Солнечное затмение
Произведение представляет собой цикл стихотворений, объединенных одной сюжетной линией. По мере погружения в переписку главных героев в восприятии читателя, в той или иной мере, вырисовывается общая картина.
Главные герои, Владимир и Ольга, увлечены друг другом. Ольга несвободна. Сюжет начинается с того, что героиня в пылу нахлынувших эмоций и благоразумия решает прекратить отношения рискующие перейти, либо уже преступившие, границы приличия.
«Прощальное письмо». Ольга.
Не ждите писем. Хватит вздора.
Нас с вами нет. Примите яд
Благоразумия и скоро
Придёт спокойствие в Багдад,
А с ним глубокий сон здоровый.
Пора бы выспаться вам. Ночь
Возьмёт в целебные оковы,
Гоня мучительное прочь.
Не упрекайте сердцем, по'лно.
Нет сил ни лгать, ни вразумлять.
Все понимаю, безусловно,
Но и устала понимать.
Мы были добрыми друзьями,
Пока напрасная искра
Не распалила вас стихами,
Переродив вас в бунтаря.
Прощайте, друг мой. Чувство долга
Превыше чувственности слов.
Прошу прощения и только,
И не прошу у вас стихов.
Вы нынче будете несчастны,
Но в жизни тысяча дорог.
И пусть одна из них напрасна,
Ещё есть сотни, видит Бог.
Не нужно писем. В сердце женском,
Признаться, обитает грусть.
Все потому, мой бедный «Ленский»,
Что я их помню наизусть.
Но это стало невозможным.
В слезах последнего письма
Смиритесь с фактом непреложным.
Иначе я сойду с ума.
«Подаяние». Владимир.
От искры возгорелся порох.
Зачем играли вы с огнем,
Когда вам место в резонерах,
Чьи догмы в тягость на подъем?
Вы дали повод мне однажды.
Смутив, искали новых встреч.
Но утолив немного жажды,
Решили вдруг предостеречь,
Унизив письменно, заочно.
Не объяснив лицом к лицу,
Что страсть моя неправомочна
И не угодна образцу.
Мол, я назойлив, слишком пылок.
Вы в этом видите дефект
И потому я пережиток
Отныне, присно и вовек.
Как вы жестоки, беспощадны…
Уж лучше выстрел из ружья,
Или грабитель кровожадный,
Что отнимает жизнь зазря.
На мертвой гербовой бумаге
Мне передали приговор,
Как плесневелый хлеб бродяге
Через слугу, через забор.
Что ж, я вкушу его прискорбно.
А с ваших рук приму и яд.
Коль вашей милости угодно,
Так я и письменному рад.
Потерян; чушь несу со злости.
От солнца просится во тьму
Душа, разыгранная в кости,
Чтобы не верить никому.
«Признание». Ольга.
Прошу Вас, Сударь… Не судите.
Не будьте строгим. Бог – судья,
Во всей злосчастности событий
Была виновницей и я.
Покорно голову склонила.
Свою ответственность несу,
За то, что вспыхнувшая сила
Вдруг навлекла на нас грозу,
Ненастье. Влюбчивость порочна.
Где мудрость прожитых мной лет?!
Как оказалось, так непрочно
Моё зарвавшееся «нет».
Мой бедный Ленский… Сердцу больно.
Я нас обоих подвела,
К чему-то большему невольно,
О чём вещали зеркала,
И оттолкнула Вас из страха
Пойти у чувств на поводу,
Своё сердечко, словно птаху
На волю выпустить в бреду.
Непозволительная вольность,
Предосудительная блажь…
Кляну себя и Вас за вздорность
И за случившийся пассаж.
Нет оправдания проступку.
И потому от Вас вдали
Храню почтовую голубку
От чувства, что Вы разожгли.
Прошу вас, Сударь… Нас осудят.
И без того на мне пятно.
Пощады мне! Той, что Вас любит,
Когда любить запрещено.
«Бремя». Владимир.
Что делать мне, скажите сами:
Любить Вас или сожалеть?!
Живу отшельником, стихами,
Рискуя вскоре заболеть.
Жду Ваших писем денно нощно,
Ищу Ваш призрак между строк
И объясняюсь с ним заочно,
Кляня себя, что одинок.
Само случившееся странно...
