Ступени

Мы закроемся здесь вдвоём

И начнём убивать друг друга

Я не знаю, сколько пройдём,

Может круг, может четверть круга.

 

Или бешеная спираль

Нас обеих в себя заглотит.

Так и так, всё одно не жаль,

Пропадать, так уж не в болоте.

 

А когда откроются двери

И одна из нас победит…

Понимаешь, ведь я не верю,

Что способна её убить.

 

Ступени были старыми, каменными Рёбра их округлились, и оттого идти трудно. Под ногами хрустко и неустойчиво. Того и гляди, полетишь кубарем вниз, в темноту, неизвестность.

Она осторожно спускалась всё ниже и ниже. Не помнила, а, возможно, и не знала, как долго находится здесь .

Стены почти касались её голого тела. Серые. Сырые. Холодные. Безразличные. Только стены и лестница, втиснутая в трещину безвременья.

Там, внизу, что-то было. Она это чувствовала. Чем ниже - тем отчётливее.

Появился звук. Непонятый. Отстранённый. Пугающий, но и притягивающий, как огромный магнит металлическую пыль.

Неожиданно, сама по себе, вдруг, словно из воздуха, материализовалась дверь. Вот её не было и - бац! - упёрлась лбом в массивную, кованую, с причудливой ручкой и непонятной надписью.

Она замерла. На секунду. На миг. Откуда-то из глубины всплыло: "Vita incerta, mors certissima".

Толкнула дверь. Но та не сдвинулась ни на йоту. От нечего делать прочла написанное вслух: "Жизнь непредсказуема, смерть — не подлежит сомнению".

Дверь с тяжёлым вздохом медленно начала открываться. Глухо ударилась обо что-то. Замерла.

Не раздумывая вошла.

Ещё одна лестница, но деревянная, короткая, пологая. Шаткие поручни. В конце - ковёр. Цветастый. С непонятным рисунком. Внезапно очутилась посередине огромного зала. Рядом - кресло. Мягкое, с высокой спинкой, с округлыми подлокотниками, шерстяным пледом в крупную серо-оранжевую клетку. Почти вплотную к креслу - стол. Небольшой, на толстых львиных лапах. На столе - книга.

Забралась в кресло с ногами, укуталась в пыльный колючий плед. И тут... Свет, прежде путавшийся под ногами и выхватывающий, словно пристроенный на лбу фонарик, всего несколько сантиметров из темноты, разбежался по всей комнате, стал мягким, тёплым, уютным.

Она огляделась. Стен, потолка, пола не было. Книги. Старые, новые, совсем древние. В ветхом переплёте и сверкающие ещё невысохшей типографской краской. Всюду книги. Они образовывали круг, бесконечным цилиндром уходящий вверх, куда свет не мог добраться.

А под ногами - ковёр с иероглифами... Она наклонилась, стала рассматривать, силясь вытащить из памяти хотя бы несколько подобных закорючек... и, вдруг, отпрянула, задышала глубоко: "Никакой это не ковёр вовсе. Это же...". Дыхание перехватило. Сердце, качнув загустевшую кровь пару раз, остановилось. "Ну. да! Это ж... папирус? Свитки... А она шла по ним. Господи... А та книга? На столе. Интересно..."

Толстая. В кожаном переплёте, потёртом, с кучей свежих порезов и застарелых грубых шрамов. Взяла её бережно, будто боялась, что фолиант рассыплется от неосторожных прикосновений. Едва дотрагиваясь, погладила кожу, как бы желая залечить раны. Открыла...