Какой сон?! — рыкнул Горыныч, отталкивая Настасью. — Какой сон, я тебя спрашиваю? Я что вчера говорил? Нельзя от Дома отказаться. Передать без урона для себя нельзя! И зачем только распинался да про того дурного Алексашку рассказывал?

 

— Какого Алексашку? — Миф уже совсем ничего не понимал.

 

— Да про дурного, что ритуал отречения провел и меж мирами застрял. Это ж он к тебе вчера пришел, грамотку эту подсунул… Ты хоть понимаешь, что натворил? Он Дом разрушит! Помрешь теперь! — Горыныч все-таки выдохнул пламя, но Пося его оперативно залил водой.

 

— Как разрушит? Как помру? — обмер незадачливый и, похоже, уже бывший Домовой, оглядывая гостей.

 

— А вот так, — вздохнула Настасья. — Александр еще в силу-то не вошел, три дня надо. А как из тебя энергию вытянет, так и Домовым станет. Или Дом разнесет от чужеродной энергии. А ты от истощения помрешь, если Договор не разорвать…

 

— А разорвать можно? — с надеждой взглянул на нее Миф. Его невеселые мысли о перспективе всю жизнь прожить бок о бок с нечистью как-то померкли перед другой перспективой — протянуть ласты через три дня.

 

— Можно. Но непросто это. Договор в Межмирье создавался, там и разорван должен быть, — ответил вместо Настасьи Горыныч. — До полуночи тебе в Дом вернуться надо. Он тебя пока еще сильнее слушать будет. Откроешь Переход, свяжем Алексашку, пройдем в Межмирье, предъявишь заразе этой претензии, мол, обманом он подпись твою получил. Грамота сгореть должна…

 

— Ладно. Как его связать-то? Тертый он калач, видимо… — подал голос оборотень, принюхиваясь. — Настасья, может, за чайком план обсудим? Ты же, вроде, пирожки несла?

 

— Тима, тебе лишь бы пожрать! — возмутился Пося. — У нас тут судьба Дома решается…

 

— Так на сытое брюхо-то оно ловчее соображается, — отозвался рыжехвост Фила.

 

— Животные… — пробурчал черт. — А, может, правда, пожуем?

 

И все переместились на узенькую кухню.

 

До полуночи Мефодий успел еще немножко подремать, Настасьины пирожки с капустой были умяты, а план придуман. Пося должен был затопить упыринный подвал, Александр — прийти туда разбираться, Настасья — наслать на него сонные чары, а Димитр с Розой — пожертвовать одним из своих спальных гробов. Во гробу надлежало запереть самозванца. Горыныч вызвался отбуксировать гроб в Межмирье, а Настасья с Черномырдиным собирались страховать, если Литвинчук сможет раньше сроку сбросить морок.

 

Странно, но только теперь, ощущая, как медленно, но верно его тело покидает уже ставшая привычной магия, Миф по-настоящему осознал, насколько глупыми были его страхи и сомнения: не только он защищал Дом. Дом тоже защищал его. Оберегал. На работе все удачно складываться стало, да и жильцы его — приятные, в общем-то личности. А что до жены, так за алкашей же выходят. А он, Домовой, чем хуже?

 

— Миф, пора, — потрепал его по плечу Горыныч. — На такси поедем, чтобы раньше времени внимание не привлекать. Пося уже умчал, будет потоп устраивать.

 

— Да уж, не думал, что мы его сами об этом просить будем, — улыбнулся Мефодий. — Ладно, по коням! И это… простите меня, что ли. Наделал шороху под Новый год.

 

— Да ладно, — махнула рукой ведьма. — Но, когда разберемся, я с тобой еще проведу профилактическую беседу!

 

«А, может, не соврал этот Александр? И им действительно со мной проще. Слушаю их, уши развесил…» — закрались сомнения, но, оглядев ждущих его гостей, Миф отмахнулся от этих глупостей. Они ведь за него по-настоящему переживали, особенно Федор с Настасьей.

 

По вечерним дорогам домчались до Дома быстро, все, кроме Горыныча и Мифа вошли внутрь. Там по первому этажу вовсю текла вода, и Александр носился по холлу, пытаясь ликвидировать последствия. Но магия пока ему толком не подчинялась, и он мог лишь бессильно материться сквозь зубы.

 

— А вы тряпками попробуйте, товарищ Домовой, — проворковала Кикимора. — А Посю не ругайте, это он, как может, с влажной уборкой помогает!

 

— Вон с глаз моих, карга! — прошипел Литвинчук. — Тащи свою тряпку!

 

— Ох, милок, смотри, не навернись со злости-то. А коли лопнешь, так и хорошо, что водичка кругом… — Кикимора, бормоча себе под нос удалилась, оставив красного от бешенства Литвинчука в холле по щиколотку в воде. Тут из подвала поднялись до нитки мокрые, не менее бешеные упыри, надвигающиеся на горе-домового с какими-то недобрыми намерениями… а спускались-то в хорошем настроении.

 

— Слушай, новенький, — начал Димитр, — я не знаю, как ты будешь исправлять ситуацию, но гробы у нас дорогие, и, если дерево от влаги распухнет, я тебя лично в одном из них заколочу и закопаю! То же мне: потомственный Домовой, а с водопроводом справиться не может!

 

— Да высушу я ваши гробы! Подерзите мне! — пригрозил самозванец и умчался в подвал, подходя к одному из гробов. В него уже набралось порядочное количество воды. Заклинание почти не работало, и Литвинчук уже устал, но не скажешь же жильцам, что им еще два дня потерпеть надо? Может, Дом все же поможет?

