Двойник

***

 

— Ух, извините! Опоздал! Во «Второй жизни» обновлялся! — в помещение парашютного клуба «Валькирия» влетел запыхавшийся инструктор. Коллеги прозвали его по-доброму «Кукурузник». И не потому, что он любил кукурузу. Парень ее ненавидел после того, как его первый прыжок с парашютом закончился в кукурузном поле. А местный фермер, ратующий за экологически-чистый продукт, хорошо приложил неудачно приземлившегося лопатой по мягкому месту — за загубленный в небольших количествах урожай. В клубе долго ржали над этим случаем, и хоть у опытного теперь уже спортсмена Ивана Казанченко больше таких осечек не было, прозвище прилипло.

 

— Нехристи, — пробормотал Михалыч, пожилой механик их маленького, но гордого воздушного коня по кличке «Эльбрус». — Бесовщина это все!

 

— Да брось, Михалыч! — улыбнулся Ваня, откинув со лба русую челку, которую надо было уже подровнять. — Я вот недавно себе «органику» заказал, сегодня воспоминания на сервере обновил. Если парашют не раскроется, через пару дней буду на новых лапках бегать прежним голубоглазым блондином без единой царапинки. Жалко же помирать молодым! Мама, вот, тоже ворчит: «Мол, ты себя береги, я не клоном твоим девять месяцев беременна была! Мне ты нужен, а не суррогат какой-то!» — не понимает, что в него загрузят копию моего сознания: это буду я с провалом памяти длинной в два дня. Что, по сути, уже мелочь, если ты снова живой! О смерти никаких воспоминаний!

 

— А ты снаряжение, как следует, проверяй, никакие суррогаты не понадобятся! Совсем с ума посходили, думают, Господа-Бога перемудрят. Одна она, жизнь-то… — пробурчал механик. — Пацаны, у нашей ласточки правый двигатель барахлит, я подшаманил немного, но лучше бы вы полет отменили — не доводите до греха. Тем более, сегодня коммерческих клиентов ваших нету. А сами еще успеете напрыгаться. Я бы лучше на второй раз движок перебрал, авось, выправлю все.

 

— Да ладно тебе, Михалыч! — улыбнулся Серёга, их пилот, который в самолете старого образца жить был готов, а уж от полетов на реликтовом чуде отечественной механики точно никогда не отказывался. — Мы кружок сделаем, пацаны прыгнут, я их заберу — и назад. Туда-сюда, и все! Движок и позавчера постукивал, но машина послушная, нормально все будет. Наша птичка еще долго прослужит, а в новых супермодных аэрокарах никакого ощущения полета — будто у себя дома в кресле сидишь, кофеек тянешь… Тьфу! Тем более, у меня тоже страховка есть, если что. Славка, ты в деле?

 

— У меня во «Второй жизни» клон не растет, да и пофиг! Полетели!

 

— А чего договор не заключишь? — удивился Ваня. — У нас все пацаны вписались. Мало ли что. Все-таки спорт у нас опасный…

 

— Да ну его на хрен, Вань. Откуда я знаю, что они новому мне в сознание засунут? Может, зомби стану или каким-нибудь рабом Корпорации с чипом в мозгах? — Славка картинно скорчил рожу, изображая этого самого зомби.

 

— Ага, воскреснешь вампиром и будешь кровушку сосать по ночам или в полнолуние орать: «Отдайте мне мой парашют!» — съязвил Серёга. — Ну, я ласточку завожу?

 

— Конечно!

 

— Парни, я предупредил. Мне руководителю клуба звонить? — Михалыч потянулся к старенькому мобильнику и строго посмотрел на горе-инструкторов. Молодые еще, едва за двадцать перевалило, безбашенные. Да еще Корпорация эта… совсем молодежь страх потеряла. Живут словно в компьютерной игре — там, коли пристрелят, можно заново начать. А теперь наяву есть возможность «пересохраниться», вот они совсем с катушек и слетели. Того и гляди, без головы останутся. Да где же их затормозишь?

 

— Михалыч, под нашу коллективную ответственность. Ты посмотри, небо какое? А движок этот с самого начала стучал, и ничего: два года уже летаем — одно удовольствие. Сегодня сам Бог велел в небе быть — ни облачка, и ветра почти нет. Угомонись, а? — Серёга похлопал Михалыча по плечу, выходя из комнаты и направляясь к комнате со снаряжением. — Готовьтесь, парни!

 

Михалыч все-таки позвонил Петровичу, начальнику аэроклуба, но тот, закопавшись на даче по самые уши в заросшую травой картошку, только отмахнулся:

 

— Ты движок разбирал? Разбирал! Поломку нашел? Нет? Машина нормально идет? Нормально! Ну и не кипишуй зря, парни, хоть и инструкторы, но им тоже тренироваться надо. Все, отбой, а то мне Машка тяпкой угрожает!