О, эти мысли, – их не счесть.
Вины не чувствую упрямо,
Что бросил тень на Вашу честь.
Став вашим поводом отъезда,
Стал бледной копией себя.
Не нахожу покоя, места,
Уже воочию скорбя.
А память вальс тревожит Венский,
Когда я вами занемог.
Шутя, меня вы звали Ленским,
Предвосхитив тем эпилог.
Встреч не искать, жить прошлым встречи...
Уж лучше сгинуть навсегда.
Не поминайте, время лечит.
Вот только медленно; года.
Жду отречения эмоций
На темной стороне луны.
Нет больше веры в чудотворцев
И чудеса их не нужны.
Пространство, замкнутое время
Отождествляют мой удел.
Невыносимость чувств и бремя
От коих я себя презрел.
«Дневник». Ольга.
Прости мне, Боже, эту слабость.
Пишу вам снова, в пустоту,
Чем вызываю грусть и жалость,
Как изможденная в бреду,
Заговоренная дождями
С небес сошедшими давно,
Все чаще мыслящая снами,
А значит с ними заодно.
Во сне дубовая аллея.
Совсем в начале октября,
Пока что большего не смея,
Гуляет пара: вы и я.
Замысловаты разговоры.
Ни с кем так не было легко
Вести причудливые споры,
Порою мысля глубоко.
Свеж и прохладен воздух парка.
Воспоминания просты…
Разлука, время, лихорадка
Простыми делают мечты
Простите, нынче я слезлива.
Опять эмоций не сдержать.
Я словно плачущая ива,
Чьи листья пали на тетрадь.
В чернильных жалостных разводах
Моя, пожалуй, скрыта суть:
Я растворяюсь в эпизодах,
Пытаясь все перечеркнуть.
Окружена вокруг заботой,
И ею же доведена.
Блещу на людях позолотой,
Но замечают, что бледна.
Не смея отправлять вам письма
И не имея на то прав,
Уединившись, правлю тризну,
В груди щемящее предав
Несчастной горестной бумаге,
Многострадальным дневникам,
В которых слишком много влаги
Не адресованной листкам.
«Письмо в пустоту». Владимир.
Ночь стала логовом, берлогой.
В ней я, как раненный медведь
От мира прячусь, ближе к Богу,
Чтоб, не дай бог, вдруг помереть.
Ночами тихо мне, спокойно.
Свеча лишь шепчет о своем,
Вполне себе благопристойном:
О дружбе с русским словарем.
Вас вспоминаю неподвижной,
Смотрящей грустно из окна
В день смерти чувств скоропостижной.
Увы, высокая цена.
Письмо храню в конверте вскрытом,
Боюсь притронуться и сжечь,
С печатью с гербом именитым,
А им одна дорога – в печь.
Когда б не почерк драгоценный.
Воспоминания руки
И хрупкой кисти совершенной
Всем бедам живы вопреки.
Не поминайте чувства всуе.
Коль вам придется вспоминать,
Забудьте, что я существую,
Чтоб не вернулось все опять.
Как время медленно и нудно.
Но уповаю на него.
Лишь одному ему доступно
Целить всё то, что глубоко.
Душа почти сродни почившим
От растянувшейся тоски.
Господь, прости нам, пригрешившим.
Или дотронься и сожги!
«Убежище». Ольга.
Как оказалось Время лечит.
Седой заботливый старик,
Что не как все противоречит,
А в суть болезненную вник,
Всё понял вдумчиво и тихо,
Желая вдруг не навредить,
Не поминая словом лиха,
Сказал спокойно: «Будем жить».
Он научил меня не плакать.
Напомнил мне, кем я была,
Пока дожди, туманы, слякоть
И наползающая мгла
Не подорвали подло веру
В одушевление любви,
И не свели сию потерю
К невыносимости, увы.
В своем открытии нежданном
Я сберегла порыв души
На островке обетованном:
В уединении, в глуши –
Внутри себя, открыв способность
Любить и греться от тепла,
А не вживаться в безысходность,
А эта ноша тяжела.
Я пробуждаюсь постепенно,
Учу-разучиваю смех.
Что для других обыкновенно,
То мне так тягостно при всех.
Ношу под сердцем Ваше Имя.
Живу им, счастлива тайком.
Люблю и знаю, что любима,
И не мечтаю о другом.
