Я знаю, что радость может быть яркой суетою ласточек, светлым стрёкотом кузнечика, не боящегося моей темноты, сумрачным шёпотом листьев клёна, которые похожи на нежные, прохладные звёзды.

И только печаль всегда беспросветна, она звенит огромным чёрным комаром.

Я боюсь, что однажды, когда я буду спать, она выпьет из меня свет самых сладких снов - и останется непроницаемая пустота, безвкусная, как вода из остывшего чайника.

Когда мне грустно, я ничего не вижу, совсем ничего, звуки становятся тёмными пятнами, и даже топот мышки по кухонному полу не заставляет меня улыбнуться. Вот почему я всегда стараюсь уловить в воздухе хотя бы искорку радости, пусть тихую, едва слышную, но похожую на первый такт какой-то новой музыки. Радость приходит ко мне, чтобы петь и чтобы я подпевал ей. Это же так здорово, когда в груди вспыхивает эхо ослепительной песни!

Но сегодня случилось чудо. Когда мы, я и моя мама, вышли из дома, я, как обычно, протянул руку к тёплым лучам ветерка. И вдруг: «Замри! - сказала мама. - На твою ладонь села бабочка. Она такая красивая!»

Мне было щекотно, но я не шевельнулся. Я чувствовал светлую лёгкость бабочки и думал, что радость может быть совершенно беззвучной, но оттого не менее яркой. Значит, и она меня видит! Иначе она пролетела бы мимо, как проходят мимо тысячи не замечающих меня шагов.

Бабочка! Она открыла мне целый мир молчащего света, мир счастливой немоты. Вот бы мне, ощупывая тишину, разбудить ещё чью-нибудь радость, способную увидеть музыку моего дыхания...