 

Михалыч только устало вздохнул и отмахнулся. Душу грызло очень недоброе предчувствие, но где же этим пацанам докажешь? Опять скажут, что он «крестом ушибленный». Вера-то сейчас не в особом почете.

 

— Михалыч, пошли! — позвал его Серёга, тот лишь покачал головой:

 

— Может, все-таки аэрокар возьмете? Не дурите, а? Эх, молодежь… Аккуратнее там, Серега. Почуешь неладное, сразу назад. А то шмякнитесь в лесу, костей не соберем!

 

***

 

Михалыч оказался пророком (или первоклассным механиком, чующим нелетное настроение «птички») — они «шмякнулись» в лесу. Точнее, Серёга шмякнулся — до последнего надеялся, что посадит их «ласточку», а они со Славкой успели выпрыгнуть из теряющего высоту самолета. Ваня прыгнул первым, еле успел дернуть за кольцо, достигая критической высоты, и увидел, что напарник «топором» идет вниз…

 

— Славка! — заорал он что есть мочи, но на такой высоте не особо услышишь. Сам Славка тоже орал что-то матом, и Иван с ужасом осознал, что у друга неполадки с парашютом — тот никак не раскрывался. Уже почти оказавшись на земле, Слава победил треклятое заевшее кольцо, но поздно: удар был таким сильным, что парень, видимо, все кости переломал…

 

— Славка… — Ваня приземлился чуть поодаль. Видя, что друг лежит без движения, еле стащил с себя тяжелое снаряжение и побежал к нему. С оглушительным грохотом где-то дальше взорвался самолет.

 

— Бля… Серёга! — только и выдавил он.

 

На Славку просто страшно смотреть. Да и крови из него вытекло, кажется, больше, чем в нем было. Ваня подумал, что надо бы наложить шину на сломанную ногу, что руку вывернуло черт-те как, что голову Слава тоже разбил совсем. Что аптечка в самолете осталась… и не смог сдвинуться с места.

 

— Зря… — прохрипел Славка из последних сил, — договор не закл… х-х-х-х… — и затих.

 

Минуты через три Ваня все же отмер и закрыл другу глаза, накрыл Славку его парашютом и пошел, как ему показалось, в направлении рухнувшего самолета. В этот лес он, городской житель, пару раз на пикник с друзьями приезжал, но только на самую окраину, местность не знал почти. Школьное воспоминание о том, что где на деревьях мох, там и север, особенно не помогало. Надо было внимательнее слушать курс по спортивному ориентированию…

 

В общем, ему показалось. Потому что к ночи стало ясно — он заблудился.

 

***

 

Когда на вторые сутки Иван вышел к маленькому дачному кооперативу, где было четыре дома и пятеро жителей, ноги не держали. Сердобольные дачники вызвали скорую, которая была не самой современной и из райцентра приехала через полчаса. Очнулся Ваня уже в больнице, в соседнем городе, имея диагноз «легкое истощение» и не имея денег и документов.

 

Он попробовал позвонить своим, но, когда закричал в телефон радостное «Мама!», трубку быстро положили.

 

— Странно, — прошептал парень, набирая снова, только больше никто не подошел к телефону.

 

Врачи ему заняли немного на билет, благо, до родного города с гордым названием Выдропужск (тот самый, в котором Екатерину II выдрами пугали) было полтора часа езды на скоростном поезде.

 

Только, еле-еле добравшись до дома, Ваня никак не ожидал, что дверь ему откроет… он сам.

 

***

 

— Какого… — начали Ваня и его Двойник. Точнее, он сам с тем же характером и воспоминаниями, за исключением недавней катастрофы.

 

— Вань, там кто? — вышедшая из спальни мать побледнела. — Ваня! Живой… но самолет же! Господи, сыночка!

 

— Я спрыгнуть успел и не разбился, мам. Мам, ты что, не плачь! — пробормотал он, видя, что женщина смахивает набежавшую слезу.

 

— Что все это значит? — прошептал Двойник. — Мам?

 

— Вань?

 

— Когда самолет начал терять высоту, мы спрыгнули. И я, и Славка. У него парашют не раскрылся. Погиб Славка. А я в лесу заблудился. Потом к дачам вышел, меня в больницу забрали. Что здесь делаю второй я? — кивнул Иван на Двойника.

