Журавли. Глава первая. Порошинская община.
Глава первая. Порошинская община.
Порошинская заимка за несколько лет преобразилась, стала новым растущим починком: сейчас в нем было пять дворов и проживало девять мужчин, восемь женщин, сорок малолетних детей, отроков и отроковиц в возрасте от одиннадцати лет до одного дня, так как вчера повитуха из соседней деревни приняла роды у очередной роженицы.
Обосновавшиеся в починке семьи были молодыми, выделившимися из родительских семей, из ближайших деревень и сел, решившие самостоятельно вести свое хозяйство и жить своей отдельной семьей. Их семьям в местностях, где они ранее проживали, как правило, уже недоставало земель, все охотничьи и рыбацкие угодья были давно закреплены и распределены. Каждый год к Охотке обращались его близкие и дальние родственники с просьбой принять к себе на заимку. И он, после неоднократных, длительных бесед и разговоров о соблюдении установленных им правил совместного проживания и работ в общине, принимал, определял место для дома. Вначале решение принимал единолично, а после того, как обосновались первые молодые семьи и создали общину, прием кандидатов обсуждали на сходе.
Уже четыре года в подряд в починке каждый год появлялись новорожденные. Мужики, посмеиваясь, уговорились меж собой о том, чтобы сразу же после рождения оглашался пол ребенка и, в зависимости от того кто рождался, в дальнейшем называли роженицу: или “баба” или “молодайка”. Если рождалось дите женского пола мужики, при встрече ухмыляясь, говорили: « Ну вот, опять твоя обабилась », а если новорожденный был мужского пола, то роженицу уважительно называли молодайкой или молодухой, молодой матерью.
Порошинская община жила своей особой жизнью. На односторонней улице, около каждой избы, по настоянию Охотки, появились аптекарские огороды, которые использовались для выращивания и сбора трав в лечебных целях. Он, увлеченный с детства матерью сбором лесных и луговых трав, выращиванием на участке овощей и корнеплодов, приобщил к этому всех жителей починка. Устройство аптекарских огородов Охотка «подсмотрел» в одном из монастырей, в котором разводились гряды с лекарственными и пряными травами, развел подобные гряды на своем участке, где вырастил, переработал и показал травы тестю Тихомиру, а тот, поразмыслив, начал их предлагать московским и западным купцам. Травы Охотки оказались востребованы московским Аптекарским приказом и, через некоторое время, его включили в число заготовщиков лечебных трав приказа.
Сейчас все жители починка создавали гряды с лекарственными травами: шалфеем, мятой, цикорием, укропом, петрушкой («петросилова трава»). Там же высаживались лесные плодовые деревья и кустарники, чьи плоды использовались как лакомство и в лечебных целях. Охотка, как опытный травник, научил женщин починка различать, обрабатывать, сушить выращенные и собранные лесные травы. Заготовленные травы он сам скрупулёзно принимал и передавал своему тестю Тихомиру, который являлся поставщиком Аптекарского приказа в Москве, а также продавал европейским аптекарям.
Это приносило общине хороший дополнительный доход, который распределялся пропорционально между всеми членами, с учетом их труда в общественном деле и количества едоков
Для сохранения продуктов питания, около старой избы, на высоком месте, Охотка обустроил ледник: выкопал глубокую яму, укрепил стены бревнами, накрыл ее накатом и установил сверху шалаш, из которого можно было спускаться вниз. Зимой, с помощью мужиков, он заполнял угол ямы глыбами намороженного льда с речки, накрывая их соломой и сеном. Большую часть лета, до поздней осени, он мог хранить в леднике рыбу, мясо, молочные и другие продукты.
Его примеру последовали другие семьи починка.
Для вновь создаваемых хозяйств, проводилась расчистка земли, вырубка леса, которые сопровождались огненными палами, выжигом, что позволяло достичь хорошей урожайности.
Строевой лес валили организовано и направленно. От починка в направлении Порошинского озера уже вела широкая расчищенная просека, которая ежегодно удлинялась и в скором времени должна была выйти на его берег. Озеро являлось их основным кормильцем: в нем добывали рыбу, уток, гусей, брали камыш для домов, а на его берегах было много травы и дичи, чистые от леса поля. Бревна сосны с просеки и полян использовали для рубки домов, а не пригодные, как дрова для холодных зим.
Обычно, через год - два после вырубки и палов на просеках, полянах и горельниках зацветал кипрей, который особо ценился жителями починка.
В прошлом году, вдоль берега реки, была закончена расчистка земли, на которой заложено еще три избы на три хозяйства: три молодые семьи, которые появились в починке в начале прошлой осени, надеялись до холодов поставить свои дома.
Как и полагается, заготавливали для домов боровую сосну ещё зимой, до начала весны, пока дерево находилось в зимней спячке, без лишней влаги, а бревна вывезли из леса санным путем. Заготавливали материал «помощью», всей общиной, с привлечением родственников и соседей.
Бревна для домов выбирали из числа деревьев, толщиной не менее семи вершков. Эти бревна уже ошкурены и сложены для просушивания в "костры".
Сейчас новые, заложенные ранней весной дома, находились в начальной стадии строительства: на крупные камни-валуны были уложены нижние закладные венцы, толстые смолистые бревна, и на них возвышалась часть сруба.
Для завершения рубки домов мужики починка решили провести «помощи» после окончания сенокоса.
