ОТ ЧЕГО ОТКАЗАЛСЯ ЕСЕНИН-23
ОТ ЧЕГО ОТКАЗАЛСЯ ЕСЕНИН
Литературный анализ
(Продолжение)
* * *
Провозглашённая цель советской власти, чтобы в государстве, в гигантской по размеру империи, воплощались идеи коммунизма — власть принадлежала народу, земля крестьянам, заводы были переданы рабочим, жизнь строилась на принципах свободы, равенства и братства, а достоянием народов, превращающихся в единую нацию, стал мир во всём мире. В принципе, ради этих заманчивых идей Сергей Есенин волевым путём отдал душу самому справедливому строю («Отдам всю душу октябрю и маю, Но только лиры милой не отдам»). Но красивая декларация стала рассыпаться как дом на песке. И именно это отрезвило поэта-пророка.
Власть народу. — Однако какую власть, если всё в стране делалось под диктовку хозяев-революционеров, а народ использовался как масса почти бесплатной рабочей силы? Есенин говорит об этом в поэме «Анна Снегина»:
«Ну, доброе утро, старуха!
Ты что-то немного сдала?»
И слышу сквозь кашель глухо:
«Дела одолели, дела.
У нас здесь теперь неспокойно.
Испариной всё зацвело.
Сплошные мужицкие войны —
Дерутся селом на село.
Сама я своими ушами
Слыхала от прихожан:
То радовцев бьют криушане,
То радовцы бьют криушан.
А всё это, значит, безвластье.
Прогнали царя...
Так вот...
Посыпались все напасти
На наш неразумный народ.
Открыли зачем-то остроги,
Злодеев пустили лихих.
Теперь на большой дороге
Покою не знай от них.
Вот тоже, допустим... с Криуши...
Их нужно б в тюрьму за тюрьмой,
Они ж, воровские души,
Вернулись опять домой.
У них там есть Прон Оглоблин,
Булдыжник, драчун, грубиян.
Он вечно на всех озлоблен,
С утра по неделям пьян.
И нагло в третьёвом годе,
Когда объявили войну,
При всём честном народе
Убил топором старшину.
Таких теперь тысячи стало
Творить на свободе гнусь.
Пропала Расея, пропала...
Погибла кормилица Русь...
Земля крестьянам. — У нас нет и намёка опровергать правдивость героев Шолохова из «Поднятой целины» или евтушенковского Большевика из «Братской ГЭС». Были такие упрямые веруны в идеалы коммунизма (да их создатели и сами из их числа), но глупо отвергать и героев, подобных сельскоиму активисту Лабуте из «Анны Снегиной»:
У Прона был брат Лабутя,
Мужик — что твой пятый туз:
При всякой опасной минуте
Хвальбишка и дьявольский трус.
Таких вы, конечно, видали.
Их рок болтовнёй наградил.
Носил он две белых медали
С японской войны на груди.
И голосом хриплым и пьяным
Тянул, заходя в кабак:
«Прославленному под Ляояном
Ссудите на четвертак...»
Потом, насосавшись до дури,
Взволнованно и горячо
О сдавшемся Порт-Артуре
Соседу слезил на плечо.
«Голубчик! —
Кричал он. —
Петя!
Мне больно... Не думай, что пьян.
Отвагу мою на свете
Лишь знает один Ляоян».
Такие всегда на примете.
Живут, не мозоля рук.
И вот он, конечно, в Совете,
Медали запрятал в сундук.
Но с тою же важной осанкой,
Как некий седой ветеран,
Хрипел под сивушной банкой
Про Нерчинск и Турухан:
«Да, братец!
Мы горе видали,
Но нас не запугивал страх...»
Медали, медали, медали
Звенели в его словах.
Он Прону вытягивал нервы,
И Прон материл не судом.
Но всё ж тот поехал первый
Описывать снегинский дом.
В захвате всегда есть скорость:
«Даёшь! Разберём потом!»
Весь хутор забрали в волость
С хозяйками и со скотом.
Землю у помещиков отбирали неуклонно и жестоко. Однако её стали отбирать и у самих крестьян, выбившихся в люди горбом и умом. Впрочем, у «кулаков», кроме земли и жилища, отбирали свободу-равенство-братство, заменяя их глухими ссылками на Урале и в Сибири.
Есенина всю жизнь корили, что воспитан он был кулаком (дедом), и, заметьте, он не скрывает этого, не отделяет себя от сельских изгоев («Мир таинственный, мир мой древний…»):
Город, город! Ты в схватке жестокой
Окрестил нас, как падаль и мразь.
Стынет поле в тоске волоокой,
Телеграфными столбами давясь.
Жилист мускул у дьявольской выи,
И легка ей чугунная гать.
