От чего отказался Есенин-26

ОТ ЧЕГО ОТКАЗАЛСЯ ЕСЕНИН

Литературный анализ

(Продолжение)

* * *

Если бы мы не разобрались в поэтических законах Истины Христовой (а они нам даны через Библию, Святое Предание, апостолов и святых отцов), — никогда не смогли бы ответить на такой щепетильный вопрос: как получилось, что в годы возмужавшей веры в возможность осуществления в России социалистических идей поэт напряжённо работал над самой опасной для большевиков драматической поэмой с убийственным названием — «Страна негодяев». Как можно было в одной вещи провозгласить: «Нужно прямо сказать, открыто, Что республика наша — блеф», а в другой: «Хочу постигнуть в каждом миге Коммуной вздыбленную Русь»? Что-то с сознанием неладное? Многие недруги, думаю, посмеивались: «Ох, Сергей Александрович! Запился ты, братец, вконец!»

А эти мысли были противоположны и несопоставимы только для мещанских, земных душ, не озарённых духом, светом дивных прозрений. Да, Есенину ещё ужасно хотелось, чтобы идеи свободы, равенства и братства (в их непорочном значении) восторжествовали на Руси, но возмужание таланта, но приближение к Истине и начало Её постижения (в детстве православную веру он чувствовал только чистым сердцем — поверхностно, не глубинно) — открывали ему такие просторы житейского познания, в которых и прозрения и привычные взгляды пока имели почти равные значения. Чтобы старое заменилось новым — в этом надо было убедиться окончательно и навсегда. Но, убедившись, Есенин и старые взгляды из прошлых стихов не выбросит. Напишет новые, выстраданные произведения. А старое путь остаётся в старом. Ведь правда только в этом. Что было, то было. Как пропела Божья дудка, так всё пускай и остаётся. Главное самому, поборов грехи, измениться в лучшую сторону. И спеть уже по-новому, во всю ширь русской души.

А признаки духовно-душевной шири, скажу откровенно, для меня открылись в «Стране негодяев» едва ли не в десятом чтении, то есть совсем недавно, уже во время нынешнего литературного анализа. Эта драматическая поэма всегда казалась мне слабым повтором «Пугачёва», а уж его-то я ставил выше многих есенинских вещей. Понятно, и в «Стране», в «Номахе», показан разгульный народный бунт. И в нём пугачёвская тема — бесславный крах власти, выросшей на крови и обмане. Но там всё сделано на таком душевном надломе, на таком неисходно-непоправимом горе лжецаря! А здесь, этого нет, здесь грубые, хамовитые души какие-то, мёртвые гоголевские души, в их отвратительном безграничном уродстве.

И вдруг мне припомнилось, что я по такой же причине долго не мог прочитать «Бесов» Достоевского. Пока не понял, что «душевно» и их тоже нельзя было написать, а только так, как написал наш прозаический гений — жёстко, брезгливо, неприязненно. Как наш Пушкин нарисовал непривлекательными мертвенными красками Швабрина, подлеца из «Капитанской дочки». Ведь подлецы же! Как же ещё и рисовать-изображать их, любезные читатели? Только так, по-другому совесть не позволит. Вот и герой нашего эссе выплеснул желчь святой ненависти на русско-марксистское чудище. Первая публикация трагедии (самых важных глав) состоялась в журнале «Город и деревня» спустя пять дней после сочинения стихотворения «Снежная замять дробится и колется…», 25 сентября 1925 года. Стихотворения, в котором пока и намёка нет на властных негодяев.

И вот они выпущены на сцену, вершители кровавых советских буден. Вот они начинают являть себя во всей своей нутряной красе. И самым первым (таков уж пролаза!) комиссар Уральской железнодорожной линии Чекистов. Приметьте: какая честь герою трагедии — не Чичиков какой-нибудь, а ЧЕКИСТОВ! И он переполнен этой революционной гордостью.

Я гражданин из Веймара

И приехал сюда не как еврей,

А как обладающий даром

Укрощать дураков и зверей.

Я ругаюсь и буду упорно

Проклинать вас хоть тысячи лет,

Потому что хочу в уборную,

А уборных в России нет.

Странный и смешной вы народ!

Жили весь век свой нищими

И строили храмы божие...

Да я б их давным-давно

Перестроил в места отхожие.

О, этот дар от сатаны — укрощать и переделывать людские массы по образу своему и подобию. Чекистовым казалось в те зелёные буйные годы, что они земной рай построят, ну хоть не для всех, все этого не достойны, но для себя — избранных — точно. И не случайно поэт в первых же строчках поэмы заводит разговор о целом кагале евреев, в душе иудеев, ринувшихся в революцию и в революционную власть. Он и сам хлебнул от них лиха (да и смерть от них же, окаянных, принял). Знал он, знал прекрасно (Гоголя изучал тщательно), что иудеи самые ярые враги веры Христовой, и до седьмого пота молились своим вольтеровским божкам, потому что и они, и учение их запрещало православие, уничтожало его. Может, ещё и этим, а не только страстью к деньгам и власти, объясняется их неописуемое обилие в новых властных структурах (Ленин, Троцкий, Зиновьев, Луначарский и прочие охочие). А если Бога во главе угла нет, что может представлять собой весь угол? Пустоту и обман. Не более того.

Чекистов под свист метели кроет бедный русский народ (перед другом Замарашкиным он не церемонится):

Ветер, как сумасшедший мельник,

Крутит жерновами облаков

День и ночь...

А народ ваш сидит, бездельник,

И не хочет себе ж помочь.

Нет бездарней и лицемерней,

Чем ваш русский равнинный мужик!

Коль живёт он в Рязанской губернии,

Так о Тульской не хочет тужить.

То ли дело Европа!

Там тебе не вот эти хаты,

Которым, как глупым курам,

Головы нужно давно под топор...

Европа, Европа! Вся беда пришла из неё. Там началось возрождение язычества и новых вольных идей. Там был опробован первый кровавый опыт по свержению данной Богом царской власти и замене её властью на обмане и крови. Там вызрела современная цивилизация, основанная на деньгах (маммоне) и подчинении этому всеобщему злу душ человеческих. И в Россию-матушку вместе с революционными идеями хлынул культ личного богатства, счастья во что бы то ни стало. О чём предупреждал сограждан Гоголь в пушкинские времена (роман «Рим») — хлынуло грязевым потоком до революции и, вопреки диктаторской политике Кремля, после неё, в эпоху НЭПа и много позже её.

Помните, рассказ ещё одного большевистского дельца — Рассветова, как он с помощью наглого обмана обогатился в золотом Клондайке, в Америке? Знаменателен его вывод:

Не всё ли равно,

К какой роже

Капиталы текут в карман.

Мне противны и те и эти.

Все они —

Класс грабительских банд.

Но должен же, друг мой, на свете

Жить Рассветов Никандр.

Должен жить! И слушавшие глашатая закон мамоны подтвердили.

Голос из группы

Правильно!

Другой голос

Конечно, правильно!

Третий голос

С паршивой овцы хоть шерсти

Человеку рабочему клок.

Чарин

Значит, по этой версии

Подлость подчас не порок?

Первый голос

Ну конечно, в собачьем стане,

С философией жадных собак,

Защищать лишь себя не станет

Тот, кто навек дурак.

(Продолжение следует)