Сегодня Петров день, в честь апостолов Петра-рыболова и Павла, и к этому дню готовились заранее: закончился Петров пост, начинался летный сезон рыбалки, на семейном столе должна была обязательно присутствовать рыба, чтобы в семьях царила вера и любовь.
С утра, все умылись родниковой водой, накрыли столы вскладчину, уселись за одним столом с лепешками и рыбой. Пообедали и договорились на завтра начинать сенокос - впервые начать окашивать берега и поляны Порошинского озера.
Год от года жителям починка требовалось все большее количество сена, так как поголовье скота увеличивалось стремительно, пропорционально рождению детей. В связи с этим, сам собой возникла проблема летнего выпаса скота и заготовки сена на зимний период. В этом году мужики намеревались закончить вырубку просеки до озера; травы ближнего берега и полян использовать для летнего выпаса, а остальные площади для заготовки сена. Кроме этого нужно было увеличивать площади для посева основных зерновых: ржи, овса, гречихи, под которые сейчас использовались небольшие лесные поляны и высокие, сухие опушки леса вдоль реки. Общество запланировало увеличить посевные площади зерновых за счет дальних береговых полей вокруг озера, прилегающих к опушкам леса. А пока, на этих площадях будут заготавливать сено. В стаде общества сейчас содержалось: лошадей – 8 голов, коров -7, быка - 2, телят - 5, овец -14, коз -11, ягнят и козлят- 8, свиней – 10.
Утро. Сумрачно. В лесу свет с трудом пробирается сквозь разлапистые макушки деревьев, но на просеке можно передвигаться уже уверенно. Охотка со своими старшими сыновьями, отроками: Федором и близнецами Андреем и Наумом во главе конного обоза неспешно движется по просеке, ожидая, когда замыкающая телега бортника Ваулы с сыном займет свое место. Бортник Ваула с женой Веселиной были близкими друзьями Охотки и Кунавы, первыми переселившимися на Порошинскую заимку. Их дом стоял рядом с домом Охотки, в семье было трое детей, старший сын Нечайко одного возраста с Федором и дружен с ним с детства.
Обоз общины в пять телег, со всем мужским населением, растянулся на просеке. Три лошади были привязаны короткими поводками и шли свободно с боку: одна жеребая кобыла и две молодые двухлетки.
На каждой телеге было по три – четыре человека: восемь взрослых и четырнадцать отроков в возрасте от семи до одиннадцати лет; самые старшие среди них, два друга, одногодки: Федор и Нечайко.
На всех телегах был навален необходимый для сенокоса инвентарь: серпы, косы, грабли, вилы, топоры, посуда, продукты.
В этом году трава на берегу озера была густой, высокой и мужики думали за неделю сами, без женщин, справиться с сенокосом. Место покоса располагалось в двух-трех верстах и женщины остались с детьми в починке.
До места добрались незаметно быстро. Полевой стан был уже оборудован заранее: на небольшой полянке недалеко от берега озера, у окраины леса, в тени деревьев, возвышались три объемных шалаша, посередине - оборудовано кострище с подвешенным на козлах котлом. Шалаши были собраны из тонкого тёса и всякой драни, в несколько рядов.
Обоз встретил заспанный дед Ширяй, единственный представитель старшего поколения в починке. Он появился неоткуда и оказался не заменимым для общины. Первоначально Ширяй ночевал то в одном дворе, то в другом. Но, в последствие, прибился к семье Ваулы и считался его родственником. На сенокосе Ширяй призван был готовить пищу для косарей и присматривать за жизнью отроков.
Шумно начали разгружаться, распрягать лошадей, надевать на них путы и готовиться к первой косьбе в этом году.
Впервые на покосе община выставляла в ряд десять косарей. Охотка с помощью Тихомира приобрел для общины косы-литовки, косить которыми, можно не сгибаясь, как ранее косили косами-горбушами.
Последние приготовления. Охотка еще раз объяснил всем принцип работы с косой-стойкой, напомнил об осторожности, проверил и показал, как устанавливать захват косы, продемонстрировал, как нужно косить.
Федор и Нечайко, как самые старшие отроки в починке, в первый раз встали в один ряд с косарями в качестве замыкающих, под присмотр Ваулы.
У Федора от напряжения взмокли ладони; он поочередно вытер их о штанины.
Охотка, а следом за ним и другие, перекрестился, сделал пробный шаг… еще и еще… за ним смело и весело потянулись другие косари, заулыбались, заиграли мышцами, силой, молодостью.
-« Эх –ма, ровно журавли идут! », - дед Шагай любуясь, как складно идет Охотка, вожак, а за ним потянулись, попадая в его ритм и шаг другие, полосой валя скошенную траву, подпрыгнул на месте, повторяя энергичное движение косарей.
Ваула, нет – нет, да оглядывался на молодых друзей Нечайку и Федора и радовался их сноровке: они сразу попали в ритм косарей и не отставали от них ни на шаг. Ровный взмах и шаг с шумным выдохом!
Нечайко с уважением посматривал на впереди идущего Федора, который уверенно, несмотря себе под ноги, высоко держал голову и валил и валил вал за валом скошенную траву сбоку себя.
А Федор боялся отстать от косарей; он уже ухватил их ритм, но непривычно и болезненно терлись ладони на ручке косы и шершавом косовище. Он отогнал эту боль и не подавал вида. Свой взгляд он не на секунду не отрывал от Охотки, своего тяти, ловя и повторяя малейшее его движение, став с ним и со всеми мужиками починка единым целым и равным им.
