Трезубец

Под обрывом трезубец взрезает кипучие волны: в островерхих камнях воды тёмные плещутся и зовут голосами штормов и ударивших молний, и поют песнь недобрую, древнюю, вещую. Испокон и поныне вверху простирается город, чьи хоромы с глухими оконными рамами, а пороги и двери похожи единым узором.

 

Ты другой попросила исполнить, упрямая...

 

Мастера пожимали плечами, считая оплату, но молчали. Не принято ссориться с травницей, а старуха тебя назвала таковой виновато, прохрипев, что готова... И к ночи преставилась.

 

Каждый год выбирают в невесты невинную деву — им всегда достаётся в подобных сказаниях — и жрецы заплетают ей косы, прощаясь напевно. С каждой свадебной ленточкой взор — оловяннее. Не глядишь ей в глаза, а завидуешь красному платью. Никому не нужна — ты хромая, горбатая... Не таких дочерей оберегами принято прятать, не к таким океанского бога посватают.

 

Беспокойнее море, моложе и краше невесты, и всё горше рыдают по девушкам матери. С каждым годом всё больше ладей погибает в безвестье. Ты печалишься шумно и смотришь внимательно. Жениху-то претит, что монеты бросаются оземь, что подводные реки давно пересолены... Он поёт нереиде, живущей в божественной грёзе: та не слышит, иначе прийти бы изволила.

 

Отчего-то стоишь над обрывом, слова разбирая. Не жрецы, оглушённые блеском приданого, слышат голос, ведущий поближе к опасному краю. Не жрецы ритуал переправили заново.

 

Ты шагаешь в объятья, забыв о положенной ленте.

 

Добровольно.

 

Не тонешь — скользишь. Морю нравится.

 

Гибче стан, поступь — легче.

 

«Кипите же, волны, и пеньтесь,

но отныне не троньте ладью и красавицу».