сказка для Клото

Четыре нити под стрехой качает ветер.

Глотает вечер не спеша остатки света.

Танцуют тени, прячась в ветках старой сливы,

зовут минувшее будить неторопливо.

▪ ▪ ▪

Ты помнишь, Клото, аромат созревших яблок,

туман, пришедший от реки, крадущий яркость

у красок осени?

 

Костёр дымил некстати.

Был хриплым бас и долгожданным — жар объятий.

Испуг… и смех, и волчья шерсть скользит меж пальцев.

 

Казнить, помиловать нельзя. Нельзя остаться.

 

Почти не слышишь брань сестёр, привычно строгих,

обрезок пряжи вяжешь справа от порога.

 

Вторая нить — солёный бриз и ярость боя.

Узнать, увечья залечить, забрать с собою,

потом ночами напролёт ласкать нетрезво.

А днём, под песни оселка и звонких лезвий,

трудолюбиво колесо у древней прялки

крутить. И сёстрам лгать в глаза. И нитку прятать.

Но всё проходит, только солнце греет вечно.

 

Струной оборванной на балке поперечной —

длиннее прочих — тот остался грезить сонно,

звуча тихонько под касанием ладони.

 

Был третий, с гомоном скворцов стучался в двери,

но не остался: не любил, да и не верил.

Ломал устои бунтовщик, пошёл на плаху.

 

А ты застыла на столетье — прясть и плакать.

 

Четвертый — статный, молодой, широкоплечий.

Играл на лютне, вёл заманчивые речи,

менял тональности — то грубый, то слащавый,

волокна душ тянул словами — что клещами.

Незримым демоном-хранителем у трона

следил надёжно — не разжалобить, не тронуть.

На лисью хитрость сила сыщется медвежья…

 

Ты вновь осталась горевать и пряжу нежить.

▪ ▪ ▪

Четыре нити под стрехой. Четыре жизни.

Пройдёшь — прилягут на плечо. И голос низкий

зашепчет что-то. И далёкий волк завоет.

И громкий клич издаст врага разящий воин.

И струны лютни незатейливый мотивчик

сыграют на́ ухо тебе, не отпустившей.

 

А иногда — стоишь в кромешной тишине, и

не знаешь, Клото, что страшнее… что страшнее.