 

— Так после аварии пришли люди из «Второй жизни». Сказали, что у тебя договор. Ну, я и так знала. Что у них сохранены все твои воспоминания. Что ты вернешься к нам невредимым. Он, то есть ты вчера приехал. Господи, говорила же, береги себя, а ты — очертя голову, бедовый! Что же теперь будет?! — бледная, как мел, мама почти сползла по стенке, но Двойник успел ее поймать и со всей заботой, с какой Иван относился к самой дорогой своей женщине, усадил ее на диван и принес воды.

 

— Что будет? В Корпорацию пойду! Пусть разбираются. Моего тела после крушения не нашли, так какого черта они раньше времени меня менять решили? — Ваня злился на себя, думая, что поспешил с договором. И что Славке он реально был бы сейчас нужнее. А он смог бы стереть из памяти вид переломанного тела и поверить в то, что Славка просто хорошо приложился, но выжил и снова рвется в небо. Хоть Серёжку вернут. Наверное.

 

Ваня, не теряя времени и прихватив документы, вышел из дома. Оставшийся с матерью Двойник присел рядом с ней:

 

— Получается, я это клон, которого он заказал незадолго до вылета?

 

— Да, — кивнула женщина, все еще тоненько всхлипывая.

 

— Так вот откуда эта странная амнезия… значит, это не я попал в авиакатастрофу, а он? — почти шепотом проговорил Двойник. В ответ мать только смогла кивнуть:

 

— Работники Корпорации запретили тебе сообщать. Сказали, что это плохо скажется на психическом состоянии. И они были правы, ты почти как мой Ваня!

 

— А я все понять не мог, чего ты от меня весь день шарахаешься, как от чумного, — вздохнул тот, поднимаясь и выходя на кухню.

 

Двойник принес матери еще воды, убедившись, что ей лучше и, кажется, сердечного приступа не предвидится, а потом после недолгого молчания спросил:

 

— Я — это он. У меня его чувства, его память. Его ДНК до последней хромосомы… что со мной будет? Ведь раньше так не случалось, да?

 

— В Германии. Пару лет назад. Я слышала, двойника потом усыпили, — так же тихо отозвалась мама. — Ваня. Ты как он. Правда, как он. Но я его под сердцем носила девять месяцев. Его рожала и кормила грудью. Я так рада, что он жив — он, настоящий!

 

— А я игрушечный, что ли? — почти всхлипывает Двойник. Он тоже настоящий — из плоти и крови. Он тоже живой, черт возьми! Живой. И хочет таковым остаться. Он не просил, чтобы его вырастили в пробирке, дали имя, внешность, чувства и память, дали возможность видеть, дышать, ходить, подниматься в небо. Двойник теперь знал, что никогда не прыгал с парашютом, разрывая воздух и крича от переполняющих душу эмоций, но он помнил разливающийся по венам детский восторг от ощущения того, как далеко Земля, как ты сам высоко, как ты летишь, словно маленькая птичка, как воздух подхватывает тебя, и парашют, словно крепкие крылья за спиной, замедляет свободное падение! От всего этого горло сдавливает так, что выдыхаешь только при приземлении. И еще долго не можешь отделаться от ощущения эйфории, хотя снова стоишь на земле. Двойник любил небо. Он до этого часа вообще не знал, что двойник! И это не стало бы важным, если бы не вернулся Оригинал. Который его убьет.

 

— Я пойду, проветрюсь, — выдохнул парень, выбегая за дверь. В кармане было двести рублей. На побег не хватит. Люди Корпорации его найдут. Все, что он знал об этой организации благодаря воспоминаниям Оригинала, намекало на то, что ребята там серьезные. Они будут всеми силами исправлять осечку.

 

— Я тоже жить хочу, ясно? — прошипел Двойник, заходя в аптеку. Денег должно хватить…

 

***

 

Когда Двойник вернулся домой, Оригинал уже был там. Ваня пришел из головного офиса Корпорации, в котором ему пообещали забрать клона и законсервировать. Если до сорока пяти лет он все же погибнет, клона разморозят и позволят дожить его жизнь. Все гуманно, вроде бы. С одной стороны, было как-то нехорошо на душе. Ведь Двойник — он точно такой же, только без воспоминаний об аварии. И, все же, Ваня не мог вообразить, что сейчас существует в двух вариантах одновременно. Дико как-то. Ведь это даже не близнец…

 

— Привет, — тихо поздоровался Двойник. — А мама где?

 

— Мама моя… наша, — поправился Ваня. — Она к соседке ушла. За тобой приедут через двадцать минут. Я думал, ты сбежал.

 

— Сбежишь от Корпорации, ага, — прошептал тот. — Вот так дашь им убить себя, да? — потеряно уточнил Двойник, пряча руки в карманах, где что-то нервно перебирал.

