Две поэмы о главном

Две поэмы о главном
Две поэмы о главном
 
ВИРУС ВЕЛЬЗЕВУЛА
 
1.
 
Заботу о народе доказывают делом,
Нельзя пустое сердце любовью подменить.
Всегда в чужом деянье — клянусь душой и телом! —
Казённого притворства легко заметишь нить.
 
Сквозь холод равнодушья она всегда прорвётся,
Плеснёт нерасторопной, бесчувственной волной,
А если вдруг притихнет, а если оборвётся,
То с жизнью оборвётся, приниженно-земной.
 
Я первым возмутился его былым притворством
И нелицеприятно сказал об этом вслух,
Хотя страдал в тревоге, но крепнул словом острым
Мой дерзкий, неподкупный и всё же слабый дух.
 
И двадцать лет печальных бескрыло пролетели.
Заводы опустели. В полях взошла трава.
И, словно гул таёжный, и день и ночь шумели
Беспомощно пустые кремлёвские слова.
 
Конечно, после эры советской деспотии
В России вавилонский случился паралич.
В пустыню превратилась советская Россия,
Но идолом, как прежде, стоял над ней Ильич.
 
Он звал её к тому же вольтеровскому счастью,
Где Равенство, Свобода и Братство на словах,
Ну, а на деле власти порвали Русь на части,
И не спасли державу ни совесть и ни страх.
 
Её одно могло бы спасти от катастрофы —
Раскаянье в гордыне пред Господом Христом,
Но после нашей русской безжалостной Голгофы
Без Истины и Бога мы маемся-живём.
 
И ельцинский избранник, лавирующий странник,
Поддерживал охотней маммоны идеал,
И спорил с Патриархом, как Вельзевула данник,
И явно предпочтенье не Церкви отдавал.
 
И архитолерантность непьющего владыки
Рождала в атеистах неистребимый пыл
Точить для битвы с Богом ножи, мечи и пики,
Чтоб пользовался ими любой наглец-дебил.
 
Не эти ли причины как чудо-кирпичины
В основу ярой злобы безбожников легли,
И на Голгофе нашей мы храм Екатерины
За век чумы разбойной построить не смоги…
 
2.
 
Десятки лет печальных бескрыло пролетели.
Заводы опустели. В полях взошла трава.
Но, словно гул таёжный, и день и ночь шумели
Беспомощно пустые кремлёвские слова.
 
Другие тоже были, и тоже в изобилье,
Они нещадно били по Истине Христа.
А мы в ответ молчали. Как будто позабыли —
Такая молчаливость не может быть свята.
 
Но вот ведь чудо Божье! — Столетнее молчанье
Вдруг вспыхнуло протестом, как в небесах звезда.
Мы всё-таки проснулись и в день голосованья
Стотысячным потоком сказали храму «Да!»
 
Сказали, что имеем в отчизне нашей право —
На деньги наши — наши соборы возводить.
И мигом растворилась шумливая орава,
Забыв, что надо дружно на митинг выходить.
 
А вскоре вся элита кремлёвских управленцев
Ушла в отставку скопом, непостижимо, вдруг.
В народе удивились: «Ого! Под зад коленцем.
А каждый президенту был брат, и сват, и друг».
 
Ого! — потом сказали. — До Главного Закона
Дошло-дозрело дело, забытое уже.
Видать, на ладан дышит всесильная маммона,
И матушка Россия на новом рубеже.
 
Ну, а когда узнали о президентских сроках,
Вернее, об отмене былых запретов их,
Сказали: вот так Путин! Пойдёт мужик далёко.
Опять при интересах останется своих.
 
3.
 
А я тогда подумал: похоже, Божьей волей
К нам царское правленье приходит через век.
Высокое служенье! В его магнитном поле —
В единстве Государство, Господь и Человек.
 
Пускай людские страсти виной сему созданью,
Пускай пока духовным стремленьям вопреки,
Но это православной России достоянье,
И годы возрожденья не так уж далеки.
 
