Рыбье

Белым звоном трусит, дождь осколков кромсает кожу:

видно там, в небеси, осерчав, бьёт посуду боже.

Волны бликов на чёрном, кружение снежных сов…

В душной, тёмной гостиной — ни звука, лишь хрип часов,

не способных пойти — и допить эту ночь до дна.

 

(Муть в квадрате окна.

Восковая луна.

Стена.

Тенью сожранный шкаф и замшелого кресла глыба —

по дорожке луча серебрится узор из роз…

Ты застыл у стены перед зеркалом в полный рост,

до хребта ошалев, как попавшая в невод рыба,

из хрустальных глубин унесённая рыбаком —

сбив в борьбе плавники, пыльный воздух хватая ртом,

задыхаясь мольбой о потерянном рыбьем рае.)

Твой мучитель смеётся, низвергнув тебя из вод.

Звёзды жалят, играя. Луна затыкает рот,

придвигая к ногам разогретую сковородку.

 

Поднимаешь глаза.

И за взгляд — ножевой, короткий —

ловишь топкую гладь и мерцающее лицо,

влажный блеск чешуи, трепет жабер поверх одежды…

Растеряв все слова, плохо помня, что было прежде —

зазеркальная тьма слишком алчна и глубока —

понимаешь, что в этом аду не найти надежды:

ни за тающий миг, ни за будущие века.

 

(Не смотри

в лунный холод стекла,

не дыши, пока

отражённый двойник

золотые глаза не смежит —

создавая твой мир,

смертный сон отдавая в дар.)

 

Ты его продолжение.

Лучший его кошмар.