Мы так редко с тобой говорили

Прочный лист из стекла, ртутно-серый раствор амальгамы,

Вот твое естество, ты не ведаешь, что там извне,

За оберткой всех рам и моей перламутровой рамы,

Ты живешь в зазеркалье, в непризнанной мною стране.

Ну а мне каково? Мне бы выплеснуть все, что незримо

Схоронилось внутри, прикипело за давностью лет,

Здесь прошло столько лун, столько солнц переплавлено в зимы,

Столько спелых садов зацеловывал пьяный рассвет...

 

Но невинна земля, ей самой приходилось несладко,

Столько жизней - в расход, столько правды ушло в никуда,

Малахольный историк врал нагло, убористо, гладко,

И катили по свету на север и юг поезда.

Засыпали перроны, умытые… Впрочем, не важно,

А в психушке не спал, горе мыкал бездомный поэт...

В вечер каялись все, вспоминали кресты поэтажно

И грешили, грешили с утра тем молитвам вослед...

 

Так чего же ты ждешь? Не ропщи под фанфарные трубы,

Нынче ласточки в небе, а завтра все листья - с куста,

Кто-то утром тебя поцелует предательски в губы,

Нервно скажет: "Моя", - только это все будет не так…

Улетай за порог той непонятой белою птицей,

Уходи и не стой, я завешу в дому зеркала,

В небе тоже погром, и замылена божья десница,

Кто-то скажет: "Жила", кто-то сплюнет нахально: "Была..."

 

Нет, постой, не спеши, мы так редко с тобой говорили,

От твоей немоты даже ангел лишится ума,

Ты невинная жертва в моем запрессованном теле,

Между нами родство, без намеков и всяких жеманств.

И без всяких жеманств мы с тобой разминемся на встречной,

У меня тут то солнце, то тучи сгустятся вдали,

Твой удел - зазеркалье и сотни шагов в бесконечность -

У меня ровно столько до самого края земли…