Ну, да что же? Ведь нам не впервые
И расшатываться и пропадать…
Словом, сполна получили крестьяне матушки-земли от родимой власти. Впрочем, не большего дара дождались и рабочие. Заводы остались в кровавых большевистских руках. Но вот ещё одна есенинская тайна! Тема рабочего класса, подобно теме царственным страстотерпцев, никак не прикоснулась к струнам его лиры. Разве только в полузабытой поэме «Товарищ» видим два лёгких касания — отец Мартина, рабочий, и младенец Иисус убиты в битве за революцию. И в битве за революцию были убиты и сожжены в кострах Ганиной ямы лучшие сыны и дочери русской нации, тоже революцией до основанья разрушенной. То есть революционный бунт стал смертью для России, ленинская партия убийства разожгла, а рабочий класс, в массе своей, охотно сделался крепким камнем многолетней вражды. Словом, виноваты здесь все. И, видимо, полный, всесторонний анализ поэт отодвигал до более позднего времени, которое началось «Страной негодяев».
Принципы свободы, равенства, братства. Про это несостоятельное без высокой общественной нравственности явление Сергей Александрович сказал в незавершённой поэме «Ленин»:
Ещё закон не отвердел,
Страна шумит, как непогода.
Хлестнула дерзко за предел
Нас отравившая свобода.
Такую оценку реальной, а не обещанной свободе поэт дал в 1925 году, но подобные мысли он высказывал уж в 1921 году, на заседании пролетарских писателей в Народном Комиссариате Просвещения: «Здесь говорили о литературе с марксистским подходом. Никакой другой литературы не допускается. Это уже три года! Три года вы пишете вашу марксистскую ерунду! Три года мы молчали! Сколько же вы ещё будете затыкать нам глотку? И — кому нужен ваш марксистский подход? Может быть, завтра же ваш Маркс сдохнет…»
Вот вам и «Давай, Сергей, за Маркса тихо сядем»! Тихого сидения не получилось. И не могло получиться. Совесть настойчиво подвигала лучшего поэта к Правде, к Истине. А советская концепция всё больше компрометировала себя во всех направлениях.
Превращение народов в единую нацию, семью. Уже до революции очень многие на Руси ушли от Бога, стали язычниками. А в какие времена язычество объединяло людей? — только сеяло раздоры.
Ирония судьбы!
Мы все отропщены.
Над старым твёрдо
Вставлен крепкий кол.
Но всё ж у нас
Монашеские общины
С «аминем» ставят
Каждый протокол.
И говорят,
Забыв о днях опасных:
«Уж как мы их…
Не в пух, а прямо в прах…
Пятнадцать штук я сам
Зарезал красных,
Да столько ж каждый,
Всякий наш монах».
Россия-мать!
Прости меня,
Прости!
Но эту дикость, подлую и злую,
Я на своём недлительном пути
Не приголублю
И не поцелую.
Это вражда по линии вера — безверие. А можно ли ждать единения в битве белых и красных, советских и несоветских, когда раскол их произошёл по бескомпромиссной границе Истины Христовой и Безбожия?
Россия! Сердцу милый край!
Душа сжимается от боли.
Уж сколько лет не слышит поле
Петушье пенье, пёсий лай.
Уж сколько лет наш тихий быт
Утратил мирные глаголы.
Как оспой, ямами копыт
Изрыты пастбища и долы.
Немолчный топот, громкий стон,
Визжат тачанки и телеги.
Ужель я сплю и вижу сон,
Что с копьями со всех сторон
Нас окружают печенеги?
Не сон, не сон, я вижу въявь,
Ничем не усыплённым взглядом,
Как, лошадей пуская вплавь,
Отряды скачут за отрядом.
Куда они? И где война?
Степная водь не внемлет слову.
Не знаю, светит ли луна
Иль всадник обронил подкову?
Всё спуталось...
Но понял взор:
Страну родную в край из края,
Огнём и саблями сверкая,
Междоусобный рвёт раздор.
Увы! Мы не смогли установить мир в своей стране. Так можно ли говорить о МИРЕ ВО ВСЁМ МИРЕ? Думаю, Есенин понял это так же основательно, как всё остальное, что касалось Руси советской. А к войне у него отношение было православное с детских лет (Из поэмы «Анна Снегина»):
Привет тебе, жизни денница!
Встаю, одеваюсь, иду.
Дымком отдаёт росяница
На яблонях белых в саду.
Я думаю:
Как прекрасна
Земля
И на ней человек.
И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек!
И сколько зарыто в ямах!
И сколько зароют ещё!
И чувствую в скулах упрямых
Жестокую судоргу щёк.
Нет, нет!
Не пойду навеки.
За то, что какая-то мразь
Бросает солдату-калеке
Пятак или гривенник в грязь…
(Продолжение следует)
