Охота на медведя

(Моему Духовному другу Константину Трошину посвящаю)

 

Было это в 1985 году. Работал я тогда на вахте на севере Томской области в новом вахтовом посёлке Пионерный. Стране нужны были новые нефтяные месторождения и много-много нефти на экспорт.

Был я молодой, сильный, выносливый, и горячий. Строили мы жильё для нефтянников.

Пятнадцать дней вахта, а потом пятнадцать дней - гуляй-не хочу! Тайга, болота, охота, рыбалка, девки молодые и шило (спирт) рекой.

И вот, отработав очередную вахту, а был это последний день октября, снег уже как пару недель лёг, отдохнув день, зарядив патроны, смазав и "облизав", обласкав и нагладив, как любимую женщину, свою "тёмную" одностволочку шестнадцатого калибра, пошёл я в Тайгу - в Семёновский урман, глухарей-косачей-рябчиков пострелять, белочек посмотреть, а может быть и соболька царапнуть. Об олешках и сохатых не думал, вроде не далеко от посёлка. Ждал я своего друга из Томска, что бы на "вертушке" заброситься дней на десять в избушку в Епишкин урман.

Был у меня на тот период моего охотничьего опыта такой расклад - в пантронташе - шесть пулевых патронов справа и восемнадцать левее. Патронташ однорядный, лишний вес не таскал, по бутылкам из под водки не стрелял, патроны берёг, знал, что этого боеприпаса на день достаточно. А тут получилось так, что пулевые в патронташ не вставил, самая крупная дробь двойка.

Взял я с утреца кобелька помойного - Федьку, рюкзачёк под добычу, застегнул патронташ на поясе, ружьишко свесил на ремне через шею под телогреечкой, повесил нож на ремень, кликнул водилу на "Татре" и в путь.

Федька кобелёк был ещё тот - небольшенький, лёгкий, шустрый и неугомонный. Было ему тогда года три не больше, но был он зачинщиком всех драк собачьих. Вот в одной из таких драк и потерял он один глаз. То-есть был одноглазый. По белке и по соболю он работал превосходно, зверька уходящего по кедрачу чуял верхом, не отпускал пока не загонит, пока зверьку перепрыгнуть дальше уже некуда.

Отъехал я от посёлка на десять-двенадцать километров, вышел из машины и в Семёновский урман с Федькой. Заплясал он сходу, снега чуть-чуть, сразу вперёд ушёл. А минут через десять и залаял. Слышу игриво, значит на белку. (Его по лаю понять можно было, кого он загнал). Подошёл я, посмотрел на кедрУ, ага вон она белочка. Закрыл стволом дерева тушку, оставил одну головку и саданул по краю ствола девяточкой. Белочка и слетела со ствола, как спелое яблочко. Федька на лету поймал её, жеванул позвоночник и положил на снег.

ДОбыли мы тогда зА день штук десять белок, ну и соболькА сняли одного. Возвращаемся к трассе потихоньку, упарились за день обои, устали. Федька-то ладно, пару тушек охлаждённых в снегу съел, а у меня ни крошки во рту за весь день, только снег в рот вместо воды.

Двигаемся краем болота клюквенного, свернули к трассе, пошли оврагами не большими. Федька где-то впреди, я сзади. И тут слышу лай громкий, да такой дерзкий, злобный, будто он сцепился или с россомахой или с барсуком. Спешу на выручку, а в висках стучит - барсук лёг в норы уже как недели две-три, россомаха его задавит в одно мгновение. Что может быть? Выбегаю на край лОга и вижу. На противоположном склоне оврага нора в полметра, куржак бурый по кромке... А Федька туда щерится, зубы оскалом и глотку рвёт.

И тут до меня мгновенно доходит - БЕРЛОГА! Правая рука на потранташ а там... а там дробь двойка и всё. Чем бить медведя?! Только на коротке, только вплотную с двух метров не больше.

Подбегаю к берлоге сверху. Перезаридил на двойку, два патрона двойки в левой ладони зажаты. Дыхание на пределе. Ну, думаю сссука или я лягу здесь или ты. Федька беснуется. Он чует зверь серьёзный но, ведь дурашка, не понимает что это за зверь, не видел он никогда медведя настоящего, живого, да ещё в ярости.

Всё. У меня дыхание ровное, палец на курке, в реакции не сомневаюсь, стою сверху в метре от отверстия в берлогу. Стою и жду. И... никакой реакции из берлоги. Так, начинаю соображать. Медведь не выйдет до последнего. Надо уходить. Забирать этого одноглазого придурка и уходить. Уже смеркается. Мне его не поднять, тем более двойкой, порвёт он меня, развернётся и порвёт.

