Офонаренно

Фонарщик пьян. Качается фонарь,

кончается февральская морока.

До срока облетает календарь,

пуская журавлей в мишени окон.

Попал! Контрольный, но уже в моё,

разлука отдаёт вином и сажей.

О ком сирена заполночь поёт,

об этом даже рация не скажет:

иконы превращаются в золу,

в квартире филиал земного ада,

и рацио, сопя, сидит в углу

оси XY порохового склада.

 

Простить, не мысля;

мысля, не прощать —

бинарного «to be» вопрос похлеще.

Рассудок ставит подпись и печать,

мутнеет память, исчезают вещи —

как будто стадо бойких муравьёв

их в топку тащит, шевеля усами…

Чумным фрегатом ночь во мне плывёт:

хлопок одной ладони — парусами —

оставив холод и пустую хмарь

на месте грёз, не ставших настоящим…

 

В ночном ветру качается фонарь,

на фонаре качается фонарщик:

таращит удивлённые глаза

на звёзды;

кружит

палкой в снежном чае…

бог с ним, не с ним, нет бога — не сказать,

и с ним рассказ кончается, качаясь.