Подумал. Пригляделся. И действия премьера
Догадку подтвердили, что этот перелом
Не что-нибудь, а явно забрезжившая эра,
В которую спросонок, на ощупь мы идём.
 
Мы очень долго жили, не думая о Боге,
И долго нас просёлки кружили там и сям.
Но вспомнили о Боге — и вот мы на дороге,
И вновь наш предводитель — Господь Спаситель Сам.
 
И ельцинский избранник уже не просто странник,
А после разговоров и мелких дел пустых
Он, думается, нынче Христова войска ратник,
Пускай ещё в заботах не вечных, а земных.
 
Пускай не понимает всей силы православной
И царское правленье считает пустяком,
Но с родником небесным, но с заповедью главной
Уже не по словам он, а по делам знаком.
 
Приходит это знанье с пронзительной любовью
К травинке, к человеку, к Небесному Творцу.
На это в дни былые не поводил он бровью,
А нынче изменился — я вижу по лицу.
 
Когда внутри России дела пошли на ладан,
А выхода не ведал ни критик и ни льстец,
Он о СЕБЕ подумал; подумал, ну и ладно;
Но всё же о НАРОДЕ подумал наконец.
 
Народ погибнет — крышка, страна погибнет — вышка,
Но не в гулаге где-то, а в небесах, вверху.
За дело! — кровь из носа; такие, брат, делишки;
Не много дней полезных осталось на веку.
 
И вдруг вселенский вирус, прообраз Вельзевула,
Ведь он Всевышним послан, не сам собой возник.
За все грехи земные. И двадцать лет прогулок
В кремлёвских коридорах — в грехах совсем не пшик.
 
Не зря когда-то Ельцин склонился перед Богом,
Не даром у народа прощенье попросил!
Он Бога и Россию молил в те дни о многом,
И Бог с народом щедро за всё его простил…
 
Трагическое время! Ответственное время!
Последняя возможность наш Третий Рим спасти!
И если Путин с Богом, с Россией, с нами всеми,
То он и в самом деле на истинном пути.
 
Так стоит постараться! С душою и с любовью.
Спасительное поле раскрылось перед ним.
И вся его работа небесной дышит новью,
Хотя ещё земная и отдаёт земным.
 
27.03.20 г.,
Неделя Крестопоклонная;
День памяти батюшки Владимира Зязева
 
29.03.20 г.,
Неделя Иоанна Лествичника
 
 
 
ДАВАЙ ПРИПОМНИМ НАШИ ВЕЧЕРА...
 
Валентине
 
Давай припомним наши вечера,
Когда с тобой мы грустно рассуждали
О том, как плохо жили мы вчера
И что сегодня лучше жить не стали.
 
Сквозь рыхлый политический туман
Мы тщетно разглядеть с тобой пытались
Давно уж надоевший нам обман
И правды в нём
хоть маленькую малость.
 
Мы думали о новых временах,
Но, разрази нас гром, ещё не знали,
Что сплошь советские и гниль, и прах
На долгий век Россиюшку сковали.
 
Ни Горбачёв, ни Ельцин не смогли
Русь изменить в делах её нечистых.
Махровым цветом изнутри цвели
Сменившие обличье коммунисты.
 
Плетями обуха не перебить.
А Горбачев и Ельцин все недели
Лишь плётками словесными гремели.
Как Пётр Первый, думать и творить
Они тогда в помине не умели.
 
И не могли (я повторить готов),
Поскольку управленцы всех сортов,
Да и народа далеко не малость —
Снаружи были всяческих цветов,
А в сердцевине красными остались.
 
И Путин, наш российский новый царь,
Овладевающий державным стажем,
Был вынужден хитрить,
как власти встарь,
Чтоб угодить и нашим и не нашим.
 
И вот вся жизнь ему опасный бой,
Неясная суразность-несуразность.
А мы ругали бедного с тобой
За политическую непонятноть.
 
