Быает что края в края.

Бывает, что края в края,
И сердце набекрень.
Когда вся жизнь промежду ям,
Останется лишь тень.
 
Та что устала и лежит,
На пыльной полосе.
И не мычит, не говорит,
Расклеилась совсем.
 
Когда опора из под ног,
Перила и ступень.
И спотыкается порог,
И даже Богу лень.
 
Расправить сонное плечо,
И голову поднять.
Так нестерпимо горячо,
И хочется стрелять.
 
Напропалую, хоть в себя,
В прохожих и друзей.
По острым лезвиям пройдя,
Прогнать себя взашей.
 
Дремучий век, его сердца,
Питаются гнильцой.
Пустого красного словца,
И глупою попсой.
 
Здесь джокер весело глядит,
Из длинных рукавов.
Катала радостно бомбит,
Посконных дураков.
 
И домотканное сукно,
Хранится в сундуках.
Здесь так давно заведено,
Побрал бы его прах.
 
Святым свечей не напастись,
Царям вчерашних слов.
Рабам от плёток не спастись,
Острога и оков.
 
Но в переполненных краях,
(ну в тех, что между ям).
Сердца усталые в цепях,
Всё ходят по краям.
 
По острым лезвиям ножей,
Штыков и топоров.
Средь расплодившихся царей,
И недержанья слов.
 
Упорно веруя в просвет,
В кандальных небесах.
Идут через посконный бред,
И держат на весах.
 
Свои морозы и тепло,
Всех вечных дней и дат.
И кто-то трезвый как стекло,
А кто слегка поддат.
 
И пятки все у них в крови,
По серебру времён.
По всем поверхностям земли,
Без гимнов и знамён.
 
Без гнуси пафосных речей,
Из мрака и во мрак.
Идёт бредёт средь палачей,
Из камеры в барак.
 
Из лагерей на эшафот,
И в хлорку братских ям.
Царишка мажет бутерброд,
И вот распят смутьян.
 
А после, дивные дела,
Обоих отльют.
Кого в граните, иншалла,
(царь прошлый очень глуп).
 
А тех кто хлоркой на века,
Отмыт и отбелё'н.
Кому придумали срока',
В металле откуём.
 
У нас не будет скорбных дат,
Не для печалей жил.
Кто трезвый был и был поддат,
И не жалея жил.
 
Тянулся к солнечным лучам,
И за собой тянул.
И жил как жил и не стращал,
Своё упрямо гнул.
 
Ну вот, короче говоря,
Слова здесь не нужны.
Вот глупый царь живёт кроя,
Одежду изо лжи.
 
А вот мой край, где много ям,
И где честной народ.
Развесив уши по плетням,
Глядит на эшафот.
 
Глядит на хлорку и топор,
Крест, гвозди, молоток.
Глядит на то, как вечный вор,
На троне вечный срок.
 
Как множит ямы пустотой,
Всех бестолковых дел.
Глядят на рот его большой,
Который ест и ел.
 
Который им не прокормить,
Ох, ненасытна пасть.
Там люду сытому не быть,
Где воровская власть.
 
Но кто голодный, тот и злой.
И нечего терять.
И не поможет лживый крой,
Когда начнут вздымать.
 
На вилы свору палачей,
Предателей, иуд.
Нет, не бессмертен наш Кащей,
Он жаден, злобен, туп.
 
Иголку сломят, и конец,.
Злым сказкам и вранью.
И свет зажжётся для сердец,
Стоящих на краю.