«Цикады». Владимир.
Жизнь не торопится однако…
Не все проходит. Вот и сам,
С тех самых пор, живу двояко:
Здесь и сейчас, и где то там.
Порой задумчив отрешенно,
Витаю больше в пустоте,
Или спиваюсь обреченно,
Чтобы потом спать в варьете.
Где вы теперь, что с вами стало?
Ни строчки больше, ни письма…
Анализирую устало
Дела мудрёные весьма,
Давно минувшие. Недавно!
Было это ли вообще?
Пожалуй, стало бы забавно
Признать болезненность в душе.
Смешно и грустно… Тусклость свечки
Уныло освещает ночь.
Рифмую пошлые словечки,
Не в силах нынче гнать их прочь.
Как и проклятье душной ночи:
Все о никчемном, о пустом
Трещат, уж слышать нет их мочи,
Цикады, чтоб их, за окном.
«Минувшие дни». Ольга
Дни миновали. Год уж скоро.
Ваш образ меркнет. Он померк.
Как и само пятно позора.
Великодушный человек
Мой муж простил мне всё что было:
Измену, резкость едких слов,
И что я ценное забыла,
В пылу уверовав в любовь.
Страсть в большей степени животна.
Когда спадает пелена
И взгляд становится свободным,
Природа видится сполна.
С тех самых пор во мне нет страсти.
Благоразумна и мудра,
Не восприимчива к напасти
И ко всему, чем та щедра.
Не верю в искренность эмоций.
Все от лукавого, всё – вздор!
С ничтожных любопытных порций
В семью вторгается раздор.
Огонь сполна очистил память.
Так ваших писем больше нет.
Всего, что может чем то ранить
И нанести хоть сколько вред.
Из сердца вынув гвоздь ли спицу,
Из мира тусклых грустных свеч
Я возвращаюсь в свет, в столицу.
И не ищите лучше встреч.
За вас свечу поставлю в храме
И пожелаю вам добра,
Не замечаемого нами,
Когда вокруг нас мишура.
«Отверженный». Владимир.
Не знал, как это происходит.
Земля уходит из под ног.
Я вижу руку, Вашу вроде,
Но и признать ее не смог.
Как Вы могли так стать жестоки,
Что с Вами вдруг произошло?
Читаю вслух, не веря, строки,
Что мне написаны назло.
Все, что описано, – Вам чуждо.
Нет, так не может просто быть.
Живое заживо неужто
Вам удалось похоронить?!
В кого вас бремя превратило,
К чему вас время привело?
А сердце? Как оно любило...
Остановиться как смогло?!
Тревожно, тесно стало, душно,
Ищу открытого окна.
Не понимаю, что Вам нужно.
Не смерть же вам моя нужна…
Так я и вправду нынче болен.
Похоже скоро задохнусь.
Кто изначально подневолен,
Того однажды сгубит груз.
Опять отвергнутый заочно,
Лишенный права пары слов,
Я попадаю в круг порочный
Из сплошь гордиевых узлов.
Искать Вас буду своенравно.
Однажды встречу, не могу
Жить вновь отвергнутым бесправно.
Не пожелаю и врагу.
«Мертвое сердце». Ольга.
Семьи знакомой вечер званый.
Давно не видела людей
В таком числе. Благоуханный
Сад принимал своих гостей.
Вокруг красиво, все нарядны;
Под звуки музыки плывет
Поток речей незаурядный,
Или совсем наоборот.
Я, светским правилам послушна,
Брожу, здороваясь с людьми,
Но сердце к cвету равнодушно,
Лишь оживляется детьми.
Веселый визг их лечит душу.
Они – источники тепла.
Напоминают чувства к мужу,
Когда впервые родила.
В подобных помыслах всецело
Иду к фонтану, к фонарям,
Как вдруг, застыв оцепенело,
Я понимаю, вышла к вам…
Узнала вас в смотрящем молча.
Я так смотрела и сама,
Когда порочный сглаз и порча
Меня почти свели с ума.
Вы верно ждете объяснений…
Во мне их нынче просто нет.
Как объяснить волну сомнений
Переходящих в полный бред
О сердце, преданном другому,
О чести попранной в любви,
И, по стеченью роковому,
Перерождении, увы.