Быстро начинаю уходить вверх по логу, зову Фёдора. Федька бросает берлогу и за мной... обиделся не на шутку, плетётся сзади и не хочет со мной разговаривать. Говорю ему - Федя мы вернёмся сюда, обязательно вернёмся. Вернёмся буквально на днях.

Утро следующего дня. На взлётку "падает" "грузовик" АН-26. Встречаю своего друга Кольку с братом Серёгой - они шофера на "Татрах". Быстро объясняю ситуацию. Едем в посёлок. Заряжаемся пулевыми. Каждый по шесть штук. У них круглые, у меня турбинки "Майера". У них двухстволки двенадцатого калибра, у меня одностволка шестнадцатого 1959 года выпуска. Я в своей уверен на сто процентов. Берём Федьку и мощного, тяжёлого кобеля лайку Тыма. Ребята добрасывают нас по трассе до профиля. Километр идём пешком.

Всё. Псы почуяли зверя. Медведь за ночь не ушёл. Этого я боялся больше всего. Псы атакуют берлогу. Я ребят расставляю в пяти-семи метрах выше берлоги по сторонам под углом градусов сорок-сорок пять. И говорю: "Держите на прицеле выход из берлоги, а я начну поднимать". "Смотрите! Не застрелите в горячке меня". Вырубаю топориком не большенькую ёлочку и запихиваю в берлогу комлём вперёд, потом ещё одну и третью. Всё. Заломка готова. Вырубаю чистый кол и начинаю пробивать сверху землю в берлогу. Псы беснуются. Тым отшвырнул в сторону "убогого" и работает один. Моё старенькое ружьишко заряжено и привалено к какой-то молодой берёзке. В ладоне левой руки два пулевых патрона, в патранташе справа ещё четыре. Пробил отверстие в берлогу и начинаю шурудить. И тут пошёл страшный рык. Делаю два шага назад, хватаю ружьё... Медведь выскакивает из берлоги как пуля... и всё, началась пальба. Ребята успевают выстрелить из двух стволов и перезарядить. Я за это время выпускаю из одностволки пять пуль с перезарядкой и вставляю последний шестой. Медведь лежит уткнувшись мордой в снег. Вес полтонны не меньше. Псы разбежались и не подходят. Подхожу сзади и ногой толкаю тушу. Мёртв.

Начинаем обдирать и разделывать... И тут выясняется, что ни одной из четырёх круглых пуль моих друзей нет. А мои четыре из пяти пуль легли в таком порядке. Одна в крестце, одна между лопаток, одна прошла шею и вышла через гортань и четвертую нашли в груди. Медведь вначале кинулся за Тымом, пробежав семь метров, поняв откуда идёт боль и угроза, резко развернулся и бросился на меня. Каждая рана была, практически, смертельной. Но, медведь на убой очень выносливый, он может бежать с простреленным сердцем ещё сто пятьдесят метров. Я остановил его последней - четвёртой пулей почти в ногах - в двух метрах. Он распластал передние лапы и уткнулся головой в снег...

Собаки вернулись, они в шоке от этой туши, от запаха и горы мяса. Осторожно, со злобой начинают теребить шкуру. Поняв, что зверь "молчит" и не отвечает, пытаются уже рвать. Приходиться их постоянно отгонять.

До вечера выносим на трассу мясо.

Неделю топлю в вагончике медвежий жир. Дым и чад коромыслом, дышать нечем, уже тошнит. Ни одна собака шкварки не жрёт, только один Федька балдеет.

Через месяц вваливаются с обыском менты. Ничего не находят. Им убогим не в домёк, что у меня бригада тридцать человек и они уже месяц в столовую не ходят, варят, жарят и парят медвежатину, на гарнир гречка, кортошка и рис. Ну, а сорок литров жира я вывез на "Урале" по зимнику в город...

 

И вот я уже много лет не охочусь. Как-то постепенно перевернулось всё в сознании. Не хочу больше убивать, добывать и лишать жизни зверей, птиц и их будущее - не рождённое потомство. Ведь каждый убитый зверь - это лишение продолжения его зверинного Рода.

Несколько лет назад я развесил в Тайге кормушки для птиц, соорудил навесики-столовые для куниц, лис, норок, хорьков, енотов и всех других зверушек и зимой каждую неделю езжу и пополняю все эти кормушки.

Я замаливаю грехи всей свой жизни охотника.

 

7529