 

Но Дом не помогал, ему становилось все хуже, дно гроба как-то опасно приблизилось к его лицу, и, уже отключаясь, Александр услышал, как захлопнулась крышка и щелкнула задвижка.

 

— Все, дрыхнет! — улыбнулась Настасья. — Несите в холл, я сейчас их позову.

 

Но Миф с Горынычем уже стояли на месте, у первого в руках была потрепанная книга «Магия Дома», где он судорожно искал заклятие, отворяющее дверь в Межмирье без открытия хода в потусторонний мир. Проще говоря, надо было распахнуть калитку в один конец.

 

— Все, нашел! — Миф уверенно захлопнул книгу и начал нараспев читать: «В день Чернобогов, до полуночи, откроется дверь для судилища. Будут судить-рядить по единому закону, по верному слову. Правый назад войдет, неправому дороги вовек не сыскать!»

 

И с голубоватым мерцанием дверь в Межмирье отворилась, Горыныч толкнул гроб с Литвинчуком, а Настасья подтолкнула Мефодия, первый раз попавшего в коридор Перехода.

 

— И что это за место? — прошептал он. Кругом пустота. Но, в то же время, казалось, пространства свободного почти нет — их окружало странное мерцание, но не было ни стен, ни пола, ни потолка, и от этого ощущения подвешенности в воздухе кружилась голова.

 

— Миф, доставай грамоту и говори! — скомандовал Горыныч.

 

— Что говорить-то? — отозвался Мефодий, завороженный странным свечением.

 

— Да как чувствуешь, так и говори!

 

— Я, Мефодий Смирнов, прошлой ночью подписавший сию грамоту, — Домовой вынул ее из кармана, — свидетельствую перед Переходом, что подписал ее обманом. Во-первых, меня не предупредили о негативных последствиях сделки. Во-вторых, я был нетрезв и все происходящее счел реалистичным сном. У меня были некоторые сомнения, признаю. Но я не имею намерений отказываться от Дома и прошу в День Чернобогов сделку признать недействительной, а Александра Литвинчука — мошенником!

 

Пару мгновений ничего не происходило, но потом под радостный вопль Настасьи грамота вспыхнула, а из гроба раздался нечеловеческий крик. И мягкое свечение стало угасать, исчезающее под наползающей Тьмой.

 

— Уходим! — скомандовала Настасья, таща Мефодия прочь от гроба. — Горыныч, ты чего?

 

— Так нежить он. Если вырвется, нас отсюда не выпустит. Вы бегите, я задержу. Если сам не вернусь, Миф, как силу наберет, вызволит, — прогрохотал Федор, сбрасывая человеческую личину, и впервые за многие десятки лет простой фольклорист увидел настоящего Змея — о трех головах, трех пиках на хвостах, с мощными крыльями и огненными языками пламени, вырывающимися из зубастых пастей.

 

— Идем, скорее! — Настасья снова потянула парня за собой и очень вовремя, потому что гроб разлетелся в щепки, и оттуда появилось бесформенное черное нечто, которое Горыныч тут же оходил пламенем.

 

— Федор, может, успеешь? — крикнула ведьма, выскакивая из Межмирья.

 

— Да идите уже, кому говорят! — прогрохотал Змей, ударив хвостом туда, где, наверное, должен быть пол. — Ну, Алексашка, я из тебя шашлык сделаю, как говорит мой кавказский дядя Сарубек!

 

Миф вывалился из Перехода в тот миг, когда тварь, в которую превратился Литвинчук, пыталась пройти сквозь пламя и почти его потушила.

 

С тяжелым камнем на сердце он схлопнул коридор и сполз на мокрый пол:

 

— Натворил я дел, Настасья.

 

— Да что уж теперь страдать. Давай-ка, наводи порядок, и думать будем.

 

— Да что тут думать. Горыныча выручать надо!

 

— Надо. А для начала — надо понять, с кем имеем дело. Так что работы у тебя немало, — Настасья подняла упавшую на пол книгу и протянула ее Домовому.

 

— И то верно. Посейдон! — Миф поднялся, отряхнулся и прочел заклинание высушивания Дома. Вода стала испаряться. — Вырубай кран, зараза! Все уже!

 

— Простите! — послышалось из квартиры водяного, и шум воды затих.

 

Мефодий оглядел всех жильцов, кивнул вампирам и Черномырдину, откашлялся и громко произнес:

 

— Квартплату готовим к тринадцатому января, колядовать в соседнем доме престарелых запрещено, Посейдон, на праздники перекрою у тебя воду. Упырям завтра куплю новый гроб, колонку конфискую. На втором и третьем этажах — генеральная уборка. Желающих помочь с вызволением Горыныча жду в библиотеке!

 

Все разошлись по квартирам, и, войдя в свою, Мефодий впервые по-настоящему ощутил себя Дома.

 

— Потерпи, Федор, мы тебя оттуда вытащим, — пробормотал он, берясь за первую книгу об эфирных сущностях.

 

Сегодня, он, как нужно, прочтет охранные заклятия шесть раз, а не три, бутылка самогона останется нетронутой до тех пор, пока в Дом не вернется любвеобильный Змей. А сейчас у него много работы, которая больше не казалась бременем.

 

— Ну, вот, кажется, нашел, — прошипел Миф, держа открытой страницу с иллюстрацией, уж очень похожей на искомую тварь, и в полной темноте его глаза блеснули ядовито-желтым пламенем.