 

— Ты не умрешь. Уснешь на какое-то время. А с моим образом жизни тебя скоро опять разбудят, так что не надо. Не кисни, а? Не убьют тебя там, с чего ты взял? — Ваня подошел к окну, разглядывая вечерний город, по которому дико соскучился за эти несколько дней.

 

— Как это было?

 

— Что?

 

— Крушение? Как это — умирать? — Двойник встал за его спиной, и стало как-то жутковато.

 

— Страшно. Славка переломался весь, кровищи лужа, кости из-под кожи… и взгляд этот: с осознанием, что все — конец. Страшно. Но сам-то я не умирал.

 

— А стоило! — прошипел Двойник, Ваня хотел обернуться, но не успел: в нос ткнулась тряпка с какой-то дрянью, и перед глазами поплыло — вечерние огни слились в одну блеклую полоску, а потом и вовсе потухли.

 

— Ах ты, сука! — невнятно прохрипел он, прежде чем рухнуть в объятия своего Двойника.

 

***

 

Через десять минут в дверь позвонили:

 

— Сотрудники Корпорации «Вторая жизнь». Иван Казанченко?

 

— Это я. Вы за ним? — спросил хозяин квартиры, открывая двум подтянутым мужчинам в униформе.

 

— Да, где ваш двойник?

 

— Я как сказал, что вы его заберете, он вырубился, и все. Бракованный, может? — грустно усмехнулся он, кивая на лежащую копию у окна.

 

— Разберемся. Мужики, забираем!

 

— Спасибо, что так оперативно! — поблагодарил парень, подписывая необходимые бумаги чуть подрагивающей рукой.

 

Сотрудники забрали бессознательное тело, и мама выглянула из-за соседской двери:

 

— Вань, все уже? Забрали?

 

— Да, мама, иди домой. Все.

 

— Слава Богу! — женщина вошла в квартиру, как-то беспомощно и неуверенно оглядываясь по сторонам. — Ему точно не будет больно?

 

— Нет, мам. Он просто уснет, и все.

 

— Вань, я все спросить хочу… как там было? В том лесу? — спросила мама, вглядываясь в своего сына.

 

— Страшно. Славка переломался весь, кровищи лужа, кости из-под кожи… и взгляд этот: с осознанием, что все — конец. Страшно. Мам, давай не будем об этом, ладно?

 

— Ох, кровиночка моя! — Ваня замер в объятиях матери, радуясь, что она не разгадала маленькую ложь. Сам-то он не умирал! И не собирается.

 

Теперь он — Оригинал.

 

***

 

Ваня кричал, что есть мочи, пока его засовывали в криокапсулу. Кричал, что он не Двойник. Что это он! Он — настоящий. Он, тот, кто прожил двадцать три года. Тот, кого рожали, а не вырастили в пробирке…

 

— Разорался, Кукурузник, — хохотнул один из работников, похоже вычитавший в личном деле дурацкое прозвище Оригинала, зная, что клону оно знакомо.

 

— Нехристи! — выплюнул Ваня излюбленную фразу Михалыча, подумав, как сильно тот был прав, когда по венам разлился препарат, сгущающий кровь, перед предстоящей криоконсервацией.

 

— Точно бракованный, — рассмеялись медики, заканчивая процедуру.

 

***

 

Когда он снова стал различать звуки, а глаза пришлось прикрыть, потому что даже приглушенный свет причинял им боль, душа запела: разобрались! Поняли, что он — это не Двойник. Скоро домой, к маме, к друзьям, к небу, черт возьми! Пусть хоть до конца жизни Кукурузником дразнят, только бы еще хоть раз в небо!

 

— Подготовка к зачистке прежней личности: два процента! — донеслось до Ивана.

 

— Как… какой зачистке… — прохрипел парень, едва ворочая тяжелым закостеневшим языком.

 

— Парень, ты почти семьдесят лет в заморозке был. Твой заказчик все-таки прожил долгую жизнь, в прошлом году умер. Вчера большой теракт был, много людей погибло, на всех аватаров не хватает: кто-то не заказывал, кому-то не вырастили еще. Родственники некоторых погибших согласны на другие тела, не идентичные прежним. А то чего вы без дела в холодильниках? В утиль — невыгодно, — пояснил молодой лаборант, нарушая добрый десяток инструкций, запрещающих контакт с аватарами, наделенными уже сознанием.

 

— Я не Двойник… — прошептал Ваня. — Я настоящий!

 

— Да какая теперь разница, — пожал плечами парень. — О, почти сто процентов! Запустить процесс очистки памяти!

 

— Я тоже хочу жить, — прошептал Ваня за секунду до того, как в глазах потемнело. — Теперь он понимал. Понимал своего Двойника…

 

Теперь он сам — Двойник.