Ещё одна вариация
Жемчужно-серый сумеречный снег.
По дольной жизни брёл в туман Моне.
И, чайками срываясь с парапета,
миг бытия, беспомощно крылат,
летел в гипотетический закат.
И в прошлой жизни вспоминалось лето.
Качался день в сиреневой тени.
Цвели кувшинки где-то в Живерни.
И женщина из сна брела по саду.
Шептались ивы тихо: «Берегись».
Движенье бога продолжала кисть.
А большего, казалось, и не надо.
Но бога, как Иаков, поборов,
судьба уже не виделась игрой,
где старость обязательно обманет.
Глаза откроешь – а былого нет.
И только память сохраняет цвет.
Но вещи растворяются в тумане.
В тумане, что так нежен и любим.
Но только это не туман, а дым,
где, заблудившись, страшно задохнуться.
Но перед тем, как в пустоту шагнуть,
изображать не плоть вещей, но суть,
как и пристало истинным безумцам.
Творец бредёт в туман, неутомим,
забытый торопливыми людьми.
Изысканно, а может, несказанно
рисует Бог на белом полотне
жемчужно-серый сумеречный снег
в сиреневатом мареве тумана.
