...где не осталось света
Наблюдать за смертью, взглядом оценивая грацию ее движений – стало особым, ни с чем несравнимым удовольствием. Смотреть, как когда – то бодрый и полный жизни человек постепенно, секунда за секундой становился тонкой, натянутой тенью, готовой в любую минуту исчезнуть – это было, пожалуй, именно тем, о чем с детства грезил Доктор. Он, в отличие от других врачей, никогда не загорался мыслью о том, чтобы остановить время и продлить жалкую жизнь пациента. Доктор лишь наблюдал за тем, как от того или иного человека оставалось неподвижное, бледное тело, напоминающее о себе только кашлем и попытками сказать что – то сиплым, угасающим голосом. Время от времени, Он садился на кровать к больному и шептал молитву, с иронией взывая к Божьей помощи и сжимая кривыми пальцами распятие. Доктор хорошо чувствовал запах Смерти, твердо зная, что в каждом доме он свой.
***
В эту комнату никогда не проникал солнечный свет. Окна, затянутые черными шторами,
заламывали и царапали руки Солнца, когда оно щекотало их хмурые лица, в этой комнате даже воздух свято хранил напряженное молчание, и тишина пустыми глазницами наблюдала за тем, чтобы никто не посмел разрушить привычную обстановку. Здесь же, на кровати, отвечающей противным, долгим скрипом на каждое движение, лежал человек. Он, зажмурив глаза и скрестив руки на груди, уже перестал понимать происходящее вокруг и пропускал жизнь сквозь себя, даже не пытаясь схватиться за шлейф ее атласного платья. Для этого существа, потерявшего возможность говорить, мир ограничивался комнатой и восторженным взглядом Доктора, уже который месяц не сводившего с него глаз.
— Ты очень красиво умираешь, Эндрю. – Однажды сказал Доктор, взяв юношу за руку. — Твоя смерть станет одной из самых грандиозных в моей истории. Вспомни, каким ты был всего пару месяцев назад: сильным, полным жизни и желания творить. А теперь ты походишь на прекрасную фарфоровую куклу. Да, Эндрю, смерть тебе к лицу. А такое бывает крайне редко, — заключил Он с победной улыбкой.
В этот миг юноша впервые захотел исчезнуть по – настоящему. Он, понимая всю свою никчемность, осознал, что слишком жалок в таком состоянии. В ответ доктору Эндрю промычал что – то невнятное, и, почувствовав на себе снисходительный взгляд, закрыл глаза.
Доктор был действительно счастлив. Схватив тонкими руками хрупкое счастье, Он теперь не собирался отпускать его. До самого конца. Дурацкая улыбка отныне не сходила с Его тонких губ, а глаза светились искренней радостью. Доктор разложил на массивном дубовом столе фотографии Эндрю в строгом порядке. В порядке того, как от высокого загорелого юноши постепенно осталась одна блеклая тень, странно корчащаяся на кровати. С каждым днем все больше бледнея и теряя вес, Эндрю теперь, правда, был похож на фарфоровую куклу. На его худом, болезненно – белом личике, синие глаза, обрамленные густыми черными ресницами, казались теперь еще больше, чем они были раньше; уголки аккуратных, пухлых губ, опущенные вниз, придавали юноше непонятное очарование, а печаль, отозвавшаяся во взгляде, заставляла проникнуться жалостью к этому погибающему созданию.
Смерть бывает удивительно красива, и Доктор это понимал. Он рядом восхитительных картин в деревянных рамах развесил на стене своей памяти Ее оттенки, появляющиеся на лицах людей. Он, каждый раз, безмолвно наблюдая за Ее проявлениями, все больше удивлялся тому, как прекрасен, может быть траур.
Подобно сумасшедшему, Доктор лихорадочно перебирал в своей памяти эти картины, взахлеб наслаждаясь их красотой. Ему никогда не было жалко умирающих людей, ибо Он с детства знал, что их жизни – ничего не стоят.
Да, Доктор твердо был в этом уверен.
Или нет…
***
Эндрю, сжав края смятой простыни, пытался спрятаться от надоедливого взгляда Доктора.
Он и сам уже превосходно понимал, что его ждет. Вера в Бога постепенно исчезала вместе с… Ним. Теперь юноша лишь поддавался течению времени, ожидая спасительного конца. Эндрю с упоением думал о том, как провалится в летаргический сон и не проснется. Никогда. Вечность – какое короткое слово, а сколько секунд вмещает в себя.… Раньше он об этом не задумывался, но, то было раньше. Сейчас все изменилось.
Сейчас он кукла.
Немая кукла, которая черт знает зачем, считает секунды: «Одна, две, три, десять, сорок пять, шестьдесят восемь, сто пятьдесят пять…» — и так до бесконечности.
Юноша посмотрел в потолок, исследуя его взглядом и замечая каждую царапину и неровность. Веки стали тяжелеть и медленно опустились на глаза. Эндрю тяжело вздохнул и отпустил края простыни. Дыхание остановилось. Холодные оковы и цепи, державшие его, внезапно исчезли. Вокруг не было ничего.
Только темнота.
И никакого Доктора…
***
Доктор сразу почувствовал этот запах.
Приблизившись к кровати Эндрю, Он попытался нащупать пульс.
Тщетно.
Дьявольская улыбка заиграла на сжатых губах Доктора. Очередная картина, пожалуй, самая волшебная из всех. Она станет украшением Его безумной коллекции. Он громко засмеялся, впервые позволив себе нарушить тишину, не считая того случая, когда Доктор сказал Эндрю о том, что тот красиво умирает. Звонкий, полный радости смех был совершенно чужд этой комнате. Он замолчал, а потом тихо шепнул безжизненной тени:
— Ты очень красиво умираешь.
