Дождливый стих
Эй, ты когда-нибудь слушал голос огня,
Вихрями искр взлетавшего в неба ночь,
Яркими птицами душу к себе маня,
Что улетает от сумерек мира прочь?
Эй, объясни, куда уходят ветра?
Ведь те, что приходят обратно – всегда не они,
Те, что дышат мне в сердце теплом костра
И утренних звезд над городом жгут фонари.
Эй, ты знаешь, мой ветер где-то в пути,
Может быть, он запутался в проводах,
А может, в стеклянной банке сидит взаперти,
Или шумит в распахнутых настежь дверях.
Голосом моря поет он мне по ночам
И за окном негромко так шелестит,
Осенью греет сердце, чтоб не замерзнуть плечам,
А душа разрывается надвое, будто магнит
Огромный поставили где-то там,
С единственным полюсом, бьющим только по мне,
И сотни зашитых где-то в подкорке программ
Включаются залпом, стоит закрыть глаза
И оказаться в зыбком неясном сне.
Небо изорвано в клочья хвостами комет,
Затянуто нитями судеб старое колесо,
Я как в плащ завернулась в красный мохнатый плед
И рисую на запотевшем стекле лассо,
В которое попадется птица-луна,
С мягкими перьями из дождевых облаков,
А вместо сердца – снова – натянутая струна,
Звенящая в гулких арках пустых дворов.
Эй, расскажи, а с неба мир – он какой?
И облака не мешают смотреть на нас?
Ты видишь звездочки фонарей на Тверской,
И не отводишь ярких огненных глаз,
Которые в сердце впиваются, словно иглой,
Раскаленным кончиком, будто свинцом,
Дырочки тихо штопая. Детской игрой,
Ты увлечен этим майским свихнувшимся сном.
Асфальт разлинован клеточкой – раз-два-три,
Каждый квадратик – в иное пространство окно:
Вот, посмотри, вот в этой горят фонари,
А в этой мне неожиданно холодно и темно.
Если скакать по классикам-облакам,
Асфальт синим кажется, как небеса,
Но что-то холодное капает по щекам –
Все ничего, это просто прошла гроза,
И бессмертная высь отражается в мелкой луже,
Словно небо спустилось зачем-то сюда, ко мне.
Извини, но мне ветер по-прежнему слишком нужен,
Чтобы крылья расправить, стоя на мокрой земле.
Вихрями искр взлетавшего в неба ночь,
Яркими птицами душу к себе маня,
Что улетает от сумерек мира прочь?
Эй, объясни, куда уходят ветра?
Ведь те, что приходят обратно – всегда не они,
Те, что дышат мне в сердце теплом костра
И утренних звезд над городом жгут фонари.
Эй, ты знаешь, мой ветер где-то в пути,
Может быть, он запутался в проводах,
А может, в стеклянной банке сидит взаперти,
Или шумит в распахнутых настежь дверях.
Голосом моря поет он мне по ночам
И за окном негромко так шелестит,
Осенью греет сердце, чтоб не замерзнуть плечам,
А душа разрывается надвое, будто магнит
Огромный поставили где-то там,
С единственным полюсом, бьющим только по мне,
И сотни зашитых где-то в подкорке программ
Включаются залпом, стоит закрыть глаза
И оказаться в зыбком неясном сне.
Небо изорвано в клочья хвостами комет,
Затянуто нитями судеб старое колесо,
Я как в плащ завернулась в красный мохнатый плед
И рисую на запотевшем стекле лассо,
В которое попадется птица-луна,
С мягкими перьями из дождевых облаков,
А вместо сердца – снова – натянутая струна,
Звенящая в гулких арках пустых дворов.
Эй, расскажи, а с неба мир – он какой?
И облака не мешают смотреть на нас?
Ты видишь звездочки фонарей на Тверской,
И не отводишь ярких огненных глаз,
Которые в сердце впиваются, словно иглой,
Раскаленным кончиком, будто свинцом,
Дырочки тихо штопая. Детской игрой,
Ты увлечен этим майским свихнувшимся сном.
Асфальт разлинован клеточкой – раз-два-три,
Каждый квадратик – в иное пространство окно:
Вот, посмотри, вот в этой горят фонари,
А в этой мне неожиданно холодно и темно.
Если скакать по классикам-облакам,
Асфальт синим кажется, как небеса,
Но что-то холодное капает по щекам –
Все ничего, это просто прошла гроза,
И бессмертная высь отражается в мелкой луже,
Словно небо спустилось зачем-то сюда, ко мне.
Извини, но мне ветер по-прежнему слишком нужен,
Чтобы крылья расправить, стоя на мокрой земле.