То сердце, что вас так любило,
Остановилось уж давно
И совершенно к вам остыло.
Ему, поверьте, все равно.
Не говорите, не смотрите,
Не обращайте время вспять,
К истокам прожитых событий,
Желая что то предпринять.
Мгновенье долгое как эхо.
Слышны лишь звук журчащих струй,
И звонкий детский голос смеха,
И чье-то строго «не балуй».
Немая сцена двух любивших,
Из них один сейчас в беде,
Когда-то столько говоривших
О, с неба падавшей, звезде.
«Немая сцена». Владимир.
Как близоруки мы порой.
Увидев издали улыбку,
Что дети вызвали игрой,
Осознаю свою ошибку.
Так улыбаются, любя…
Семью, очаг родного дома,
Детей постарше и дитя,
Чей запах сладкая истома.
Мне в вашем сердце места нет!
И как виновник ваших бедствий,
Несу заслуженный свой крест
Переживаемых последствий.
И буду долго с этим жить…
Урок мучительный. Мне больно!
Не знал, что можно так любить,
Влача удел свой подневольный.
Как вы красивы наяву!
Бог, дай мне сил отречься сразу,
Закрыть несчастную главу,
Не предаваясь пересказу,
Уйти сейчас же навсегда.
Просить прощения излишне,
Как в продолжении поста
Подать десерт со сладкой вишней.
Как трудно сделать просто шаг,
Слетев на землю сбитым стерхом.
Нет, я – не друг Вам, нет, не враг,
А заблудившееся эхо.
Перерождаясь на глазах
Во что-то внутренне иное,
Неразговорчивый в сердцах
Я оставляю вас в покое.
«Слеза». Ольга.
Как ты некстати, дождь, – некстати.
Не оторваться от окна.
Не провоцируй бога ради,
Когда я в комнате одна.
В минуту слабости покорно
Иду у чувств на поводу
И ностальгические волны
Меня толкают за черту
Благоразумия… В забытом,
Среди мятущихся теней,
Ищу пристанище обидам,
Во всех углах, что потемней.
Открыта образам минувшим
И по наитию дождя
Все погружаюсь в память глубже,
Не контролируя себя.
На миг забылась. Чувство влаги.
Слеза пустилась в долгий путь,
Как эти строки на бумаге,
Чтоб в сердце грусть свою вдохнуть.
Зовут, сдержаться нету силы…
Дождь не снаружи, дождь – внутри.
– Ты снова плачешь?
– Нет, мой милый…
Все понял. Звук шагов к двери.
«Дуэль». Владимир.
Река; березка; ворон черный...
Красиво! Так тому и быть.
В таких местах и не зазорно
И умереть и застрелить.
Намедни вызов с секундантом
Пришел от Князя в поздний час
Примером краткости с талантом:
«Закончим, сударь, этот фарс»,
Число назначенное, время.
Был повод выпить и заесть.
А подшофе любое бремя
Сто раз успеет надоесть.
Как – это – нынче – интересно.
Чем не Шекспировский сюжет:
Здесь упокоиться помпезно,
Замазав алым свой манжет,
Или пальнуть в фигуру князя,
А ведь он прав, как ни крути,
И возвратиться восвояси
Прослыв убийцей по пути?
Дилемма, пошлая дилемма…
Пошлее мог бы стать финал,
Когда б в петлице с хризантемой
Я в сердце сам своё стрелял.
Любовь, страдание… – морока.
«Ах, я другому отдана…»
Черт вас дери и слава Богу.
За это – стоя и до дна.
Стреляйте, князь, у вас есть повод,
И есть достоинство и честь.
А у меня все бестолково,
Да и грехов уже не счесть.
– Убить вас, князь? – а глаз мой меток.
Решит в последний миг рука:
Умри, Любовь! И так и эдак
Тебя сразят наверняка.
Шаги к барьеру. Выстрел… Выстрел.
Пугливый ворон улетел.
Я целил мимо, он то* видел.
И князь, должно быть, пожалел.
Потом подпишется бумага.
Потом, признав свою вину,
Я пожелаю князю блага
И на прощание кивну.
Вернувшись ночью, под покровом,
Переменившимся, другим,
И не сказав друзьям ни слова,
Уеду тотчас, к тетке, в Крым.
*"он то видел" – «ворон видел»
Продолжение следует