Он говорил, что рухнувший Союз
Богатое наследство нам оставил —
В нём было столько нерушимых уз
И столько добрых человечных правил.
 
Он говорил, что если бы на то
Была его спасительная воля,
Державу не разрушил бы никто,
Что у неё была иная доля.
 
А то велел вдруг помириться тем,
Кто без Христа минуты жить не может,
И тем, кто в злом неверии совсем
И к возрожденью храмов глух и нем,
И вовсе против — ажно вон из кожи.
 
И мы с тобою не могли понять —
Он в православных или в атеистах.
О вере ни полслова. И под стать —
О коммунистах, истых и не истых.
 
«К какому же единству он зовёт? —
Порой ты говорила с удивленьем. —
К единству нищебродов и господ?
К единству с толерантным поколеньем?
 
Но ведь Христу не пара Велиар.
Какое же пророчит он единство,
Когда у многих денежный угар
И красной эры не проходит свинство?»
 
Такими были наши вечера,
Когда с тобой мы грустно рассуждали
О том, как плохо жили мы вчера
И что сегодня лучше жить не стали.
 
Не стали лучше жить… Да вот беда —
Жить стали хуже,
лишь настигла старость.
Пошла суровых пенсий череда.
Идёт. И до сих пор не прекращалась.
 
И новое правленье тоже шло.
И шло, и шло. И не кончалось тоже.
И нам казалось страшным это зло.
Казалось вечным. И мороз по коже.
 
И вдруг, когда промчалась по стране
Волна законодательных поправок —
Как сразу вырос Путин на волне!
И как раскрылся сразу, Боже правый!
 
Он заявил, что изменилась жизнь,
Что требованья к жизни изменились.
Немало было нестыковок, лжи.
Они у нас десятки лет копились.
 
И вот пришла, нагрянула пора,
Пришло традиций наших возрожденье.
Что было нежелательным вчера —
Немедленного ждёт осуществленья…
 
«Ого!» — сказали вместе мы с тобой.
А после долго думали-гадали:
Уловка это? Или главный бой,
Который был задуман им вначале?
 
И нам открылась тайная борьба
Как подготовка к нынешнему бою.
И вот — его великая судьба.
И вместе право жертвовать собою.
 
И все его ошибки и грехи,
Как грех один, Создателем простятся.
И я прощу и напишу стихи.
И, милый друг, простишь его и ты.
И именем его украсим святцы.
 
И не случайным будет наш почёт.
За смелость, за слова и за деянья.
И это не слащавое преданье —
Вновь Пётр Первый из веков встаёт.
И безвременье рушится. И вот
Над Русью позабытое сиянье.
 
И мы с тобой с волнением следим
За грозовыми вешними делами.
Рассеялся в просторах едкий дым,
Иная панорама перед нами.
 
Асфальт шоссейный пеленает Русь,
Бесплатные гектары оживают,
Заброшенные сёла хмарь и грусть
Лесами новостроек провожают.
 
Туризм забытый, словно богатырь,
По всей России расправляет плечи.
И Север, и Восток, и вся Сибирь
Красот своих расхваливают ширь,
Как будто встарь хвалиться было нечем.
 
И древние в России города
Нашли в себе приятного немало,
Да так что толпы ринулись туда —
И пандемия им не помешала.
 
И вот иркутский экстренный десант —
Который состраданьем, честью, болью
Возводит в Забайкалье город-сад
Из гиблого Сибирского Усолья...
 
И мы с тобой в ночную глушь и тишь
Мир этот видим. Он и впрямь прекрасен.
«Вот чудо Божье!» — ты мне говоришь,
Да, это чудо. Я с тобой согласен.
 
И значит — снова побеждает жизнь.
И значит — не напрасно мы страдали.
Мы этого с тобой так долго ждали.
И ожиданья трудные сбылись.
 
18.12.20 г.,
Преподобного Саввы Освященного